Чтобы отвлечь Грэма от птичьей столовой, Чарльз сказал:
– Сегодня я хотел бы представить вас своей матери и всем членам семьи.
– Я немного нервничаю по поводу встречи с королевой, – признался Грэм.
– Позавтракаем, и я вас к ней отведу, – пообещал Чарльз.
Собаки прибежали на кухню и в нетерпении встали над своими плошками. Обычно каждому доставалось полмиски сухого корма.
Но в это утро их баловали собачьими консервами. Со словами «Благодарите за это ее величество королеву» Камилла выложила полбанки корма в каждую плошку.
Собаки быстро умяли свои порции и ждали добавки. Видя, что Камилла больше не собирается наполнять миски, Фредди гавкнул:
– Что, и все? Больше ничего? А как же печенье?
Лео заскулил:
– Я их в два раза больше. Я еще расту, мне положено две печенюшки.
Бросив каждой собаке по печеньке, Камилла собрала плошки, сполоснула их и составила на сушилке, давая понять, что собачий завтрак окончен. Собаки легли под столом, надеясь, что у Грэма с тарелки упадет несколько крошек, – они успели заметить, что гость не особо аккуратный едок.
Некоторое время спустя Фредди заворчал:
– Это унизительно. В удовлетворении наших нужд мы полностью зависим от людей.
Тоска придвинулась к Лео и визгнула:
– Наша половая жизнь пока в нашей власти.
Лео лизнул Тоску в лейкопластырь на ухе и визгнул в ответ:
– А как мы смогли бы кормиться, Фредди? У нас нет пальцев. Мы не можем открывать консервы.
– В былые времена собаки убивали, чтобы есть, – зарычал Фредди. И, не справившись с искушением, осторожно куснул Грэма за узкую полоску тела между носком и краем штанины. – Вкусно! – сказал Фредди, получая пинка.
Зазвонил телефон, и Сьюзен с Гаррисом бросились в гостиную, где королева отвечала в трубку:
– Доброе утро, Чарльз… Вполне здорова, спасибо… Да, Гаррис пришел в себя. Нет, утром я не особенно занята, только днем собираюсь пойти проведать твоего отца. Не хочешь ли сходить со мной… А по телефону не можешь сказать?
– Чарльз придет, – обрадовался Гаррис. – Надеюсь, он приведет собак. Я бы не прочь немного подраться.
– Не увлекайся, – зарычала Сьюзен. – Ты еще слаб.
– Приходи в десять, – говорила в трубку королева, – я сварю кофе. Ты будешь с Камиллой?.. Ой, прости, совсем забыла, что она еще под арестом… Так сколько чашек поставить… три?
Положив трубку, она обратилась к Гаррису и Сьюзен:
– Чарльз приведет нам гостя, так что вести себя хорошо. Не лаять, не кусаться, не драться.
До королевы не сразу дошел весь смысл сказанного Чарльзом. Ей казалось, сын несет околесицу, – он, запинаясь, плел какие‑то басни про Камиллу, Цюрих, часы с кукушкой, приемных родителей и мальчика по имени Рори, который, по – видимому, и превратился в Грэма, молодого человека, что посреди ее гостиной грыз ногти на одной руке, а второй тряс мелочь в кармане мешковатых серых брюк.
Королева попросила:
– Чарльз, пожалуйста, отдышись и повтори, только очень медленно, то, что ты сейчас мне рассказывал.
– Я… э… попробую зайти с другой стороны. Э… этот молодой человек – мой старший сын Грэм. Его мать – Камилла, моя жена. Он родился в Цюрихе в шестьдесят пятом году. До недавнего времени я ничего не знал о его существовании.
Королева окинула Грэма внимательным взглядом, отмечая подробности его облика. Уши он унаследовал от Чарльза – как и челюсть, и руки, и линию лба. Нос, глаза и осанку – от Камиллы. Грэм был идеальным сплавом генов Камиллы и Чарльза. И не требовалось никаких анализов ДНК или юридических бумаг, которыми размахивал Чарльз.
– Почему Камилла не сказала тебе о существовании ребенка? – задала вопрос королева.
Чарльз смешался. Ему не хотелось ранить чувства Грэма, но как еще было объяснить забывчивость Камиллы?
Он повел шеей и повертел головой.
– Понимаешь, мам, она просто стерла это из памяти. Ты же знаешь, она бывает так очаровательно легкомысленна.
Королева заметила, как Грэм дернулся будто ужаленный. Ей стало жаль беднягу.
– Я знаю, Камилла временами бывает рассеянна, – заговорила Елизавета. – И тебе эта черта кажется прелестной, но ведь амнезией она не страдает, верно? Помнит ли она имя своего первого мужа? А детей, рожденных от него? Первую выигранную джимкану?[70] Любимый крепкий напиток? Полагаю, помнит. Тебе не кажется странным, что она напрочь забыла о рождении первенца?
– И притом не простого, не обычного первенца, – залаял Гаррис. – Наследника английского трона.
– А ну, тихо, Гаррис! – сердито цыкнула королева.
– Нечего срывать на мне зло, – не смолчал пес.
– Это на Чарльза тебе хочется поорать, – поддакнула Сьюзен.
– Если не замолчите, отправитесь за дверь! – прикрикнула на собак королева.
– Мама, я так же, как и ты, не возьму этого в толк, – сказал Чарльз. – Но, думаю, у Камиллы есть своего рода фильтр в мозгу, чтобы… э… не пропускать негативные, неприятные моменты, чтобы не страдать.
– Очередная вандерпостовская ерунда, – отрезала королева. – Ступай на кухню и приготовь кофе. Все, что необходимо, найдешь на подносе!
Чарльз вышел, и королева мягко обратилась к Грэму.
– Значит, вы мой старший внук, мистер Крекнелл?
– Да, ваше величество, – ответил Грэм.
Голос у него, отметила про себя королева, весьма напоминает Чарльзов. Выговор чистый, без намека на какой‑либо местный диалект.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила королева, показывая на кресло у камина напротив себя. – Будет крайне интересно услышать ваш рассказ.
За рассказом Грэм постепенно преодолевал свой трепет перед королевой и, покончив с основными моментами биографии, заговорил о своих пристрастиях и увлечениях. Королева заинтересовалась, услышав, что одно время Грэм собирал новозеландские почтовые марки. Филателия – их общее увлечение, сообщила она Грэму.
Когда вошел с кофейным подносом Чарльз, королева оживленно расспрашивала Грэма:
– Вы уже встречались с братьями, дядьями и тетками?
– Мама, ну конечно, нет, – сказал Чарльз. – Ты глава семьи, и тебе нужно сообщить первой.
– А кто‑нибудь еще знает?
– Только Толстушка Соме, но я взял с него клятву молчать.
– Толстушка Соме? – Королева рассмеялась. – С тем же успехом ты мог подрядить «Красные стрелы»[71] написать про Грэма в небе над Лондоном.
– Но зачем нам скрывать мое существование? – не понял Грэм. – Я очень горжусь, что принадлежу к Виндзорам. Я всегда знал, что в руислипском гнезде я кукушонок. В школе я никак не мог приспособиться к остальным.
– Так же, как и я, – поделился с сыном Чарльз. – Меня травили.
– Не хочу обижать покойных, – продолжил Грэм, – но должен признаться, приемные родители мне всегда казались простоватыми. Меня коробило, что к завтраку они ставили на стол молоко в бутылке.
Он кинул взгляд на поднос с кофейным сервизом: чашки, блюдца, сахарница и молочник, серебряные ложечки с фигурными черенками и щипцы для сахара. И одобрил, что коржики на блюде выложены веером.
С растущим апломбом Грэм договорил:
– А я умывался и причесывался перед тем, как сесть слушать вашу тронную речь на Рождество, ваше величество.
– Как это мило, – пробормотала королева.
Она наклонилась и погладила Гарриса. Тот заворчал:
– Из грязи в князи…
– Я правильно поняла, что вы сами зарабатываете на жизнь, мистер Крекнелл?
– Да, – виновато подтвердил Грэм. – Мои приемные родители считали, что работа в области безопасного быта… это, ну… надежно.
– Грэм прячет свой светоч под спудом, – сказал Чарльз. – Он мирового класса игрок в блошки.
– Как интересно, – любезно отозвалась королева и добавила: – Герцог Эдинбургский увлекался блошками. Кажется, он даже был членом федерации.
За кофе решили, что с остальными членами семьи Грэм познакомится вечером у Чарльза и Камиллы и что со всех возьмут слово хранить тайну.
Дуэйн Локхарт тихо улыбнулся в полумраке контрольного пункта:
– Во дают! Они что, до сих пор не поняли? Тайн не существует.
Королева сказала:
– Как вам, наверное, известно, мистер Крекнелл, меньше чем через пять недель должны состояться всеобщие выборы. Новые консерваторы, согласно их программе, намерены восстановить в правах королевскую семью, куда теперь входите и вы. Не всем избирателям придется по душе, что вы рождены вне брака и что от них скрывали ваше существование. Это может вызвать протест, и в итоге мы останемся здесь еще на долгие годы.
Королева взяла на руки Гарриса и, выставив его буфером между собой и всем миром, закончила:
– Мистер Крекнелл, я не хочу околеть в Аду.
Дуэйн переключил камеру и полчаса смотрел, как Пэрис Баттеруорт гладит белье. Она не делала ничего особенного, но Дуэйну было все равно: он ее любил.
Сынок Инглиш узнал о существовании Грэма Крекнелла от главного редактора «Олди», а тому в свою очередь, рассказал сварливый сантехник – поляк, который прочищал забившийся унитаз в лондонском доме сэра Николаса Сомса. Сынок немедленно кинулся на сайт «Привиред» и нашел Грэмов ролик. Глядя на экран, он видел, как победа на выборах утекает от него, словно дождевая вода в решетку стока.
