Хоть и нелегко такое вымолвить, а все-таки следовало бы. Неужели бы Крис не откликнулся? А вот Эрнесту ничего подобного не скажешь.
Мистер Бантинг подошел к камину и остановился, вслушиваясь в тишину дома. Ни единого звука, кроме тиканья идеально выверенных часов. Шагнув в сторону, мистер Бантинг задел ногой кочергу; она упала с таким грохотом, что он вздрогнул. Сердце испуганно забилось. Теперь все действует ему на нервы. Чувство одиночества угнетало его, хотя прежде он тысячу раз оставался един в гостиной. И без всяких на то оснований мистер Бантинг дотронулся большим пальцем до запястья и почувствовал биение пульса — как будто не своего, а чужого. Он сосредоточенно посмотрел на себя в зеркало над камином. Он разглядывал свое лицо, словно это было лицо какого-то незнакомца, сидевшего напротив него в автобусе. Как странно! За последнее время столько было всяких ужасов и волнений, и хоть бы они как-нибудь оказались на нем! И он подумал: «Вот каким меня видит Вентнор. Вот он, Бантинг, из отдела скабяных товаров, шестидесяти двух лет отроду: таков я на взгляд Вентнора». Вентнор! Ведь он дал себе слово не думать о Вентноре. Но стоило только остаться наедине с самим собой, и Вентнор выскочил, точно из засады, и шагнул вперед, поглядывая на него своим высокомерным взглядом. Мистер Бантинг услышал этот до противного жеманный голос: — Э-э... Бантинг!
— Провались ты к чорту! — пробормотал он. Что с ним такое делается? Неужели он не может совпадать со своими мыслями? Одиночество — вот в чем вся штука; не с кем поговорить, нечем заняться. Он вспомнил о жене. По субботам миссис Бантинг обычно ложилась после обеда, а он садился у нее в ногах и мирно разговаривал с женой, пока она отдыхала. Мистер Бантинг поднялся на цыпочках по лестнице и тихонько вошел в спальню. Жена лежала на кровати одетая и спала. Ее жидкие волосы чуть растрепались; черты лица, смягчившиеся во сне, выдавали ее возраст, чего никогда не бывало в часы бодрствования. Мистер Бантинг с нежностью смотрел на нее. Он не огорчался тем, что это лицо, много лет назад пленившее его своей миловидностью, стало теперь совсем другим. Они были вместе уже сорок лет. Мистер Бантинг женился, имея сотню фунтов на текущем счету и жалованье тридцать два шиллинга и шесть пенсов в неделю. Какие далекие времена, если оглянуться на них отсюда, из относительного комфорта «Золотого дождя»! Когда мистер Бантинг вспоминал свою холостяцкую жизнь, ему приходилось возвращаться вспять к отдаленным годам, которые были лишены для него плоти и крови. Он словно прожил с женой всю свою жизнь. А сейчас она спит. Придется обойтись без того успокоения, которое дает ему ее голос. И спит крепко! Он прислушался к ее ровному дыханию. Потом осторожно поднял край пухового одеяла, укутал ее ноги в домашних туфлях, бесшумно опустил шторы и так же на цыпочках спустился вниз.
Не оставалось ничего другого, как пойти в сад. В саду всегда найдется какое-нибудь занятие. Мистер Бантинг сходил за своей садовой шляпой, ибо, по его твердому убеждению, самой необходимой принадлежностью для работы в саду являлась потерявшая всякий вид шляпа. У него имелся такой головной убор, а именно истасканная, отслужившая свой срок, пожелтевшая от солнца панама, которая становилась ему тем дороже, чем сильнее возмущалась ею жена. Он даже проткнул в тулье две дырки на предмет вентиляции, а также для придания панаме романтического вида. Украсив макушку этим сногсшибательным головным убором, мистер Бантинг вышел на солнышко и с удовольствием остановил свой взор на соседе, мистере Оски, копавшемся рядом у себя в саду.
Оски принадлежал к той категории садоводов, которые каждый уик-энд сломя голову несутся домой, наскоро перехватывают что-нибудь вместо обеда и, вооружившись полным набором инструментов, приступают к тому, что является, по их мнению, основной задачей дня.
Никто еще не видел, чтобы Оски получал какую-нибудь радость от своего сада. Он никогда не сидел там, никогда не покуривал в раздумье трубочку среди роз, как это делал мистер Бантинг. Он трудился и только. Его постоянно можно было видеть в саду и большей частью согнувшимся в три погибели; надо сказать, что копался он в земле с чисто тевтонским упорством. Бантинги чаще всего имели удовольствие созерцать его седалище.
Так и сейчас, увидев среди грядок капусты зад Оски, мистер Бантинг обрадовался. Наконец-то есть с кем поговорить! До тех пор пока разговор велся на садоводческие темы, сосед не считал перерывы в своей работе потерей драгоценного времени. — Нам всем следует учиться, — многозначительно говорил Оски, ибо он был твердо убежден, что мистер Бантинг ничего не смыслит в садоводстве, по крайней мере в той его разновидности, которую с таким успехом применял на практике сам Оски, — а именно в садоводстве научном.
Часто, сажая цветы на бордюрах, мистер Бантинг чувствовал на себе пристальный взгляд соседа, и вслед за тем до него доносились слова: — Что это у вас, — львиный зев? Ну, так вы его слишком густо садите. Так нельзя, — и вежливость требовала, чтобы мистер Бантинг поднялся с колен и, обозрев идеально рассаженный, великолепно принявшийся львиный зев Оски, выслушал лекцию о выращивании этой культуры.
— На то, что пишут в справочниках, не обращайте внимания. Все они врут. Надо изучать самую почву.
Всеведение Оски сперва вызывало зависть мистера Бантинга, но потом он открыл, что тот может с равной уверенностью разглагольствовать решительно обо всем, стоит только навести его на нужную тему. Оски давал пространные объяснения по любому вопросу, даже самому пустяковому. Однажды мистер Бантинг попросил его показать, как надо действовать мотыгой, и Оски продемонстрировал применение этого инструмента на сорняках мистера Бантинга, с важностью показывая свою «хватку», словно на уроке игры в гольф. — Ничего, как будто поняли, — сказал он, подойдя дня через два к изгороди. Повидимому, Оски считал мистера Бантинга человеком не слишком сообразительным.
— Посмотрите, какие у меня помидоры. Видали что-нибудь подобное? — такими словами он приветствовал мистера Бантинга в тот день. — Нет, вы только полюбуйтесь!
До сих пор мистер Бантинг всеми силами старался игнорировать помидоры Оски и теперь с большой неохотой обратил глаза в ту сторону. Его собственные тщедушные, бесплодные ростки, казалось, захирели еще больше под взглядом эксперта.
— Там же нет солнца. Вам бы следовало посадить их на северной стороне.
— Они и так сидят дальше к северу, чем ваши.
— Дело не в том, дальше или ближе, — сказал Оски, чувствуя необходимость дальнейших разъяснений. — При посадке помидоров нужно руководствоваться стрелками компаса.
— Премного благодарен. Уж как-нибудь обойдусь без компаса.
— Да разве они у вас так созреют? Вот, допустим, — продолжал Оски, — допустим, что мы стоим здесь, значит, экватор будет в той стороне... Следовательно, сажать помидоры надо вон там.
— Экватор в той стороне? — удивленно воскликнул мистер Бантинг.
— Ну конечно.
— Я сажаю помидоры, при чем же тут экватор?
— Как при чем? Мы ведь в северном полушарии. А вы их посадили будто не в Англии живете, а в Австралии.
— Послушайте! — сказал мистер Бантинг, подходя ближе к изгороди и начиная горячиться. — Что вы тут мелете?
— Экватор, старина, экватор. — И вдруг его взяло сомнение. — Ведь вы же знаете, что такое экватор? Воображаемая линия. Неужели вас в школе этому не учили?
— Об экваторе я знаю не меньше вашего, а вот чтобы мне говорили, где он находится, да еще показывали: «вон, мол, там», — это я в первый раз слышу.
Где же он, по-вашему, на северном полюсе, что ли?
— А мне все равно, где он. Ну его к чорту! Подавитесь вы своим экватором.
Оски с удивлением воззрился на него.
— Чего вы так разволновались? Я вам говорю, что помидоры у вас посажены не там, где надо. Да вы сами посмотрите. Даже завязи нет.
— Да что я, не могу купить помидоров, что ли?
— Купить? Э-эх! — воскликнул Оски и, бормоча что-то себе под нос, вернулся к своей капусте. Он был возмущен.
Но у мистера Бантинга немного отлегло от сердца после этой перепалки. Она освежила его. Ухмыляясь, он закурил трубку, отошел от искусственной каменной горки к цветочным бордюрам и осмотрел свои многолетники — те, которые уцелели. Он, совсем не стремился непременно выискивать себе какую-нибудь работу, он попросту наслаждался своим садам. Что касается садоводства, так тут мистер Бантинг был фаталистом. Он не считал нужным волноваться из-за филоаксеры или засухи. Он сажал цветы и овощи с должным тщанием, а остальное предоставлял природе. Погода есть погода — для одного растения хороша, для другого нет; он принимал неудачи спокойно, полный той мудрости, которая превыше всякой техники. В прежние годы мистер Бантинг возился со своими посадками — опрыскивал их профилактическими химикалиями, подкармливал патентованным удобрением. Часто бывало так, что те растения, которые он больше всего охаживал, увядали и гибли, а предоставленные самим себе разрастались, как крапива. Неизвестно, какие заключения делал из этого факта Оски; мистер же Бантинг видел в нем подтверждение своей жизненной философии: когда с растениями слишком няньчатся, им это не идет впрок, так же как и людям.
