Ну, значит, так. Такие, на хер, дела. Шоры носить, друг, он не собирается, сценарий ему известен. А чего он собирается? Брякнуться оземь и помереть, в жопу? Самое милое дело.
Ладно.
Надо все серьезно обдумать, охеренно серьезно, ладно, хорошо.
Правильно. Значит, ему предстоит поработать, составить план. К слепоте он уже привык. Первый кошмар позади. Теперь начался второй этап. И чтобы его пройти, необходимо соблюдать осторожность. По местам стоять, орудия к бою. Ладно. В этих делах он кой-чего смыслит. Расслабься. Расслабься. Вот прямо сейчас, на хер, и расслабься, друг, сию же минуту расслабься, идет.
Господи-исусе, опять обслюнявился! вокруг рта все мокро. Как только доберешься до дому, сразу за бритву.
И все же это охренительно злит, друг, крайне раздражающее поведение, понимаешь, о чем я, каждый и все до единого держат его за лоха. Ведь держат же! Фараоны, тупые ублюдки, решили, будто Сэмми что-то известно, а ему ни хера не известно, потому что Чарли не настолько ему доверял, чтобы хоть какую-нибудь херню рассказать. Вот и вся история. Ублюдки долбаные. Ладно-ладно; угомонись. Нет, но охеренно же злит, друг! Сама даже мысль об этом, ты понял? Ну какого же хера.
И если он этого не сделает. Если он этого не сделает, то кончит психушкой. Потому как одно можно сказать наверняка; если эти ублюдки захотят его упрятать, они его упрячут, это точно, двух мнений быть не может. А ему новой ходки не потянуть. Ну никак. Не сможет он, на хер…
Теперь все решает время. Потому он и стал таким дерганым. Время, время! Все решает оно. Все, до последнего. Единственное, чего у него нет. И знаешь, если подумать, они это самое и делают, грабят тебя, обирают. Точно тебе говорю, друг, именно это они, на хер, и делают. Ублюдки. Фараоны и УСО, Здравоохранение и Социальное обеспечение. Обдирают его, как липку.
Подходит автобус; он протягивает перед собой руку. Слишком поздно. Вот именно; долбаное время, опять, мать твою, опоздал. Если ты еще не понял, это судьба, маленькое такое предупрежденьице. Дескать, автобус ушел, и если ты не будешь за ней следить, то же случится и с твоей жизнью, с той херней, что от нее еще осталась, вот так, друг; конец истории. Так что пошевеливайся, пошевеливайся. Ладно, он старательно вслушивается. И в конце концов кое-что засекает. Тут еще ждут какие-то двое, теперь он старается не упускать их из виду. В автобусе он занимает переднее сиденье, для инвалидов; ну и что, все правильно.
Когда он вылезает наружу, уже моросит дождь. Сэмми скрежещет зубами. Вокруг никого. Придется добираться до дому самостоятельно. Ну, это ничего. Так оно и лучше. Все равно ведь надеяться, что хоть какой-то мудак вытащит его из этой заварухи, не приходится. Любой может подложить ему свинью, и далеко не всегда человека следует в этом винить. Никто ж не знает, на чем они ловят других людей. А уж способ поиметь человека они всегда найдут. И не важно, кто ты, если они захотят тебя сделать, они тебя сделают.
Каменная стенка намокла. Конечно, намокла, дождь же идет. Странное, однако же, ощущение – мокрая и шершавая. И пахнет от нее хорошо, свежестью; и еще чем-то, трудно сказать чем.
Какой-то человек стоит прямо на его пути. Ладонь Сэмми шваркает его по одежде. Сэмми извиняется. Никакого ответа. Он идет дальше, стараясь отыскать еще один выход на пешеходную дорожку. Черт, ступни опять жмет. Ну, ничего. По крайней мере, в такую погоду собаки к тебе не полезут. Видел когда-нибудь промокшую до костей собаку? Охрененно трогательное зрелище – голова опущена, плечи обвисли, нос уткнулся в землю. Но трусит себе дальше, трусит; не сдается. Сэмми однажды жил в меблированных комнатах, снимал там конурку, ну и пустил к себе бродячего пса на пару ночей. Вещей у него, у Сэмми то есть, почитай, и не было, ну, может, сумка-другая, и на следующее утро, когда он отправился побродить по улицам, то на всякий пожарный взял пса с собой. Он тогда работу искал, просто на свой страх и риск совался туда-сюда, на разные стройки и спрашивал, нельзя ли поговорить с десятником. В общем, работы он не нашел, но когда вернулся в свою каморку, там на дверном крючке висели шляпа и куртка. Куртка была вся, на хер, засаленная, а шляпа ничего, вполне приличная, темно-синяя, что ли, ну прямо как у Фрэнка Синатры. Охереть можно. Он когда на ночь укладывался, это барахло так и висело за его спиной; жуть – откуда оно взялось? и кому, в жопу, предназначались-то! тебя просто трясло с перепугу, особенно в утренние часы, когда понемногу светает и ты видишь уже не совсем черную пустоту, а начинаешь различать очертания вещей.
Главное дело, вот и с обувкой тоже. Никакой мудак его шузов не тибрил. Просто Сэмми был у кого-то дома. И по ошибке напялил кроссовки. Потому как пьян был. Или какой-нибудь мудила напялил его шузы – по той же самой причине; а Сэмми надел его, потому как не босиком же ходить. Тот же Нога вполне мог это проделать – долбаный идиот, друг, типичный, на хер, – правда, теперь это он разгуливает в новехоньких кожаных шузах, а мистер, мать его, Умненький Сэмми…
Дождь-то расходится.
Тебе надо подумать.
Ничего тебе не надо. Смысла нет. Что ты всю жизнь делал, друг, – вертелся, вертелся и ни хера не задумывался, чем ты занят, ну и довертелся, только и всего. И вообще, Сэмми собирается в Англию. Вот так.
Если напрячь долбаную фантазию и представить, что ему удастся добиться пенсии по болезни, тогда ему не только не придется работать там, где нужны глаза, он еще и получит прибавку к пособию, вроде как компенсацию. Да только никакой гребаной пенсии по дисфункхренациональности тебе не видать, друг, тебе еще повезет, Христос всемогущий, если ты вообще сумеешь пройти дребаную перерегистрацию, а насчет настоящей компенсации так только смеха ради думать и можно. Ни единого шанса. Он сам виноват, что зрение потерял; сам, сам. Это ж очевидно. Если им нужны аргументы, пожалуйста, он их представит. Ни хера Бог надеждой нас не благословил.[28] Алли пытался внушить ему надежду, но ведь никакой же нет. И чего тогда, в жопу, дергаться? Все равно останешься в проигрыше, тебя только поимеют еще раз, и все дела. Просто играй по-честному так долго и так часто, как это нужно тебе. По крайности, передышку получишь. Передышка, вот что получил от него Чарли. Может быть. Кто знает. Но только она и важна. Пусть даже на пару часов. Пара долбаных минут, друг, иногда это и все, что тебе нужно. Успеваешь выскочить в окно и свернуть за угол, а там ищи тебя свищи.
Ладно, кончай дуньдеть, сохраняй спокойствие. Тебе необходимо рассмотреть ситуацию – твою. А это требует времени и усилий; сосредоточенности, внимания к деталям. Вот чем хороша слепота: знаешь, теперь он спит по ночам, как долбаный солдат. Потративший все свои силы на повседневные дела, на поминутное исполнение разных там процедур. На реальную жизнь. Так ведь она-то тебя, на хер, и изматывает, реальная жизнь! Сэмми хмыкает. Вода на ушах; может, затечет вовнутрь, хоть всю серу смоет.
Он знает кое-каких ребят, готовых оказать ему услугу, если, конечно, он захочет ею воспользоваться. Это уж ему решать.
Куда он, черт подери, забрел! ни хрена не понятно. Сэмми останавливается. Нет, серьезно, друг, куда тебя, в фалду, занесло? Он снова хмыкает; какая, блин, разница. Дождь. Это хорошо. Кап-кап-кап. Почему-то малышей вспоминаешь. Маленького Питера, ковыляющего так старательно.
Исусе-христе, ему же хрусты нужны. Х-р-у. Вот тебе и хру, друг, хрю-хрю, на хер. Сэмми смеется – хотя это скорей подвывание, чем смех. Была минута, когда он чуть было не решился воспользоваться помощью Алли. И хорошо, что не решился. Несчастный дрочила. Таких только жалеть и остается. Ну, ничего.
К сожалению, сейчас, вот прямо сейчас, на хер, Сэмми сидит в полной жопе. Забыл, в какую сторону идти. Это его дождь с толку сбил. Он проходит еще немного, но шаги становятся все короче, короче. Потому как все это бессмысленно, все бессмысленно. Он останавливается. Ощупывает стену – стена-то на месте, хоть и не понятно почему, ей полагалось бы кончиться, давно уж. Ладно, не хера по этому поводу песни и пляски устраивать. Все едино проку не будет. Сэмми идет дальше, прикасаясь к стене, пока не добирается до подъезда. Заходит вовнутрь.
Берет. Приснилось это Сэмми или все слепые носят береты? Может, и да, потому как неба же они не видят и понять, тучи там, на хер, собираются или еще чего, все равно не могут; ну и носят, на всякий случай.
Вообще-то, если честно, воровать то да се в магазинах – это у него здорово получалось. Нет, он вовсе не хвастается. Тут весь фокус в психологии. А в психологии он разбирался. Был у него такой тест, сам для себя придумал, зайти в магазин и выйти с украденным беретом.
Итак:
что он намерен сделать и почему получается, что ему никак этой хреновины спланировать не удается? Объясняю – потому что его разозлил долбаный тупой лекаришка. Но при всем при том – хрен ли по этому поводу ерзать? На все есть своя тактика, а на этих, она уж, как говорится, сто лет существует, чего ж тогда ловиться на их приемчики. А, ладно, ну их в фалду, иногда с ними даже интересно бывает. Сэмми это так понимает: каждый раз, как ты с ними связываешься, ты сокращаешь их жизни, подпихиваешь их поближе к сердечному приступу, понимаешь, о чем я, ты их доводишь. Ну и прекрасно. Дождь все усиливается; он выходит из подъезда, и вода тут же начинает лупить его по переносице.
