- В моей жизни тоже было страдание, Таня, - задумчиво сказал он, отрезая податливый, почти текущий под ножом ломтик пахучего камамбера, - я вообще думаю, что произвожу на людей ложное впечатление. Всегда озабоченный, всегда думающий только о делах... Но у меня тоже бывают минуты печали. Закат над Кремлем всегда наталкивает меня на грустные мысли. Бывает, прохожу мимо старой церкви, разоренной большевиками и превращенной в склад или в ремонтную мастерскую, и сердце кипит от грусти и негодования. Какой огромный труд предстоит нашей стране! Я работал бы на ее благо еще тяжелее, если б только мог. Ведь даже теперь, после всех реформ, затаившиеся большевики делают все, чтобы затормозить преображение страны.
- Почему же вы не занимаетесь политикой, Иван? С такими мыслями вы могли бы стать министром или депутатом парламента. А вы - всего лишь хозяин фирмы, пускай и со значительным состоянием...
- Как вы наивны, Таня. Трудно делать политику чистыми руками, а я дорожу своим честным именем. Да и кроме того, каждый должен заниматься тем, к чему у него есть талант. Единственное ,что меня беспокоит - что в последние месяцы я получаю меньше радости от своей работы.. Слишком много сил приходится тратить на борьбу с нелепыми законами, слишком большую долю пирога хотят, не работая, захватить себе те, кто занял кресла ушедших коммунистов... Жизнь бизнесмена не состоит только из обедов в "Савое" и коктейлей на светских приемах...
- И это вы говорите мне! - Таня с упреком всплеснула руками. - Разве я не делю с вами все тяготы, весь риск нашего труда? Иван, Иван, неужели вы спутали меня с Анной Шахматовой! Не сомневаюсь, что в ее сценарии много наивности и прямой белиберды.
- Я постараюсь его исправить, - в улыбке Ивана ей почудилась некоторая натянутость, - если бы у меня еще было время на чтение! Даже своего любимого Достоевского я не открывал уже месяца три. Что уж говорить о сценариях! Нам предстоят очень трудные переговоры сегодня, Таня. Мексиканцы не прочь приобрести у нас оконное стекло и медвежьи шкуры, но при этом хотят расплачиваться кактусами. Значит, на плечи фирмы ляжет забота по продаже кактусов на Дальний Восток, для переработки в текилу - знаменитую мексиканскую водку.
- Почему же на Дальний Восток, Иван? И хватит ли у нас опыта?
- Наши сахалинские партнеры вывели нас на своих корейских друзей.
- С каких пор в Корее изготовляют текилу?
- В Корее делают все, - Иван рассмеялся, - Еще находясь в Монреале, я по факсу подписал все протоколы о намерениях. Кактусоперерабатывающий завод близ Сеула открылся всего полгода назад, но производство растет с каждым месяцем. Эта сделка не только принесет нам прибыль, но и откроет путь на корейский рынок. Вот почему эти переговоры не должны сорваться, и вот почему они должны оставаться в тайне от всего коллектива фирмы, кроме вас, Тютчева и Баратынского...
Между тем официант уже нес на серебряном подносе дымящийся каппуччино. "Савой" был едва ли единственным местом в русской столице, где подавали этот божественный напиток, щедро посыпанный толченым шоколадом.
- Как вкусно! - Таня элегантно сдула с фарфоровой чашки густую, снежно-белую пену.
- Та небольшая роскошь, - улыбнулся Иван, которые я просто обязан себе позволять, чтобы весь день держаться в форме. Между прочим, наша машина для кофе по-итальянски тоже может готовить каппуччино.
- Я научусь, - прошептала Таня. - И все-таки берегите себя, Иван, кофеин все-таки вреден для здоровья. Если, конечно, он не входит в состав "Кока-Колы".
Они вышли из ресторана на апрельскую улицу. За время обеда погода разгулялась. Ясное, теплое солнце сияло над замусоренным городом, отражаясь в сверкающих боках "Кадиллака". Телохранители курили в двух шагах от машины, а шофер Василий, слегка высунувшись из окна, вел разговор с незнакомцем в кожаном плаще. При виде Ивана и Тани тот быстро отошел в сторону, смешавшись с толпой.
- Интересуется машиной, - Василий усмехнулся вслед своему случайному собеседнику. - Многие подходят, спрашивают, сколько стоит такое диво и где его можно приобрести. Вы сделали отличную покупку, шеф. Такое удовольствие сидеть за этим рулем. Ну и, разумеется, к хозяину "Кадиллака" сразу и отношение другое. Поехали?
Ивана вдруг оставила его обычная собранность. Он внимательно посмотрел в глаза Василию. Где он мог видеть его собеседника? Однако Василий - вне подозрений. Да и чего бояться Ивану с такими надежными защитниками? Постепенно Иван успокоился. Однако когда машина свернула в Садового кольца и понеслась по Ленинскому проспекту (все еще носившему имя преступного основателя большевизма), он невольно посмотрел в зеркальце бокового вида и похолодел. Почти неотступно за ними следовал грязный "Москвич" с разбитыми фарами, за рулем которого сидел Зеленов, а на заднем сиденье - давешний незнакомец в кожаном плаще.
- Андрей, Павел, - спокойно сказал Иван, - нас преследуют.
- Что вы, Иван! - вскрикнула Таня, бледнея.
- Ничего опасного, - Иван пожал плечами, - это Зеленов, давешний авантюрист. Он ничем не может грозить нам, но я уверен, что будет продолжать навязываться со своими гнусными предложениями. А может быть...
Иван замолк. Огромный сеульский завод отчаянно нуждался в сырье, а мексиканское правительство ограничивало экспорт кактусов, опасаясь за свою монополию на мировом рынке текилы. Корейцам приходилось приобретать кактусы через третьи страны, и на запланированную сделку, которая должна была принести несколько сот тысяч долларов чистой прибыли, могло найтись много охотников.
- Шеф, - сказал Андрей, напрягаясь, - а ведь я знаю этих людей. Тот, что за рулем - бывший политрук нашей дивизии в Афганистане. Полковник Зеленов.
- Точно, - поддержал Павел, - это он организовал ту карательную экспедицию, когда погибло шестьсот пятнадцать мирных афганцев. Это по его доносу нас с тобой, Андрей, отправили в гарнизонную тюрьму за отказ стрелять в женщин и детей... Иван, Иван, если б вы знали, какой это хладнокровный негодяй!
- Боже мой, - Таня снова заволновалась, - он очень опасен?
- Этот человек готов на все, - кивнул Андрей. - После увольнения из армии политруки остались без средств к существованию. Они - наши главные враги в этой стране. Именно из них вербуются самые жестокие рэкетиры, а если уж такой политрук прошел войну в Афганистане и узнал вкус крови, то не хотел бы я встретиться с ним на узкой дорожке! Но не бойтесь, Татьяна! Политруки всегда нападают по четверо, а их всего двое.
- Значит, они хотят выследить нас, - вдумчиво сказал Иван, - или даже устроить аварию, чтобы помешать запланированной встрече. Как ты думаешь, Василий, мы могли бы от них оторваться?
Василий без единого слова резко вырулил на левую полосу движения - и нажал на педаль газа. Могучий "Кадиллак", заревев, мгновенно набрал скорость - и помятый "Москвич" с двумя политруками остался далеко позади, а у прелестной спутницы Ивана вырвался облегченный вздох.
Долгий, напряженный день, наконец, кончился и для утомленной Тани. Едва успев к закрытию Центрального рынка, едва вдохнув знакомые с детства запахи цветов, свежих фруктов и овощей, доносившихся от его мраморных прилавков, она не сумела удержаться от соблазна купить небольшой букет розовых гиацинтов и радостно засмеялась от их слабого травянистого благоухания. Цветы были ее давней слабостью, а эти, беззащитные и ароматные, знаменовавшие собой приход в Москву настоящей весны, в особенности. Выбирая на рынке румяные яблоки, которыми торговали улыбчивые, чистоплотные крестьянки в цветастых платках, покупая яркие пучки свежей зелени и аппетитный деревенский творог, белыми пластами лежавший на цинковых подносах, Таня невольно вздыхала - все это стоило едва ли не впятеро дороже, чем в государственных магазинах. Однако у деловой женщины - свои расходы, ей ли ездить в утренних автобусах, набитых рабочим народом или рыскать по городу в поисках продуктов подешевле? Даже теперь, после изгнания большевиков, государственная торговля означала грязь, сутолоку, многочасовые очереди за самым необходимым, а главное - грубость вороватых продавцов, развращенных коммунистическим режимом... А крестьянский рынок оставался тем же, чем был при диктатуре - островком нормальных человеческих отношений, показывавшей пытливому наблюдателю, какой была бы Россия при свободной экономике.
Что же до вздохов, то хотя фирма и платила Тане щедрую по российским меркам зарплату, и предусматривалось даже участие в прибылях, чистого дохода пока поступало немного, хотя компания и заставляла девушку отдавать ей чуть ли не все силы. Не так уж редко приходилось ей заполночь засиживаться с Иваном или с Тютчевым в офисе, рассылать срочные телефаксы, с трудом дозваниваясь до телефонного оператора, писать на компьютере, как это умела только она одна, строгие, корректные и в то же время дышавшие непонятной теплотой деловые письма. Однако даже дребезжащая машина русского производства, не говоря уж о "Фольксвагене" или "Форде" пока оставалась для нее такой же недоступной роскошью, как и для большинства ее соотечественников, а небольшую трехкомнатную квартиру на окраине приходилось делить с младшей сестрой Светой.
