Бог мой, тут же подумал я. Его одолели спирохеты!
Он ступал замедленно, неуклюжей походкой человека с расслабленными конечностями и локомоторной атаксией. Делая шаг, он высоко поднимал ногу, затем с силой опускал её на землю, словно давил опасное насекомое.
Я подумал: лучше всего завести мотор и убраться отсюда ко всем чертям, прежде чем он добредёт до меня. Но я знал, что это невозможно. Мне необходим бензин. Я сидел в машине, глядя, как это жуткое существо с трудом передвигается по песку. Должно быть, он уже много лет страдает этой отвратительной болезнью, иначе она не развилась бы в атаксию. В профессиональных кругах она называется tabes dorsalis и с точки зрения её патологии означает, что жертва страдает от перерождения позвоночника. Но, о мои друзья и недруги, эта болезнь и того хуже — это медленное и безжалостное поглощение нервных волокон сифилитическими токсинами.
Тем временем человек — я назову его арабом — подошёл к дверце машины с той стороны, где я сидел, и заглянул в окно. Я отпрянул, моля Бога о том, чтобы он не приближался больше ни на дюйм. Без сомнения, это был едва ли не самый отвратительный из всех человеческих экземпляров, что мне доводилось видеть. Его лицо было изрыто и изъедено, словно у старинной деревянной скульптуры, после того как в ней побывал червь, и его вид навёл меня на размышления о том, сколько ещё других болезней помимо сифилиса терзают этого человека.
— Салям, — пробубнил он, еле шевеля губами.
— Заполни бак, — сказал я ему.
Он не двинулся с места и с большим интересом разглядывал салон моей «лагонды». От него исходил отвратительный гнилостный запах.
— Пошевеливайся, — сказал я резко. — Мне нужен бензин.
Он поглядел на меня и ухмыльнулся. Это была не усмешка, а именно ухмылка, которая, казалось, говорила: «Я король заправочной станции в Бир-Ровд-Салиме. Дотронься до меня, если посмеешь». В уголке его глаза примостилась муха, но он даже не попытался её согнать.
— Вам нужен бензин? — спросил он, словно насмехаясь надо мной.
Я был готов выругаться, но вовремя осадил себя и вежливо ответил:
— Да, пожалуйста, я буду очень признателен.
Некоторое время он хитро посматривал на меня, словно желая удостовериться, что я его не разыгрываю, затем, видимо удовлетворённый моим поведением, кивнул. Он повернулся и медленно направился к задней части моей машины. Я сунул руку в кармашек на дверце, достал бутылку «гленморанжи», отлил изрядную порцию и стал его потягивать. Лицо этого человека только что находилось в ярде от моего собственного, его зловонное дыхание проникло внутрь машины… и кто знает, сколько миллиардов вирусов влетело в неё на воздушных волнах. В таких случаях хорошо продезинфицировать рот и горло каплей шотландского виски. Помимо всего прочего, виски действует и как успокоительное. Я допил стакан и налил ещё. Вскоре я почувствовал, что тревога моя утихает. Мой взгляд упал на лежащий рядом арбуз. Я решил, что в такой момент это как раз то, что нужно, он меня освежит. Я вынул из чехла нож и вырезал толстый кусок. Потом кончиком ножа осторожно выковырял все чёрные семечки, сбрасывая их в выемку из-под вырезанного куска. Я сидел, попивая виски и закусывая его арбузом. И то и другое было восхитительно вкусно.
— Бензин готов, — сказал жуткий араб, возникнув в окне. — Теперь я проверю воду и масло.
Я бы предпочёл, чтобы он держал руки подальше от «лагонды», но, не рискуя вступать в пререкания, промолчал. Тяжело ступая, он приблизился к капоту и своей походкой напомнил мне пьяного гитлеровского штурмовика, чеканящего гусиный шаг в очень медленном темпе.
Tabes dorsalis, как Бог свят!
Есть ещё только одна болезнь, которая вызывает такую странную походку, когда страдающие ею высоко задирают ступни, — это хроническое бери-бери. Видимо, у него ещё и это. Я отрезал второй кусок арбуза и на минуту сосредоточил внимание на том, чтобы очистить его от семечек. Когда я снова посмотрел на ветровое стекло, то увидел, что араб поднял капот на высоту правой руки и склонился над мотором. Его голова и плечи мне были не видны, впрочем, и руки тоже. Что он там делает, чёрт побери? Ведь масло заливают с другой стороны. Я постучал по ветровому стеклу. Казалось, он не услышал.
— Эй, уходи оттуда! — крикнул я, высунув голову из машины.
Он медленно выпрямился, вынул правую руку из внутренности мотора, и я увидел, что в пальцах у него зажато что-то длинное, чёрное, скрученное и очень тонкое.
Боже милостивый, подумал я, он нашёл там змею!
Араб подошёл к окну и, ухмыляясь, протянул мне предмет, который держал в руке. Присмотревшись, я понял, что это вовсе не змея, а приводной ремень моей «лагонды»! Я сидел и тупо смотрел на порванный приводной ремень; меня охватила паника при мысли о тех ужасных осложнениях, которые могут меня ждать из-за того, что я внезапно застрял в незнакомом месте, да ещё рядом с этим отвратительным человеком.
— Вы видите, он висел на ниточке, — сказал араб. — Хорошо, что я заметил.
Я взял у него приводной ремень и внимательно его осмотрел.
— Ты его подрезал! — крикнул я.
— Подрезал? — спокойно переспросил он. — Для чего мне его резать?
Честно говоря, я был не в состоянии определить, подрезал он его или нет. Если да, то ему пришлось позаботиться ещё и о том, чтобы обработать повреждённые концы каким-нибудь инструментом, дабы создать видимость естественного обрыва. Но при всём том я полагал, что он всё-таки подрезал приводной ремень, и если так, то меня ждут ещё куда большие неприятности.
— Ты, конечно, знаешь, что я не могу продолжать путь без приводного ремня? — спросил я у него.
Он снова ухмыльнулся своим ужасным искривлённым ртом, обнажив изъязвлённые дёсны.
— Если вы сейчас поедете, — сказал он, — то закипите через три минуты.
— Так что же ты предлагаешь?
— Я достану другой приводной ремень.
— А ты можешь?
— Конечно. Здесь есть телефон, если вы заплатите за разговор, я позвоню в Исмаилию. А если в Исмаилии их нет, я позвоню в Каир. Нет проблем.
— Нет проблем! — воскликнул я, выбираясь из машины. — А когда, скажи на милость, они доставят его в это проклятое место?
— Каждое утро около десяти часов здесь проходит почтовый грузовик. Завтра и получите.
У этого человека на всё был ответ. Он отвечал даже не задумываясь.
Этот ублюдок, подумал я, и раньше разрезал приводные ремни.
Теперь я был начеку и не спускал с него глаз.
— В Исмаилии вряд ли найдётся приводной ремень для машины этой марки, — сказал я. — Придётся высылать из Каира. Я сам позвоню туда. — То обстоятельство, что здесь есть телефон, немного успокаивало меня. Телефонные столбы тянулись вдоль всей дороги через пустыню, и я видел, что от ближайшего к моей машине столба к лачуге отведены два провода. — Я попрошу агента в Каире срочно отправить сюда специальный транспорт.
Араб посмотрел на дорогу, ведущую в Каир, от которого нас отделяло миль двести.
— Кто поедет шесть часов сюда и шесть обратно только для того, чтобы привезти один приводной ремень? — сказал он. — С почтой будет не дольше.
— Покажи мне, где телефон, — сказал я и направился к лачуге, но тут меня осенила страшная мысль, и я застыл на месте.
Как смогу я прикоснуться к этому заражённому аппарату? Прижать к уху мембрану, поднести ко рту микрофон, ведь они почти наверняка соприкоснутся. Я в грош не ставил мнение медиков, согласно которому сифилис невозможно подхватить иначе, чем через прямой контакт. Сифилитический микрофон есть сифилитический микрофон, и ничто меня не заставит поднести эту заразу ко рту, нет уж, благодарю покорно. Я туда и близко не подойду.
Я стоял под палящим послеполуденным солнцем и смотрел на араба, на его жуткое, обезображенное болезнью лицо, а араб смотрел на меня невозмутимо, безмятежно, будто ничего не случилось.
— Вам нужен телефон? — спросил он.
— Нет. Ты умеешь читать по-английски?
— Да, конечно.
— Прекрасно. Я напишу тебе фамилии торговых агентов и марку машины, а также свою фамилию. Они меня знают. Ты скажешь им, что мне нужно. И послушай… попроси их сразу же выслать специальную машину за мой счёт. Я хорошо им заплачу. А если они откажутся, скажи им, что они должны доставить ремень в Исмаилию так, чтобы его успел захватить почтовый грузовик. Ты понял?
— Нет проблем.
Итак, я написал всё, что нужно, на листе бумаги и отдал его арабу. Он своей медленной тяжёлой походкой направился к лачуге и исчез внутри. Я опустил капот машины. Затем вернулся и сел на место водителя, чтобы обдумать своё положение.
Налив себе ещё порцию виски, я закурил сигарету. На дороге должен быть какой-нибудь транспорт. Кто-нибудь обязательно появится до наступления ночи, но спасёт ли это меня? Нет, вряд ли — если только я не решусь проголосовать и оставить «лагонду» и весь мой багаж на милость араба. Готов ли я это сделать? Не знаю. Может быть, и да. Но если придётся провести ночь здесь, я запрусь в машине и попытаюсь не спать как можно дольше. Ни за что на свете я не войду в лачугу, где живёт это существо, и не дотронусь до его пищи. У меня есть виски и вода, у меня есть половина арбуза и плитка шоколада. Этого вполне достаточно.
