Наконец, Мудрец указал мне на маленькую пустынную чайхану «Старая сказка» и сказал:
— Тут честная шурпа душистая, и сочный непуганый шашлык, и терпкий неразбавленный изумрудный чай… Тут и остановимся… И он омыл руки в реке… и я вслед за ним… Я спросил:
— О, мудрейший, как ты издалека учуял честность этой чайханы, как волк чует сладкую овцу?.. Ходжа улыбнулся:
— Мы прошли много богатых чайхан… ты видел, Ходжа Зульфикар, стаи жирных сытых собак лежат около каждой чайханы… там хозяева-воры, там дурная еда, и посетители отдают ее псам, оставаясь голодными…
А у этой чайханы нет собак, потому что еда здесь честна, чиста, свежа, и посетители сами поедают ее, не оставляя псам…
Ходжа улыбнулся:
— Я много странствовал по векам и народам… Если хочешь познать народ — гляди на его правителей… Если они богаты, сыты, жирны, как эти псы — значит, народ нищ…
Ходжа улыбнулся, отхлебывая, смакуя густую пряную шурпу из свежезарезанной козы…
…Мы долго сидели в чайхане «Старая сказка» с великим Старцем…
Речной ветерок, пахнущий хрусталем-алмазом горной воды и свежестью приречной молодой курчавой травки, остужал, нежно обвивал, покалывал нас, навевая сладкий сон…
Ходжа уже дремал, молчал, как молчат святые камни древних мазаров, а я мучился, потому что знал, что такие встречи бывают раз в жизни, и мне хотелось узнать у Тысячелетнего Устода вечную мудрость… непреходящую истину тысячелетий…
Кто еще на земле нынче скажет мне Истину?..
Я чуял, что после сытой еды и блаженного сладчайшего ветерка Мудрец вот-вот уснет, и я быстро заговорил:
— О, тысячелетний шейх! О, Двуногая Пирамида Мудрости!.. Ты беседовал с царем Соломоном… с Чингисханом… С Иосифом Сталиным… с Махатмой Ганди…
Что такое Истина?.. Что такое Правда?… Можно ли жить без Истины и Правды?..
И тут тысячелетний Мудрец, уже засыпая от старости, уже упадая в сладкую пропасть послеобеденного сна, прошептал:
— В каждой стране, в каждом народе должен быть хоть один Человек, говорящий Правду… Иначе народ и страна заблудятся и погибнут… как корабль без маяка…
Но! не более Одного… ха-ха…
И великий Суфий засмеялся, закрывая сонные орлиные глаза… Тогда я почти закричал:
— О, тысячелетний Мудрец! А кто? Кто этот Человек?!..
В моем родном нынешнем Таджикистане?..
Журналист Сайефи Мизроб?..
Мулло Турачон-зода?..
Или сам Президент Эмомали Рахмон?..
Или весь Таджикский народ?..
Ибо Правда — это земля, а земля принадлежит всем…
Но великий, тысячелетний, бессмертный Мудрец уже спал, и храп его заглушал святой бушующий грохот моей родной реки Варзоб-дарьи…
О, Всевышний!..
Да будет с Ходжой Насреддином Твоя Милость…
И со всеми нами…
А Мудрость всегда спит, когда бушует Река Жизни…
Айххххх…
Но реки таджикские нежные безвинные беззащитные полонены забиты смертным мусором… задыхаются… умирают они…
Как человек, в горле которого кости непроходимые…
Тогда Ходжа открыл глаза и сказал…
…И Ходжа Насреддин сказал:
— В Древнем Китае при династии Шан в XVII веке до н. э. человек, бросающий мусор на дорогу, карался отрубанием обеих рук…
О Аллах!..
Ходжа сказал:
— Я брожу по родному Таджикистану, по стране хрустальных беззащитных невинных, как дитя в люльке-гахваре, рек…
И вот человек бросает мусор в реку, как в колыбель-люльку младенца, и уходит, и никто не наказывает его…
Что может сказать младенец?..
О, брат мой! иль не знаешь? не видишь, что белопенная алмазнопылящая река — твоя седая вечная мать кормилица поилица…
Вода белоснежная — грудное молоко новорожденного — и ты, слепец, хочешь замутить его и убить младенца?..
И вот ты бросаешь мусор камни бутыли в седую мать-реку свою?
Что может ответить она?..
Только плеснет белоснежной беззащитной алмазной волной как слезой…
Река — младенец в люльке…
Река — седая мать…
Кто защитит вас?..
О мой таджик, мой брат!..
Слепец, твои дети уже не увидят реку…
Уже не испьют воды алмазной и целебной…
Мальчики чада твои рассыплются по миру, как четки в руках пьяницы, а таких много нынче…
…Ах мальчики-бродяги…
Глава XXIII
МАЛЬЧИК, НЕ УПАДИ…
…Ах мальчики-бродяги…
…Вот кишлачный мальчик — тончайшая родниковая кружевная душа — сидит на крыше глиняной кибитки-мазанки на вершине горы Лолачи и, болтая пыльными абрикосовыми ногами-сосульками хрупкими, глядит на окрестные горы необъятные, где парят орлы-ягнятники…
Что видел ты, кроме этих садов щемящих, и осыпчивых дувалов, и младых молочных телят, и орлов…
Ах, недостижимые непостижимые дальнозоркие птицы птицы…
Ах! — мальчик вздыхает… ему никогда не быть птицей… и даже высокогороной козой…
…Ах! Аллаху Акбар! Аллах, как вселенная велик, а человек, как земля, мал…
…И вот уже этот полуголодный птичий козий родниковый мальчик, болтая ногами цепкими, сидит на краю крыши московского вавилонского строящегося небоскреба…
О чем думает этот кишлачный мальчик, сидящий на несметной смертельной высоте?
Что пережил он? Что потерял?..
Что рыдал в чужих сиротских ночах, вспоминая далекие горы, и орлов парящих, и коз летающих, и родники хладноалмазные хладнохрустальные…
Кто опишет паренье паденье крушенье детской хрустальной души?..
Где эти разбитые алмазы и хрустали?..
Кто подобрал их?..
Зачем это, Господь мой?..
Что привело этого худенького невнятного телячьего мальчика в Москву-Вавилонию?..
Голод привел его на крышу сатанинского несметного небоскреба с крыши глиняной кибитки?..
Вспомним, что Пророк говорил, что в Последние Времена люди будут состязаться в строительстве высоких домов…
И вот состязаются в возведении высоких домов и в разрушении чистых душ…
А мальчик пришел сюда, чтобы ценой своей хрупкой жизни добыть хлеб для своих многочисленных братьев и сестер…
Много таких мальчиков нынче бродит по миру…
…Тысячелетний пыльный мудрец Ходжа Насреддин сказал тихо, чтобы не услышали палачи его:
— Доколе таджики будут кочевать по миру, по НьюЙорку, по Парижу, по Лондону, по Пекину, по Москве в поисках таджикской лепешки?
Иль на Родине нет для них этой бедной лепешки?..
Иль только коровьи лепешки остались для них — и те берут на кизяки в кишлаках нищих?..
И что же будут они есть кизяки эти горькие?..
Иль таджиков стало больше, чем хлебных и коровьих лепешек?..
Иль таджики, как мудрые властные иудеи, стали бродить по миру в поисках утраченного Бога?..
Как говорили древние раввины: не знаю… не знаю… не знаю…
…А мальчик на краю крыши небоскреба болтает, играет веселыми ногами, вспоминая родных орлов и коз…
Он же еще дитя, а дитя не чует смерти и лжи жизни… Вспомним Спасителя: «Кто не умалится до дитя — не войдет в Царствие Небесное»… Этот мальчик — войдет…
…Мальчик, не упади…
…И еще Ходжа сказал…
…Ходжа Насреддин сказал, увидев пианиц многих в святых таджикских ущельях:
— Вместо того, чтобы пьянеть от красоты природы и от любви к друг другу — пианицы пьянеют, дуреют от шайтанского вина и водки и крушат природу…
Тленные человеки — гости вечной природы…
И что же пианый гость убивает, крушит трезвого Хозяина?..
Природа и любовь — Святое Вечное Вино Аллаха Святая Вода Аллаха
Водка — вино шайтана… вода шайтана…
Общаясь с природой и любовью — ты общаешься с Аллахом
Общаясь с водкой — ты общаешься с шайтаном…
Шайтан глядит сверкает полыхает из глаз пианиц… как в ночи глаза шакалов…
Как бритва у горла…
Пианица ты не устал от шайтана…
Еще Ходжа Насреддин сказал:
— Хорошо, что пианицам нельзя пить за рулем…
Ходжа улыбнулся и добавил:
— Если это, конечно, не Руль Государства…
Здесь все можно…
…И еще…
…И еще проезжая на своем пыльном мудром осле по Таджикистану, тысячелетний странник мудрец Ходжа Насреддин обронил, осторожно озираясь:
— В Таджикистане быстро текут только горные реки… и машина президента… и слезы несчастных…
Все остальное движется со скоростью средневековой арбы…
Но я люблю арбу…
Мой осел — моя арба…
Историю человечества можно познать только странствуя на осле иль на двух ногах…
Вдыхая сладкую земную пыль…
И печальный запах сгоревших от лжи блуда и жажды богатства Империй и Цивилизаций…
