С козой тоже не вышло, козы «козлят» гораздо лучше лошадей. Органичнее. У меня прибавилось шишек и ссадин, да и Мурка разобиделась смертельно, так что пришлось искать новую жертву.
Выбор пал на свиней (не гусей же объезжать, ей-богу).
Свиньи у нас были здоровенные, миргородские, и подходить к ним мне строго запрещалось – папенька мотивировал это тем, что негоже настоящему индейцу дружить с тем, кого он собирается съесть.
Жили они в двух загонах – в одном три взрослые свиньи и отдельно огромная пятнистая свиноматка с двенадцатью своими дочерьми (ну такой вот удался помет).
Я сейчас подумала о том, что стóит в список жизненных интересов внести графу «трогать поросят». Вы когда-нибудь трогали поросят? Они та-а-акие горячие… И скользкие. И верткие. А еще у них смешные подвижные пятачки. И уши. И пушистые ресницы. И про хвостики все правда, они – штопором.
Вот есть же счастливчики, которые держат карликовых свинксов, вот кому свезло так свезло! Свиньи умные, и еще мне кажется, что они самые трогательные из всех зверей (да-да да! Их приятно трогать!).
Увы, мой опыт общения со свиньями был… мнэ-э-э… не очень. Я решила объездить свиноматку, посчитав, что с одной взрослой свиньей справиться проще, чем с тремя.
Разработав план-перехват (который, как известно, результатов не дает), я набила карманы хлебом и забралась на ограду загона.
Подманив потенциального скакуна (или скакунью?) поближе к калитке, я прутиком открыла щеколду и спрыгнула свинье на холку.
Ошалев от ужаса, несчастная скотина (не я) с истошным визгом вырвалась из загона.
Свинья носилась по двору, вертелась на месте, тяжело вскидывала зад, а я чувствовала себя Мюнхгаузеном на горячем трехсоткилограммовом ядре. Лаяли собаки, куры взлетали у свиньи из-под ног, с гоготом разбегались гуси. Родео продолжалось недолго, с минуту, а потом свинья сильно тряхнула головой, и я, перевернувшись в воздухе, гулко упала на землю. Открыв глаза, я увидела прямо над собой страшную свиную пасть с редкими длинными желтыми зубами. Я даже не успела понять, что испугалась, а уже, тихо пискнув, взбиралась на высокую акацию, росшую у нас во дворе. Кто не знает, акация – это такое колючее дерево. Очень колючее.
Вцепившись в тонкие ветки почти на самой верхушке, я взглянула вниз.
В воздухе кружились перья, похожие на бутафорский снег, по двору обезумевшие от собственного лая собаки гоняли поросят и домашнюю птицу, Зося, выбежавшая на крыльцо, кричала:
– Деточка! Ты меня слышишь? Деточка, держись! Крепко держись!
И только тогда я поняла, что она обращается ко мне. Я хотела помахать Зосе, но руки почему-то не разжимались, и я завопила в ответ:
– Зося, я слезть не могу!
– Держись, доця! Я сейчас! – снова крикнула Зося.
Зося с конюхом Петром, который помогал ей управляться со скотиной (не со мной), притащили лестницу, но она оказалась недостаточно длинной, так что был мне бонус за выдающиеся успехи в верховой езде в виде настоящей пожарной машины, и отдирал меня от дерева настоящий пожарный в шлеме.
Радость моя несколько померкла, когда мой спаситель, вручая меня папеньке, прибежавшему по такому случаю из больницы, порекомендовал порку как лучшую воспитательную меру.
Но у папеньки были свои методы. Под хор требующих моей крови голосов (а когда опасность миновала, наказать меня требовали все, даже Зося) папенька утащил меня в свой кабинет и приступил к воспитательному процессу.
– Дружище, что за дел ты натворила и какого дьявола? – спросил он.
Я, повесив нос, честно рассказала о своей необоримой тяге к верховой езде. Папенька задумался.
– Знаешь, с лошадками чаще никак не получится, – наконец сказал он, – ни у кого нет на это времени, ты уж извини. Но может быть, ты обойдешься велосипедом?
– Велосипед – фуфло, – скривилась я (у меня был трехколесный «Гномик», я уже давно на нем не ездила).
– «Фуфло» – плохое слово, – автоматически поправил папа, – надо говорить «фигня»… э-э-э… то есть «велосипед – это ерунда». Но я имел в виду настоящий велосипед. Двухколесный.
– Двухколесный?! – обрадовалась я, но тут же поскучнела: – Пап, я же маленькая… Не дотянусь до педалей…
– Ну есть такие детские двухколесные. Я видел в Киеве. Куплю тебе на следующей неделе, если пообещаешь никогда больше ни на ком без спросу не ездить. Идет?
– Идет! – Я прыгнула папе на шею, он прижал меня к себе, усмехнулся и сказал негромко:
– Эх ты, Стрелка Робин Гуда… Напугала как…
Через неделю папа привез из города два новеньких велосипеда «Зайчик-4» – мне и моему другу Игорьку.
Ну да. У меня был настоящий друг, человеческий детеныш. А вы как думали? Онли энималс? Я нашла его на дороге.
Одним летним днем мне выпал счастливый случай поиграть в Джона Сильвера – я сковырнулась с какого-то забора, ушибла колено и здорово хромала. Без попугая, увы, пришлось обойтись – куры ни на что не годились, а других кандидатов не было.
Ну и ладно, я набила старую авоську щепками и бумагой и, высвистав козу и пса, направилась к пересекавшему деревню большому ручью – или маленькой речушке? – собираясь построить, а потом потопить вражескую эскадру.
Я шла, старательно хромая, по деревне, весьма довольная собой – в сделанной из старой газеты пиратской шляпе с длинным петушиным пером, с прочным зеленым прутом в руке, который был то посохом, то шпагой, – и распевала пиратскую песню про йо-хо-хо и бутылку рома, пока вдруг не наткнулась на мальчика, играющего в солнечной дорожной пыли.
Тогда, тридцать лет назад, у всех парней были стальные шары – они выковыривали их из подшипников, которые воровали на колхозной автобазе.
Вот и этот играл в шарики, лежа на пузе, – знаете, такая игра, когда надо запулить их в ямку особым способом, что-то вроде детского бильярда.
– Привет, – сказала я. – Ты кто? Я тебя не знаю… А можно с тобой поиграть?
Мальчик посмотрел на меня, не поднимаясь с земли. У него было смуглое узкое лицо, тонкий нос и большие глаза цвета темного меда. Его волосы выгорели на солнце до странного платинового оттенка, и он был похож на марсианина.
– Со мной? Со мной никто не играет, – сказал мальчик.
– А почему? – Я присела рядом, вытянув неудобно забинтованную ногу.
– Мой папа – цыган, – мальчик сел, подобрав ноги по-турецки, и посмотрел на меня с каким-то злым высокомерием, – поэтому меня все дразнят и бьют.
– Ух ты! Настоящий цыган? С усами? С серьгой? – не поверила я.
– С усами, – мальчик невольно улыбнулся, – но сережек он не носит, ты что, он же не баба…
– Пираты же носят, – не сдавалась я, – а они редко бывают бабами… Ну то есть женщинами.
– Не баба и не пират, – отрезал мальчик. – А ты взаправду будешь со мной играть?
– Можно и подраться, если тебе так больше нравится, – я пожала плечами, – но знаешь, ты зря так злишься. Всех дразнят. И меня вот иногда дразнят докторенком, потому что мой папа – доктор, Генрих Васильевич.
– А, – кивнул мальчик, – вы живете в том большом красном доме. Ты – Глория, да? А я – Игорек.
– Очень приятно. А это мои друзья, Мурка и Мишенька.
– Какие же это друзья? – насмешливо спросил Игорек. – Это же просто коза и собака.
– Хорошие друзья, – обиженно ответила я, – а чего такого?
– Не могут собаки и козы быть друзьями, разве только в сказках, они же не умеют разговаривать…
– Еще как умеют. Просто ты не понимаешь на их языке.
– Ты, что ли, понимаешь?
– Нет, – вынуждена была признать я, – не очень еще понимаю. Это сложно, как по-индейски, там не только слова, но и всякие движения. Но можно выучить, если наблюдать их жизнь. Вот Миклухо-Маклай наблюдал жизнь аборигенов и понял их язык, хотя совсем ничегошеньки сначала не знал. Надо быть внимательным, вот и все.
– Что еще за миклухомаклай? – спросил Игорек, но тут Мурка мекнула и нетерпеливо переступила передними ногами. – А! Вот что она сказала?
– Она сказала, что устала стоять под солнцем на дороге, где нет ни листика, – снисходительно объяснила я. – Неужели сам не понял? Вообще-то нам пора, мы шли на речку делать корабли и играть в пиратов. И если ты не идешь с нами, то – пока…
– Иду, иду. – Игорек торопливо распихал шарики по карманам, и дальше мы пошли вместе. – А расскажешь еще про этого… как его… про индейский язык? И про пиратов? И откуда ты все знаешь, ты же вон какая маленькая? Тебе сколько лет-то?
– Книги надо читать, в них про все написано, – огрызнулась я. – Сам маленький! А мне уже четыре, но совсем скоро будет пять.
– И мне уже скоро будет пять. – Игорек напыжился, вытянул тонкую шейку, хотя и так был выше меня на полголовы (я была недомерком, если вдруг вы забыли, конкретным недомерком класса до пятого). – Читать я еще не умею, но ты не думай, я все равно знаю полно всего… Песни красивые знаю и сказок сто мильонов… И про Котигорошка, и про царя Кука, и про спесивого пана. Меня мамка научила! Ну и батько розказував – про то, как цыган чорта надурыв, и про Вайду… а еще смотри, чего я могу! – И мальчишка прошелся колесом. – А? Видела? Умеешь сама?
