— Просто перепроверяю. Может быть… будем грабить банк, и ты не хочешь, чтобы мы оставили свои отпечатки?
— Угадала. Тэннер и Энн — грабители-старшеклассники.
— Ладно, хотя бы намекни.
Единственное, что он говорит, — что вечер будет незабываемым.
Через десять минут мы въезжаем на почти пустую стоянку, недалеко от того места, где мы с мамой, Бри и Кейдом снимались в кино. Место выглядит совсем иначе без всех этих камер, прожекторов и прочего киношного оборудования.
Тэннер опять открывает для меня дверцу машины, и мы шагаем к гавани. Когда доходим до конца улицы, оказываемся на пристани для яхт.
— Вот теперь надевай перчатки, — велит он. — И держись за мою руку.
Он тоже натягивает перчатки, которые лежали у него в заднем кармане, — мы оба в перчатках.
— Потому что твоя сестра сказала, что это романтично? — со смехом спрашиваю я, когда беру его под руку своей затянутой в резину рукой.
— Возможно… — краснея, отвечает он. — Но еще потому, что я пообещал твоему отцу, что буду оберегать тебя, а мы сейчас будем спускаться по лестнице. — С этими словами он ведет меня по крутому металлическому пандусу над водой, потом вниз по восьми еще более крутым ступенькам. Внизу запертые ворота.
— У отца моего друга здесь пришвартована лодка. Он сказал мне код.
Тэннер нажимает несколько кнопок, и щелкает секретный замок. Мы оказываемся на устойчивой пристани, но его руки я не отпускаю. Понятия не имею, зачем он меня привел.
— А теперь скажешь, зачем нужны перчатки?
— Сама увидишь, — дразнит он. — И я не обманываю. — Он останавливается, улыбается.
— Все равно не понимаю. — «Увидишь»? «Не обманываю»? Я задумываюсь на минутку, потом охаю от догадки: — Боже мой! Морские львы! Сюда приплывают морские львы?
Не успев задать вопрос, я тут же слышу их характерное рычание в конце пирса.
— Целая стая. Рыбаки их ненавидят, но у них здесь дом. В городе думают, как бы избавиться от них, чтобы не навредить популяции. Ближе к вечеру они подходят к самому причалу, вон туда, и греются на солнышке.
Я поднимаю свободную руку.
— А для чего перчатки? Я же не гладить их собралась.
— Надеюсь, что нет. Скорее всего, они кусаются. Но они любят, когда их подкармливают, наверное, поэтому и стали сюда приплывать.
— Ты хочешь сказать, что мы…
— Будем кормить морских львов.
Я отпускаю его руки и поворачиваюсь к нему лицом.
— Это желание из моего списка желаний на лето.
— Серьезно? Понятия не имел. — Во взгляде опять что-то мелькает, как за ужином, когда он «задавал» вопросы.
— Кто тебе рассказал?
— О чем? Я постоянно их кормлю. Кому не нравится кормить морских львов?
— Серьезно, Тэннер, кто тебе рассказал?
Он пожимает плечами.
— Может быть, маленькая птичка на хвосте принесла. Но это показалось таким интересным, что самому захотелось их покормить. Мой друг оставил нам в лодке ведро селедки. Пошли. Она вон там, ближе к морским львам.
Тэннер берет ведро, и мы медленно приближаемся к стае, пока парочка особей не начинает беспокоиться.
— Ты первая, — шепчет он. — Бери рыбу и бросай прямо туда. Но не спеши. Двигайся медленно, если не хочешь их вспугнуть.
— А они понимают, что это рыба?
Он едва сдерживает смех, но ему явно весело.
— Энн, это же морские львы. Они за версту рыбу чуют.
— Я хочу сказать: откуда они знают, что мы не бросаем им что-то другое? Я могла бы гранату кинуть, откуда им знать?
— Им отлично известно: когда сюда приходят люди — им, скорее всего, перепадет лакомый кусочек. К тому же я уверен, они чуют, что в ведре. Просто легко и непринужденно бросай рыбку туда.
Несмотря на то что от одной мысли о том, чтобы взять скользкую дохлую рыбу в руки, пусть и в резиновых перчатках, мне не по себе, я чувствую, как по венам бежит адреналин, подталкивая меня: бери, бери. Очень ловко я хватаю из ведра рыбу и бросаю ее по высокой дуге группе возбужденных зверей. Словно цирковой артист, один из львов отталкивается плавниками и ловит рыбу в полете.
— Да! — восклицаю я, вскидывая от возбуждения руки, как будто только что гол забила.
И на тебе!
Острая боль в груди. Точно так же, как и вчера, когда Кейд сказал, что я проворонила Тэннера, только… не совсем такая. Хуже. Она начинается в груди и разливается по руке.
Никаких больше дружелюбных бабочек — боль жалит, как пчела.
Хочется кричать, но слишком больно. Единственное, что остается, — согнуться пополам. Я сгибаюсь, едва слышу, как Тэннер спрашивает, что случилось.
— Ничего, — отвечаю я. И все вокруг погружается в темноту.
Совсем как на соревнованиях! Боже мой, пожалуйста, не дай мне свалиться с пристани и утонуть…
Когда я открываю глаза, сперва все как в тумане. Лодка. Еще одна. Пристань. Стая. Закат.
Пульс стучит в виске, но, по крайней мере, боль в груди исчезла.
Я выгибаю шею немного дальше и вижу того, кого ищу: Тэннера! Когда туман рассеивается, я спрашиваю, что произошло.
— Это ты мне скажи, — отвечает он сипло. В голосе тревога. Не просто тревога… он напуган. — Ты бросила рыбу, согнулась пополам, а потом… я пытался тебя подхватить, но не успел. Господи, прости.
— Поэтому у меня голова раскалывается. — Я морщусь от боли, прикасаюсь к голове.
— Ты упала на ведро.
Я оглядываюсь, чтобы понять, где я и что я. Все еще на пристани, но скорее сижу, чем стою. Чем-то воняет. Опускаю глаза и вижу, что рубашка совсем мокрая. Опускаю взгляд ниже и понимаю, что вся рыба, что была в ведре, теперь валяется подо мной и вокруг меня. За долю секунды я уже на ногах, перемещаюсь в безопасное место.
Тэннер наклоняется, берет пару рыбин и швыряет их морским львам.
— Ну вот, мы оба можем всем рассказывать, что кормили морских львов. — Потом он говорит, что пора возвращаться домой. Я отвечаю, что не хочу.
— Но ты потеряла сознание.
— И что?
— И что? Энн, ты потеряла сознание. Неужели тебя это не беспокоит?
— Не очень.
— Такое часто случается?
Я молчу.
— Это когда-нибудь раньше случалось?
— Лишь однажды. В последний раз когда я плавала.
— Ты имеешь в виду тот раз, когда ты едва не погибла? Я уже сказал: мы едем домой. Немедленно.
— Подумаешь, упала! Немножко закружилась голова. Серьезно, не порть наше свидание.
— Выбирай: домой или в больницу.
— Домой, — бормочу я.
Он усмехается, посылает мне свою восхитительную улыбку и ведет меня к лестнице.
— Даже если бы ты не потеряла сознание, ты вся в рыбьей чешуе. Неужели правда хочешь остаться и пахнуть рыбой?
Я знаю, что он прав.
Как жаль, что он прав.
Мне не хочется, чтобы свидание заканчивалось, но, в силу обстоятельств, похоже, что это уже произошло…
БриЯ, если честно, не из тех, кто сует свой нос в чужие дела. Шпионить за другими не по мне. Если я хочу знать, кто что затеял, предпочитаю прямо спросить. Но сейчас — другое дело. Я к тому, что просто рисовала в своей комнате, занималась своими делами, когда услышала, как к дому подъехала машина. Поэтому подошла к ближайшему окну, чтобы посмотреть, кто это. Я воспользовалась биноклем Кейда, который лежал на подоконнике.
Наверное, следовало запереться, чтобы меня никто не видел, как я смотрю в бинокль, и не слышал, как с моих губ срывается ругательство.
— Черт! — восклицаю я, и в этот момент по лестнице поднимается папа, чтобы проверить, как у меня дела.
— Что-что ты сказала, юная леди? — спрашивает он, входя в комнату. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу этого слова. — Я поспешно пытаюсь спрятать бинокль и стереть с лица виноватое выражение, но слишком поздно. — Что ты задумала?
— Я просто… хотела… Энн вернулась. Машина подъехала.
Он смотрит на часы, потом кричит вниз:
— Эмили, ты не могла бы подняться сюда на секунду?
Пока мы ждем маму, я украдкой поглядываю в окно, чтобы рассмотреть происходящее там.
Через двадцать секунд в комнату входит мама, за ней по пятам Кейд.
— В чем дело?
Папа скрещивает руки на груди:
— Одна наша дочь следит за другой нашей дочерью. А еще она ругается.
— Я сказала «черт»! — возражаю я в свою защиту. — Это не ругательство. Папа, ты сам его постоянно повторяешь.
— Только когда злюсь.
— Я тоже… разозлилась.
Мама подходит ко мне ближе, выглядывает в окно.
— Бри, не стоит злиться. Или ревновать. Позволь Энн быть счастливой.
Я демонстративно скрещиваю руки на груди.
— Посмотри внимательнее, мамочка. Мне кажется, они ссорятся.
Мама смотрит в бинокль и подается ближе к окну.
— Господи, она совсем не выглядит счастливой, ты заметила? Надеюсь, что у нее не подскочило давление.
Папа тоже прилипает лбом к окну:
