— И ты бросила бы свою жизнь в Нью-Йорке? И стала бы искать так же долго и так же старательно?
— Нет.
— Вот потому-то и не попросил.
— Но ведь вы заставили меня чувствовать такую страшную вину из-за прачечной и растений.
— Ты была нужна мне, чтобы найти безымянное растение страсти. Твое сильное чувство вины было моей последней надеждой. Это единственное, что могло заставить тебя приехать в Мексику и искать растения. Я счел неожиданной удачей то, что из-за тебя обокрали прачечную.
Мы немного посидели молча, наблюдая, как рыбаки вытягивают длинные сети.
— Когда мы впервые встретились, ты сказала мне, что не любишь свою работу и если бы могла заняться тем, чем хочешь, то скорее всего выбрала бы опасные приключения, любовь и деньги. Помнишь?
— Помню.
— Ты получила все, о чем мечтала?
— Не знаю.
— Приключения?
— На десять жизней.
— Нашла любовь?
Я подумала о нас с Диего и Армандо с Сонали.
— Да, нашла.
— Деньги?
— На этот счет не совсем уверена.
Армандо открыл кожаную сумку и вытащил оттуда маленький черенок.
— Он от растения страсти. Насколько мне известно, в настоящий момент мы единственные обладатели редкого вымершего растения. В мире не осталось больше ни одного, и цена его очень высока. Возьми этот черенок, и он принесет тебе целое состояние.
— Зачем вам так нужен был цветок страсти?
— У меня есть все, что мне нужно, кроме счастья Сонали. Единственная вещь, которая что-то значит для нее, да и для меня тоже, — безымянное растение страсти.
Теперь Сонали будет счастлива. А у меня будет все, о чем я мечтал.
— У меня еще один вопрос.
— Давай.
— Как вы поняли, что, однажды попав в Мексику, я смогу найти его?
— Я ведь проверил тебя огненным папоротником. Из тысяч людей, с которыми я встречался в прачечной, из всех людей, с которыми знакомился и разговаривал, всего лишь десять получили огненный папоротник для укоренения. Из этих десяти только ты смогла его укоренить. Да и вообще ты мне понравилась. Поверь мне, нас бы здесь не было, если б не понравилась. Очень трудно отправляться в опасное путешествие с тем, кто тебе не симпатичен. Особенно в моем возрасте.
— Сколько вам лет?
Армандо засмеялся:
— Посмотри на холмы вон там вдали.
— А что, если бы я не нашла растение страсти?
— Мы оставались бы здесь до тех пор, пока не нашла. — Голос его был холодным и безжалостным. — Растение страсти — десятое растение. Начало нового цикла. Это часть твоей собственной мифологии и легенды. Цветок страсти — твой вклад в легенду.
— Я подумала, что, может, не захочу вернуться в Нью-Йорк, а останусь здесь с вами и Диего.
— Ты возвращаешься завтра. Я уже заказал билет.
— Я не готова.
— Тебе надо вернуться в свой мир и посмотреть, каков он для тебя теперь, после всего пережитого. Только тогда ты поймешь, чего ты по-настоящему хочешь и кто ты есть сама. И следовательно, сможешь сама выбрать свой путь в жизни.
Армандо положил мне руку на плечо и притянул к себе. Я знала, что стала частью его, а он частью меня.
— Мне можно увидеть Диего?
— Он ждет тебя.
Диего все еще лежал в кровати, но щеки его порозовели и округлились, а волосы, которые, казалось, отросли за ночь, были убраны в длинный блестящий хвост. В общем, он был таким же красивым и сильным, как до болезни. Противоядие сработало.
Я наклонилась и стянула эластичную ленту с его волос, они рассыпались, и я уловила знакомый кокосовый запах
Он приподнялся и сел, я обняла его, сильно прижав к себе
— Прости за то, что я сделала с тобой.
— Знаю. Я тоже сожалею.
— О чем?
— О том, что дразнил тебя. Сделай я так, как ты хотела, ничего бы не случилось. — Он улыбнулся своей широкой белозубой обезоруживающей улыбкой.
— Я нашла противоядие, пробормотала я ему в волосы.
— Знаю, — прошептал он в ответ. — И знаю, через что ты прошла.
— И я нашла безымянную бромелию.
— Расскажи, как ты нашла ее. — Он шептал мне прямо в ухо. — Расскажи мне все.
— Ты уверен, что захочешь слушать?
— Да. Я хочу услышать нашу историю. Расскажи ее мне.
— Она началась, когда я увидела тебя в тропическом лесу. Когда почти наступила на цикадофит и глоксинию, но ты как раз вовремя меня остановил.
— Это когда я заставил тебя вернуться за лунным цветком.
— Ты еще назвал его пуповиной.
— А потом мы шли к Касабланке через джунгли.
— А потом вдоль океана.
— Ты мне уже нравилась.
— И ты мне тоже. Ты познакомил меня с Тамацем Кауйюмари. С самым старым и большим оленем.
— Я спел тебе песню его духа.
— А потом он привел нас к теоброме какао.
— Я увидел, как пантера онка (черная пантера-ягуар) следила за тобой в джунглях, да еще два раза.
— Не следовало мне ездить на рынок без тебя, но ты спал.
— Зато ты встретила там кассиршу.
— И нашла мандрагору. И Chicorium intybus (цикорий). Растение невидимок.
— И встретила сотую Меллори.
— Да, и Меллори.
— А потом воспарила выше воздушного змея в саду страждущих синсемилл.
— Ее синсемилла возбудила во мне чувственность.
— Ты забрала всю ее женственность.
— Поэтому я так хотела быть с тобой. Поэтому-то я подсыпала тебе корень мандрагоры.
— Поэтому, и еще потому, что ты любишь меня. Это заставляет тебя делать странные вещи.
— Я люблю тебя.
— Знаю.
— Я выпила Datura inoxia (дурман индейский) и странствовала с черной пантерой в поисках противоядия.
— И еще ты видела энергетические нити деревьев.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что знаю.
— Я вдыхала запах ландыша, близко-близко, но запах твоей кожи все равно намного слаще.
— Но не такой сладкий, как твоей.
— Я танцевала с гремучей змеей.
— В жизни вообще много змей.
— А потом от вспышки молнии загорелось дерево по соседству, и я нашла безымянную бромелию.
— Как странно, что дерево загорелось в тропическом лесу. Ведь там очень сыро.
— Я нашла растение страсти. Десятое растение.
— Ты смогла найти его из-за своей страсти. Ты и дерево зажгла своей страстью.
— Я люблю тебя.
— Я тебя тоже люблю.
— И это наша история.
— Это верно: тот, кто нашел девять растений, обязательно должен найти то, к чему он стремится.
— Это правда.
— Давай скажем это вместе.
Мы начали:
— Лунный цветок, глоксиния, цикадофит, теоброма какао, мандрагора, цикорий, синсемилла, дурман индейский, ландыш и десятое растение. Бромелия. Безымянное растение страсти.
— Если хочешь увидеть растения, — сказал мне Армандо, — они принимают солнечную ванну на балконе. Думаю, они тоже хотят на тебя посмотреть.
Мы с Диего вышли наружу и, обогнув дом, поднялись по ступенькам на крыльцо. Был прекрасный солнечный день, я вытянула шею, чтобы взглянуть на море. Мы прошли по каменистой, поросшей мягкой травой земле, и я ни разу не посмотрела под ноги, потому что знала, что скорпионы мои друзья, и я им теперь доверяла. Потому что они убили моего врага.
По ступенькам мы вскарабкались на балкон на крыше дома и там остановились посмотреть на маму Диего, Лурдес Пинто, которая стояла около своей хижины. Она стирала белье на камнях у моря, словно ничего и не случилось.
— Где Эксли? — спросила я Диего. — Где его тело?
— Армандо с моей матерью кинули его в море. Она стирает одежду, чтобы отмыть кровь.
На длинном деревянном столе растения стояли рядком точно в таком порядке, в каком мы их нашли. Они были в цветочных горшках и залиты солнечными лучами, и, конечно, их окружала легкая дымка. Они выглядели яркими, счастливыми и стояли очень прямо.
Я прошла вдоль деревянного стола, чтобы осмотреть каждое растение со всех сторон. Мы с Диего шли обнявшись.
— Ты ведь улетаешь обратно в Нью-Йорк?
— Я не хочу.
— Ты ведь вернешься в Мексику?
Я улыбнулась.
— Хотелось бы.
Я огляделась, чтобы увидеть все в последний раз.
Десятое растение, растение страсти, как раз зацветало.
Часть третья
Город Нью-Йорк
Я вернулась в город в середине августа, самого жаркого месяца в Нью-Йорке. Было до того жарко, что на стоянке такси в аэропорту Кеннеди дорожный асфальт прилипал к подошвам кроссовок. Сначала я подумала, что наступила на жвачку, но это оказался подтаявший тротуар.
Не хотелось бы долго останавливаться на этой теме, но жара в Нью-Йорке радикально отличается от жары на Юкатане. Эта городская жара особенно плохо переносится из-за высокой влажности. Просто она была жарче. А если короче, в Нью-Йорке нет океанского бриза, чтобы охладить и освежить жар города, и нет растений, которые бы выделяли чистый кислород. В эту жару добавляется жар от моторов, генераторов и трансформаторов. От самолетов и машин, кондиционеров и выхлопных труб. Этот жар значительно более гнетущий, чем полуденный жар солнца, смягченный вечерним ветерком с океана, к которому я так успела привыкнуть. Жара в городе Нью-Йорке даже пахнет по-другому и на вкус другая, и тело мое отвергало ее, как чужеродное вещество, а отторжение проявлялось в кашле, чихании и состоянии постоянной тревоги и озноба. Я моментально все это возненавидела и винила себя за то, что позволила Армандо уговорить себя вернуться в самый разгар лета вместо осени, как я планировала сделать раньше.
