Он иногда любил поставить свою, так сказать, точку над i безупречной латынью. Я кивнул: конечно, согласен!
Вот так полушутя и серьезно и были обнародованы основные принципы и правила новой жизни, по сути – стратегия совершенствования. Это был тот первичный бульон, на котором вскоре взошли первые ростки совершенства. До сих пор на земле шла игра без правил: кто во что горазд. Все жили по одному закону: «дай!». А если бы работали гены ненакопительства и абсолютного бескорыстия, гены альтруизма, то и вся феноменология жизни была бы другой – альтруистической: «на!». Всем бы всего всегда хватало. Истинный коммунизм? Пожалуй.
– Ведь мы до сих пор, – заключил Жора, – смотрим на каждого встречного как на потенциального инвестора своего кармана: а что ты, милый мой, кинешь мне в мою сумку? Сколько?! И это «сколько» определяет к этому встречному-поперечному нашу любовь. Или нелюбовь. И скажи мне, будь добр, – Жора посмотрел мне в глаза, – разве не так ты оцениваешь свое отношение ко мне, к своей Анечке, к Юрке, к Виту, к Юленьке, Танечке, Тамаре, к своему Славику или своему Сенеке?
– Я об этом не думал, – сказал я.
– Ты думаешь об этом всегда и всюду, ты просто не можешь признать этого и выразить это вслух, – заявил Жора, – ты так воспитан, и это не лучшее, что в тебе есть.
Жора улыбнулся.
– Ты думаешь об этом по тридцать шесть часов в сутки и не можешь не знать, что…
– В сутках, – перебил я его, – всего двадцать четыре часа.
– Правда?! – искренне воскликнул Жора. – А я думал… Четырежды девять – тридцать шесть…
Он задумался. Сделал, конечно, только вид, что задумался. Я, как ни силился, так и не смог объяснить, при чем тут его «четырежды девять».
– Да, ладно, – сказал он примирительно, взяв меня за рукав, – ты ни в чем не виноват. Все мы такие. Нет в нас меры. Ах, как нам не хватает меры! Est modus in rebus![6].
Оказалось, что недра гена неисчерпаемы, как и недра атома. Мы нырнули в этот сладкий омут познания с головой, и никакая соломинка нас уже спасти не могла.
– Тебе не кажется, – спросил я однажды Жору, – что ты мечешь бисер перед свиньями?
– Даже свиньи, – ответил Жора, – могут отличить зачерствевший хлеб от дерьма. – Но, знаешь, – устало добавил он, – иногда наступает такая унылая пустота, что и жить не хочется. Но мы должны уметь разговаривать, не уставать разговаривать, нести в мир знания, знания, растолковывать, если хочешь, наставлять, навязывать, если хочешь – петь! Да, петь им нашу Пирамиду, танцевать ее, вкладывать в клювики… Собирать буковки, как зерна, в слова-караваи, чтобы этими хлебами накормить все человечество. Как Иисус накормил своих голодных овец. Ведь слова – это то, что останется в них навсегда. Строи слов! Мы должны каждый день, каждый день упражняться в щедрости. И нельзя ни на шаг уходить от своих обещаний, иначе в нас быстро разуверятся, а нет ничего хуже, чем разочарование.
С восторгом и грустью вспоминаю я наши бесконечные беседы и споры, которыми он украшал наш ученый быт, иногда дурача и смеясь над нами, но всегда заканчивая глубокомысленными рассуждениями о сути наших трат и усилий. Он, врач, вселял и напитывал нас живым оптимизмом.
Не у всех, конечно, хватало терпения выслушивать Жору. Вит, скажем, просто вставал и уходил. Какие могут быть принципы, если деньги сами текут к нам рекой, возмущался он: бери, греби, натаптывай, пересчитывай…
А Юля была в восторге!
Почему Жора ни разу не вспомнил о принципах трансмутации и Монтескье, я не знал. И – ни слова о добровольной простоте! Я спросил его: почему?..
– Потому, – сказал Жора, – что сегодня среди людей лютует самый главный принцип: homo homini lupus est[7]. Но мы победим и этого зверя! Мы его зажарим на вертеле и сожрем с кетчупом, с перчиком и горчичкой, а?!..
– Похоже, что вы, – говорит Лена, – готовы были не только волка, но и самого мамонта съесть.
– С чесночком и горчичкой.
Теперь, когда уже все известно, кажется невероятным, что Жора, точно какой-то там Нострадамус, смог так далеко заглянуть в будущее. Он и сам, вероятно, не предполагал, что держит в руках вожжи правления новой жизнью. То, о чем он говорил, не было для меня потрясением, тем не менее я испытывал чувство невероятной прозрачности, ясности наших дальнейший действий. А с ясностью приходила и уверенность в правильности выбранного нами пути. Четкая формулировка принципов позволяла нащупать под ногами твердую почву.
Я понимал, что пока он не выскажет все, что у него накопилось, пока в нашем присутствии не докажет самому себе необходимость и обоснованность следующего шага, он не остановится. И не сделает нового шага. И вот что еще мне тогда пришло в голову: Жора – пророк! Его интуиция и постоянное думание, даже, можно сказать, жизнь в проблеме, познавание ее изнутри, то, что все называют эмпатией, несомненно давали ему преимущество перед нами. Без Жоры, теперь-то я в этом уверен, нечего было и помышлять браться за выправление кривой жизни. А ведь было время, когда он (как апостол Павел) был противником строительства Пирамиды. Теперь же он яростно Ее защищал.
– Но это была лишь только модель? – спрашивает Лена.
– Да. Пока еще только модель. Но мы уже были готовы наполнять ее живой жизнью.
Стремление к совершенству стало у нас основным признаком выживания. Мода на совершенство затмила все плотские позывы. Необоримое желание духоборства влекло умы и сердца людей к свету, заставляло тянуться к Небу, задрав голову вверх и встав даже на цыпочки, ввергало в иго смирения и святости. Такое состояние души бередило лучшие умы. Такое еще никому на свете не удавалось. Такое – было возвышенным, величественным и вожделенным. И стоило дорогого.
– Восхитительно!..
Лена в восторге!
– И вот еще что: не было спасения от такого! Не было спасения!.. Невозможно спрятаться!..
– Но жить на свету, согласись…
– Да, светиться! Быть прозрачным как стеклышко, как слеза…
Лена согласно кивает:
– Это же пытка, нечеловеческие усилия… Человек не в силах…
– Бог не по силам не дает.
– Это же клеть Христа! – восклицает Елена.
– Вот такая была парадигма, вот такие пролегомены…
Так мы мечтали.
– Чтобы подвинуть мир, – настаивал Жора, – нужно прежде подвинуть себя.
Я всецело разделял этот тезис: преображение неизбежно!
Когда с принципами было покончено, какое-то время мы просто ничего не делали. Даже Жора, казалось, впал в спячку. Мы думали. Да, я уверен, что каждый из нас теперь сам задавал себе вопросы и сам на них отвечал. А когда ответа не было, мы записывали свой вопрос в вопросник или запоминали, чтобы в нужный момент задать его Жоре. Что касается меня, то я и сам старался уяснить, что же, собственно, представляет из себя эта самая Пирамида, очарование и сила которой росли с каждым днем. Мы не раз с Жорой рассуждали о ее сути, сущности, существе, о Ее структуре… В чем ее явление, неожиданность, так сказать, ее самость? По правде говоря, у меня не было ясного понимания. Можно ли строить нашу Пирамиду, не представляя для себя Ее стержень, кровь, Ее соль? Нет, нельзя. Мы должны разжевать Ее до последнего зернышка, разобрать на мелкие части, разложить по полочкам… И развесить по стенам как таблицу умножения, как календари, как портретики своих кумиров.
Эти беседы, надо признать, были достаточно скучными и становились всегда оживленнее, лишь когда речь заходила о коммерческой стороне наших изысканий. И здесь Виту не было равных.
Наше путешествие в царство гена не было напрасным. Мы все настойчивее осваивали его недра, рыскали по его нехоженым тропам и Жора – наш поводырь и наставник, с каждым днем открывал нам глаза на мир гена. Его взгляды иногда нас просто шокировали.
– Недра гена, – проповедовал Жора, – неисчерпаемы и бесконечно щедры, и содержат в себе такие залежи добродетелей, что ни одному государю с его узким умом такое и не снилось. Запасы тепла и света, справедливости и альтруизма в недрах наших генов так велики, что этого добра хватило бы на тысячу человечеств. На сто тысяч человечеств! Здесь есть место где разгуляться счастью. Каждый ген отличается ненасытной щедростью для того, кто способен быть бережным, даже, можно сказать, скупым на слова, но расточительным на дела добродетельные. Щедрость гена – это такой Божий дар! И согласие, и взаимная приязнь, и любовь, и Любовь! здесь хранятся неподъемными, невыработанными, просто чудовищно невостребованными пластами. Бери – не хочу! Высвобожденная энергия гена – это же очевидно! – даст фору любому другому виду энергии. В утробе гена запечатана сила невиданной доселе мощи. Атомная – ей не годится ни в какие подметки! Задача состоит в том, чтобы человечество разведало, наконец, эти залежи и потихоньку, остерегаясь торопливости и присущей ему беспощадной жадности, шаг за шагом, даже дюйм за дюймом, бережно и нежно стало добывать на гора по зернышку, по грану это золото высочайшей пробы, хрусталь веры и духа, строя новый ковчег, новую Пирамиду жизни, Храм, созидая и творя на земле, наконец-то! Царствие Небесное. Да, наконец!.. Дождались, слава Богу! Все сверла и буры, отбойные молотки и добродобывающие машины, скрепы, и стропы, стояки и подпорки… Все готово для этого, ждет команды чистых, крепких и заботливых рук, ждет команды ума и достойного разума, ждет начала, толчка, тихого «Поехали…». Так поехали же!..
