То, что министерский хлыщ спустя годы стал влиятельнейшим бизнесменом, то, что свою семью Анна считала счастливой и крепкой, а жизнь – удавшейся, значения не имело. Ибо, по мнению Зои Миркиной, в Аниной судьбе не было главного – настоящих страстей и творческой самореализации.
У Зои-то было все. Муж-саксофонист, профессиональный алкоголик, изгнанный из всех приличных коллективов столицы, играл по кабакам, пропивая заработанное и регулярно устраивая жене опереточные скандалы на почве ревности. Детей не случилось. Сама Зоя служила в Московской областной филармонии – пилила виолончель в глубине оркестра. Но зато у нее была творческая самореализация и целый штат любовников – мачо в концертных фраках. Жизнь, значит, удалась.
– Ну за что ты так ее не любишь? – укорила Анюша ласково, – Она просто не очень умная женщина, да к тому же такая несчастная…
– Аня, она не просто несчастная. Она активно несчастная, агрессивно несчастная. И ты напрасно ее жалеешь – такие завистливые злобные дуры…
– Олег!…
– …обязательно кусают руку, которая пытается их погладить!
– Олег, подожди. Бог с ней, с Зойкой. Я о другом. Та женщина, гадалка – я не собиралась гадать, я пошла просто за компанию – но она сама ко мне обратилась, она сказала мне, что в нашей семье будут большие перемены…
– Что, Любашка сделает тебя бабушкой? – усмехнулся Старцев.
– Тьфу на тебя! При чем здесь Люба… – Анна пыталась сосредоточиться. – Она сказала, что у тебя будут большие неприятности в бизнесе. Что ты можешь потерять что-то очень для тебя важное и нужное. И что… что у нас в семье будут из-за этого… в общем, что-то произойдет. И я бы, конечно, просто забыла эти ее слова, но ты сегодня так странно себя ведешь…
Старцев молчал, глядя в пол. Теребил пальцами нос. Эта дурная привычка проявлялась только в одном случае – когда он напряженно что-то обдумывал. Что-то, не слишком радостное.
– Вот что, Анюша, – заговорил он, наконец, – В бизнесе всегда бывают неприятности. Каждый день. Маленькие или большие – это уже другой разговор. И всегда есть риск что-то потерять – тем более, в нашей стране с ее идиотским законодательством. Потерять все я не могу. Разве что, Нью-Йорк будет уничтожен пожаром, Швейцария взлетит на воздух, а Россия уйдет под воду как град Китеж. И даже если я потеряю что-то, сколь бы важным не было это что-то для моего бизнеса… – он взял ею за руку, посмотрел в глаза, – Неужели ты думаешь, что это как-то скажется на нашей с тобой жизни?
Ах, голос, голос любимого мужчины! Даже спустя двадцать лет после первых свиданий у Анны замирает сердце от этих звуков – сладких, проникновенных…
– Боже, какая сцена! – гудит вдруг над ухом треснутое контральто, принадлежащее высокой и вместительной даме, – Взгляни, Тимофей! Воркуют, как голубки!
Невыразительной наружности человек, названный Тимофеем (муж просторной дамы и один из членов кабинета министров) расплывается в умильной улыбке. Старцев что-то отвечает, немедленно затевается разговор о не значащем и приятном.
Анна слушает, привычно улыбаясь и думая о своем. О том, в частности, что она не все рассказала мужу из предсказаний гадалки.
– У-у-у, милая, тебя ждет настоящее испытание. У супруга твоего будет роман на стороне.
– Как – роман? С кем?
– Карты фамилий не говорят.
– И что? Он что, меня… бросит?
– А это уж, милая, от вас самих зависит.
Верить или не верить? И если верить, то как теперь жить?
* * *
Разговоры, разговоры! Сплетни, споры, словесные фехтования…
– …Ну, и что будет, когда цены на нефть упадут?
– Известно что. Валютный дефицит.
– Ах! И что же?
– Это вам лучше спросить вон у того господина. Он как раз из Центробанка. Но лично я считаю, что начнется изъятие валюты у населения.
– Как это? Что, будут обыски?
– Какие обыски, господь с вами, мы живем в демократическом обществе, ха-ха! Запретят хождение валюты и свободный обмен. Оставят обменные пункты в Сбербанке, например. Курс – один к восьми. И все!
– Ужас какой!… Так что же делать?…
– Ну, и как вам наш новый президент?
– Гм… Кхм… Ну, что же…
– Вы думаете, эта та самая «сильная рука»?
– Ну, голубушка, у вас такие вопросы… Хотя, все может быть. А с другой стороны – ничего нельзя сказать наверняка заранее.
– Между прочим, он лично поддержал Денисова на выборах.
– Это как же?
– Денисов, вместе с прежним губернатором, Петелиным, были у него на приеме. И президент с Денисовым говорил две с половиной минуты в отдельном кабинете. А с Петелиным – не говорил. Вы думаете, это что-то значит?
– Гм… Все может быть. Хотя…
– А вы в курсе, что Старцев – бывший боксер? Говорят, он даже зарабатывал когда-то на ринге…
– Чушь. Ничего он там не зарабатывал. Дрался в юности, и неплохо дрался. Даже, вроде бы, выиграл юношеский чемпионат страны в среднем весе.
– Не страны, а республики. И не в среднем, а в полусреднем.
– Что ж у него тогда нос не сломан, если он бывший боксер?
– А он сломан. Только ему пластическую операцию в Швейцарии делали.
– Не в Швейцарии, а в Германии. И не пластическую, а аппендицит вырезали.
– Аппендицит – в Германии?! С ума сойти!…
– Вот помяните мое слово. Национализируют. В первую очередь – нефтяные предприятия. Потом – оборонные заводы.
– Да с чего ж вы взяли, Давид Измайлович?
– Да с того, Семен Карлович, что ясно было указано – усилить государственный контроль над стратегическими предприятиями. Вы знаете другие способы усиления государственного контроля? Я – нет.
– Помилуйте, Давид Измайлович! Это уже невозможно. Россия за пятнадцать лет отвыкла от диктатуры, самосознание народа изменилось, нельзя ничего повернуть вспять…
– Семен Карлович, да вы как дитя, ей богу! Стыдно в нашем возрасте быть таким идеалистом…
– Малышев – просто душка. Такой милый мальчик!
– Какой он вам, господи прости, мальчик? Мужику тридцать пять, глава банка, совладелец крупнейшей корпорации…
– Да, да, конечно… И почему он никак не женится?
– Может, он – гей?
– Тьфу на вас! Гей! Бабник он несусветный, вот и все. Нагуляется – женится. А вам, Ольга Евгеньевна, что-то кругом геи мерещатся.
– А что? Сейчас такое время – куда не плюнь, попадешь в гомосексуалиста. А у меня, между прочим, две дочери растут. Этак, пока они вырастут, ни одного нормального мужика в стране не останется.
Разговоры, разговоры. Слухи, сплетни, толкования…
* * *
Олег Старцев покинул Зеркальный зал и направился в сигарную комнату. Курил он редко, пытался и вовсе бросить – однако, не вышло. В качестве компромисса перешел с дерущего горло «Кемела» на «Парламент лайт», но толку не вышло: легкие сигареты оказались слишком легкими, и теперь вместо пачки в день президент Корпорации выкуривал верных две.
В клубах густого ароматного дыма едва видны были лица курильщиков. Шел разговор о последней театральной премьере, и в разговоре можно было не участвовать – солировал седоусый кинорежиссер, соловьем разливался, и вставить словечко меж его плавно льющихся фраз все равно не представлялось возможным. Старцев прошел в дальний угол, устроился в кресле и закурил.
Ключевые люди заряжены – Железнова, Щеглов, Шевелев. Два дня в запасе – лучше, чем ничего. По крайней мере, успеем подготовить адекватную реакцию на заявление генпрокурора. Практически, в тот же день выстрелят газеты с гневными статьями: чиновничьему произволу, возвращающему страну в пропасть тоталитаризма – наше гневное нет!
Уже сейчас он успел переговорить вкратце с несколькими нужными людьми – из Госдумы, из правительства, из аппарата президента. В этих людей в свое время было вложено немало сил и средств. Финансирование предвыборных кампаний, использование его, Старцева, личных связей для продвижения по службе. Теперь он вправе рассчитывать на их поддержку.
Лоббистское ядро «Росинтера» сильно поредело после смены верховной власти. Однако, оно снова укрепляется, снова собирается воедино. Вот и будет возможность на деле проверить силу своего лобби…
Его отвлекла реплика режиссера:
– Слаженная, крепкая команда – это половина успеха. Если не две трети. Вы знаете, Олег, я смотрю на вас, на ваших партнеров – и просто преклоняюсь перед умением создать такую… э-э-э… атмосферу, что ли, такую, что ли, энергетику, в которой каждый – на своем месте, и каждый в равной степени ощущает себя ответственным за судьбу общего дела, и на каждого можно положиться…
– Спасибо, Никита Сергеевич, – Старцев потупился, изображая застенчивую благодарность, – Я должен сказать…
– И вот вы знаете, господа, – перебил, не заметив, режиссер, – Я ведь тоже не раз сталкивался с этой проблемой, с проблемой э-э-э… создания коллектива даже не столь творческого, сколь работоспособного. Вот, помню, на съемках «Занесенных снегом»…
Старцев набрал в рот дыма, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Атмосфера. Энергетика. Звучит глупо и претенциозно, а на деле – иначе, вроде бы, и не скажешь.
