– Похоже, дождь собирается, – сказала она, озирая безоблачные небеса. – Во всяком случае, так говорят. Сегодня-завтра. Может, съездите в город? Кино посмотрите или еще что-нибудь?
Намек понял. Энни хотела, чтобы дитя ее находилось в безопасной городской обстановке, а не торчало здесь на лужайке, возлагая на гостей руки, точно Бернадетта[202] на празднике.
– Недурственная мысль, – сказал я.
Так или иначе, я все равно собирался порасспросить Дэви о лошади. Что он сделал – стиснул руками ее бока, сунул в ухо хрустальный шар… что?
– Ну ладно. – Особого энтузиазма Дэви не проявил, но готовность выказал. Выходит, теперь мой черед. С Ребеккой, насколько я знаю, и так все в порядке, Патриция пребывает в раздерганном состоянии потому, что ей изменил этот ее Рибак, а Кларе просто-напросто нужно выправить косоглазие да зубы сдвинуть назад. С такой-то ерундой я и сам бы управился. Никаких сомнений ни у меня, ни, надеюсь, у Дэви не осталось: первым делом Матушкина грудная жаба.
А, черт… вся водочка вышла. Придется прокрасться вниз за бутылкой…
…Так-то оно лучше. Гораздо лучше. Никто меня не увидел, полная фляжка «Столичной» – вот она, теперь можно и сосредоточиться. На чем я остановился? Матушка с Дэви получили увольнительную? Есть о чем рассказать.
Мы завернули за угол, туда, где стоял мой «сааб».
– Что у них там идет?
– Идет?
– В кино, пустая твоя голова.
– А… – он пнул ногой камень, – какая разница? Вопросы я начал задавать, как только машина съехала с подъездной дорожки.
– Итак, Дэви. Дорогой ты мой. Я должен знать все. Он с улыбкой взглянул на меня. Ошеломительное желание обвести языком эти губы, раздвинуть их, проникнуть внутрь грозило лишить меня всякого разумения. Ужасно. Просто ужасно. Я в последние дни напоминаю сам себе Исава женского пола. Дай мне человека косматого, а не гладкого[203] , таков мой восторженный вопль. Дэви несомненно владеет силой – а, трусишка ты этакий? – но владеет там или не владеет, Матушка понимает, что ей следует быть очень, очень осторожной.
– Послушай, – сказал я. – Настало время Присциллы Правды и возглавляющих команду ее болельщиков, неразлучных подружек Исидоры Искренности и Октавии Откровенности. Я знаю о Джейн, и ты о ней знаешь. Я знаю об Эдварде с его астмой, и ты тоже. Теперь же у нас имеется еще и Сирень с ее магической печенью.
Дэви глубоко вздохнул и забарабанил пятками по полу.
– Мне необходимо понять, Дэви. Как ты знаешь, я и сам болен. Мне необходимо понять, что происходит.
Наступило молчание – Дэви боролся со своей… не знаю, с совестью, полагаю, или с гордостью.
– У меня очень горячие руки, – сказал он наконец. – Потрогайте.
И он протянул мне ладонь. День стоял теплый, я и не ожидал, что ладонь Дэви окажется холодной, как рыба, однако она… честное скаутское, Душечка… она обжигала. То был не влажный жар, никакого пота, но, господи, куда горячее, чем 36, 6 °С, поклясться готов.
– Черт знает что, дорогой! Это, это…
– Понимаете, у меня всегда были очень горячие руки. А увидев Эдварда, я понял, что, если положить ладонь ему на грудь, это поможет.
– И все? Больше тебе ничего делать не приходится? Дэви покачал головой:
– Да нет. Понимаете, я попробовал то же самое с Джейн, когда она была здесь в прошлом месяце, и ничего не произошло.
– Ничего?
– Совершенно. Понимаете, лейкемия сидела у нее в самых костях, ведь кровяные тельца порождаются костным мозгом. И я понял, что должен… должен проникнуть в нее.
Боже мой, подумала Матушка, он поимел ее кулаком. Этот милый малыш поимел ее кулаком.
– Когда ты говоришь… «проникнуть в нее»?..
Дэви заколебался. Он никому об этом не рассказывал, понял я. И сейчас стоит на грани того, чтобы открыть все. Все тайны своего колдовства.
– Понимаете… существует… Он смолк.
Я своротил с шоссе и по узкой дороге заехал в лес. Ну его на хрен, это кино. Выясним, какой фильм они там показывают, и притворимся, будто посмотрели его.
Скрип тормозов вырвал Дэви из транса.
– Где мы? – прошептал он.
– Давай прогуляемся, и ты все мне расскажешь. На окружавшей лес изгороди значилось: «Частная собственность», но я надеялся, что мы никого не встретим. Дэвид перескочил через проволоку, как антилопа, я неловко перешагнул через нее, разодрав прекрасные брюки от Ральфа Лорена.
Лесок занимал не больше трех-четырех акров. Бук, осина, дуб и прочая сволочь в том же роде. Очень тихо, все звуки приглушены, как это обычно в лесу и бывает.
– Так ты говорил, Дэви, – сказал я, когда мы углубились в лесной сумрак, – что одному только прикосновению лейкемия Джейн не поддалась.
– Понимаете, я всегда знал… но вы клянетесь, что никому не расскажете?
– Клянусь, клянусь и еще два раза клянусь. Вот те крест, и чтоб я оплешивел.
– Я всегда знал, – продолжал он, – что дар – я называю его даром, а не моим даром, – всегда знал, что дар исходит отсюда.
Он остановился, опустился на колени и приложил ладонь к земле.
Я кивнул. Дэвид, похоже, решил с земли не вставать, пришлось и мне присесть рядом с ним.
– Это сила Всего Сущего. И она, как это называют, «канализируется». Сила Всего Сущего канализируется через меня. Но я должен быть сильным, понимаете. Я должен быть… чистым.
«Понимаете» обратилось у него в подобие фирменного знака. Он хочет, чтобы я понял. Отчаянно хочет.
– Чистым, Дэви? Что значит «чистым»?
– Понимаете, я очень здоровый. Никогда не болею, прыщей у меня не бывает, я даже не заражаюсь ничем. Это все потому, что я употребляю только чистую пищу. Не ем ни мяса животных, ни искусственно выращенных плодов. Когда я был помоложе, в семье думали, будто это такая причуда. Почти все дети проходят через фазу вегетарианства, но они не держатся за эту идею так, как я. Теперь, по-моему, в семье все уже поняли. Хотя никто об этом не говорит.
– То есть ты веришь, что подобная диета делает твое тело более чистым и облегчает канализацию энергии?
– Это только часть процесса. Понимаете, существуют разные виды чистоты. Мой дух должен быть чистым. Нельзя допустить, чтобы нечто нечистое загрязнило его.
– А ты считаешь, что существуют духовные эквиваленты мяса и ненатуральных овощей?
– Пожалуй, можно сказать и так.
Дэви лег на спину и уставился в листву над нами.
– Стало быть, чистый дух в чистом теле?
– Да. Но, понимаете, я же человек, правильно? Ну, то есть, человеческое существо.
Хорошо, что он в этом уверен. Что бы я делал, объяви он себя ангелом?
– И как человеческое существо, – продолжал Дэви, – я ощущаю голод, холод и боль, подобно всем остальным. Все разновидности голода.
Ага. Что-то такое забрезжило у меня в голове. Придется ему подсобить, почувствовал я. И Матушка с изысканной легкостью пришла малышу на помощь.
– Ты хочешь сказать, что тебя донимают эти, другие, разновидности голода? Плотские разновидности, можем мы так их назвать?
– М-м, угу, – он кивнул. – Когда у меня в первый раз случилась поллюция… всего год назад – поздно, ну да и что с того?
Об этом смутительном факте он объявил не без вызова, – похоже, в школе его дразнили за задержку в развитии.
– Действительно, ну и что? Я в этом смысле созрел только к шестнадцати, – соврал я, чтобы помочь ему.
Впрочем, половое развитие Матушки не пробудило в Дэвиде никакого интереса.
– В любом случае, я свое наверстал, – пробормотал он. Матушка в этом и не сомневалась. У Матушки глаз наметанный, ни одно вздутие на штанах от нее не ускользнет, очень на то надеюсь. – Так или иначе, – продолжал Дэви, – мне приснился сон. И когда я проснулся, то не знал, что делать. Я же понимал, что не могу допускать такого ужасного расточительства.
– Э-э…
– Понимаете, дело не только в руках. Я сознавал, что исцелять способна любая часть моего тела. Кровь и мое… мое… – Он примолк, затрудняясь подобрать слово.
– Семя? – предложил я.
– Угу. Семя. Поэтому мне нельзя тратить его на дешевые… ну, вы понимаете.
Ну и ну!
– Итак, Дэви, похоже, мы с тобой говорим о том, – произнес я с осторожностью Сократа, исследующего вместе с Алкивиадом некую посылку, – что упомянутое тобой ранее «проникновение» может, фактически, осуществляться с помощью семени?
– Конечно, – сказал Дэвид. – Но только до тех пор, пока сам я чист и исцеляю посредством содержащейся в нем благодати. Мне ни в коем случае нельзя пользоваться им, чтобы доставлять удовольствие себе самому.
– То есть… – здесь снова требовалась предельная деликатность, – то есть в случае с Джейн единственный способ помочь ей состоял в том…
Дэвид сел и взглянул мне прямо в глаза. Гипнотический маленький прохиндей.
