Я разглядывал этикетки на бутылках, размышляя, какую из них выбрать, почти не прислушиваясь к приглушенным звукам рояля. Но то, что я услышал через минуту, ошеломило меня. Совершенно сумасшедший джазовый пассаж. Незамысловатый ученический вальс за моей спиной на несколько секунд превратился в свободную и раскованную импровизацию, наполненную необычными пронзительными аккордами. Я застыл на месте, а потом, забыв о бокалах с вином, развернулся и вбежал обратно в гостиную… Мари по-прежнему старательно играла наивный бесхитростный вальс. Это был бред больного воображения. Утомленный янки, попавший в мир средневековья. Я медленно подошел и сел рядом с Мари.
– Вот здесь очень сложное место… – она посмотрела на меня, пытаясь взять вполне банальный аккорд. Я дотронулся до ее руки, но тут она вскрикнула.
– Что случилось? – спросил я.
Мари смотрела в окно, руки повисли над клавишами. В глазах застыл испуг.
– Я кого-то видела там, за окном. Кого-то очень странного. В черном капюшоне.
– В самом деле? – уверенный, что это лишь неуклюжая попытка избавиться от моего ухаживания, я тоже посмотрел в окно, но там была лишь темнота. – Но я никого не вижу. Может быть, это кто-то из прислуги?
– Нет, я не знаю этого человека. Странно, – она ускользнула от меня и присела на диван.
– Если хотите, я пойду и проверю, чтобы доказать вам, что не перевелись еще Ланцелоты, – с улыбкой предложил я.
– Я думаю, не стоит. Знаете, с тех пор, как вы приехали, в замке что-то изменилось. Он перестал быть таким… мирным…
– Вы это почувствовали за несколько часов?
– Да. Не знаю… Просто поверьте мне.
– Ладно, верю. Тем более, мне стоит выйти на улицу.
Я пересек погруженный в полутьму холл, вышел из замка в прохладу и свежесть и повернул за угол. На улице – сумерки, и ни души. Надо мной светились окна каминного зала, где только что играла на рояле Мари. Когда я вернулся в комнату, ее там уже не было.
Допив залпом коньяк, я поднялся в спальню. Долго ворочался и не мог заснуть – видимо, сказывалась смена часовых поясов, к которой невозможно привыкнуть, несмотря на частые перелеты. Мысли перескакивали с одного предмета на другой, и я позволил им вести себя как им хочется...
Зря я обидел эту, в сущности, вполне милую Мэй. Ну, не очень умна. Но отдых – это возможность слушать и говорить глупости. Можно было бы сейчас наговорить ей кучу симпатичных глупостей. Вот пойти сейчас и принести ей извинения. И остаться… Но вот ведь забавная горничная какая… француженка…
Так, спокойствие! Нельзя так волновать себя встречами с горничными.
Похоже, начинались галлюцинации…
Перелет, замок, отличные ужин и напитки дали поразительный эффект: люстра на потолке начала качаться. Возникло ощущение, что надо хвататься за края кровати, как в каюте яхты во время шторма, чтобы не скатиться на пол.
Я закрыл глаза и, полежав так немного, открыл их вновь. Тяжелая бронзовая люстра раскачивалась, чуть позванивая водопадом хрустальных подвесок.
Может, у них потолки картонные? И кто-то ходит на чердаке и раскачивает люстру. Логично. Толстенные каменные стены и картонные потолки. Причуды архитектора. Он был чудак, и теперь ходит по потолку и качает люстры. Может, замок построен на болоте и раскачивается от ветра? Завтра надо попросить этого непроницаемого дворецкого, чтобы запретил ходить по моему потолку…
Я влез на кресло и остановил люстру, захватив рукой ее тяжелый, бронзовый каркас. Рассказать Крису, как я останавливал на потолке люстру после ирландского виски, он будет ржать всю обратную дорогу до Нью-Йорка. Впрочем, это был коньяк. Французский.
Я лег, вознамерившись, наконец, уснуть, и почти сразу услышал чьи-то шаги в коридоре. Я прислушался, затаив дыхание. Легкие шаги замерли у моей двери. Так… Архитектор пришел. Не спится, значит, ему.
Я тихо встал, подошел к двери и, резко раскрыв ее, выглянул в коридор. Там никого не было. Лишь дверца напольных часов в конце коридора была чуть приоткрыта.
…к себе в комнату. Странно, но кролик опять валялся на полу, хотя я точно помню, что посадила его на кровать. Я подняла игрушку. У кролика было оторвано ухо, шляпы не было, и вся его физиономия будто перекосилась в недовольной гримасе. Я выглянула в коридор. Мимо как раз проходила Мари со стопкой выглаженного белья.
– Кто заходил в мою комнату? – спросила я.
– Никто, мисс.
– Что это за дурацкие шутки с кроликом?
– Какой кролик, мисс? – Мари прошла в мою комнату, взяла игрушку в руки. – Это ваша игрушка?
– Нет, конечно. Это валялось на полу, когда мы приехали.
– Не понимаю, как он здесь оказался, мисс, – недоуменно произнесла она. – Если хотите, я унесу его.
– Да уж, пожалуйста, и впредь следите за тем, чтобы без моего ведома в моей комнате не появлялись посторонние вещи, не имеющие ко мне ни малейшего отношения.
– Конечно, мисс.
Горничная ушла, а мне стало как-то неспокойно. Что за глупая выходка! Лучше было бы провести эту ночь с Джеффом, а то всякие тревожные мысли в голову лезут…
В последнее время моя самооценка сильно возросла. Мне довольно легко удавалось завоевать любого понравившегося мужчину. Как правило, эти романы длились недолго, но я не жалела об их скоротечности. И все-таки, слишком легкая победа – это не победа. С Джеффом не так. Но я обязательно его добьюсь. Просто у него сегодня неподходящее настроение. Хочется побыть одному. Такое бывает. Правда, со мной это случается редко. Не люблю одиночество. Ведь даже переживать по поводу фильма в компании намного лучше, чем одной. Подруга ведь может воспринимать что-то совсем не так, как я, и это интересно, когда люди не похожи. Вот, например, я, Пэм и Пэт совсем разные. Пэм очень добрая, она вообще злиться не умеет, и обиду долго ни на кого не держит. Ее очень легко развеселить, и мужчин она любит веселых, тех, что шутят постоянно. И секс ей тоже нравится с шутками, хулиганский такой секс. А Пэт нравится, когда ее удивляют. Чтобы все всегда было по-разному. Поэтому мужчины ей быстро надоедают. Вообще, Пэт иногда такая смелая, напористая, деловая. И очень хорошая подруга, всегда умеет дать нужный совет, посмотреть на ситуацию с разных сторон... Ну, а я очень люблю романтику. И мужчины мне нравятся романтичные, задумчивые, которые мечтают и не все договаривают. Вот если бы была возможность с помощью какого-нибудь волшебства попасть в голову к загадочному Джеффу и побродить по его мыслям, фантазиям, я бы узнала столько всего нового! Все-таки жаль, что люди умеют разговаривать только словами. Может, когда-нибудь мы научимся читать мысли друг друга?
Однако, какая же неприятная ситуация с этим кроликом! Пытаешься думать о чем-то другом, а чувство тревоги все равно не проходит.
Я погасила свет и легла в кровать. «Ну, если не Джеффа, то хоть игрушку какую-нибудь мягкую», – с тоской подумала я. У меня дома столько игрушек, и, как назло, ни одной не захватила. Я лежала, уставившись в темноту. Вскоре глаза начали слипаться – все-таки дорога сюда меня порядком утомила. Я погружалась в сон.
Сквозь дремоту я услышала, как где-то в углу скрипнул паркет, потом шорох раздался вблизи туалетного столика. Я хотела приподняться, посмотреть, что там, но поняла, что сил нет. В тишине мирно тикали часы. Сквозь полудрему показалось, что в лицо дохнуло холодом – как будто что-то пролетело около моей щеки. Почему-то запахло яблоками… За приоткрытым окном шелестела листва. Казалось, что это шепот… тихий, едва уловимый неразборчивый шепот у изголовья. Воздух надо мной будто сгущался. Как будто кто-то наклонился надо мной и смотрит в мое спящее лицо пристальным взглядом. Мне стало трудно дышать, будто что-то давило на грудь. Я старалась и не могла проснуться. Сон опутывал меня вязкой паутиной, забивал ею рот. Я будто падала в беспросветную темноту бездонного колодца. Все ниже, ниже, и дна не будет никогда. Я просто сольюсь с темнотой и никогда не выйду из плена этого вязкого сна…
И вдруг послышался детский плач. Он стихал на время и начинался вновь. Было в нем что-то настолько реальное, что сон улетучился. Я открыла глаза, еще не понимая, во сне это или наяву. Где-то плакал ребенок. Кажется, его голос доносился из коридора. Я щелкнула выключателем. На мгновение показалось, что дурацкий кролик все еще лежит на полу посреди комнаты, но там ничего не было. Я открыла дверь. Плач стих. Я стояла, уставившись в темноту, тщетно пытаясь сообразить, что это было. Слышалось только монотонное тиканье часов.
За окнами забрезжил тусклый рассвет.
– А чем бы нам заняться после завтрака? – спросил за столом Генри. – И где все девушки?
– Они отдыхают после утренней пробежки, сэр, – ответил Малкольм, размеренно проходя мимо стола.
