«Я несколько месяцев ремонтировал эту телегу – менно-нитский антиквариат, – вспоминает Юстас. – Это обошлось мне в две тысячи долларов. Но на самом деле и десяти бы не хватило, чтобы компенсировать психологическую травму, которую получила лошадь, попав в такую серьезную передрягу в столь молодом возрасте. Мне понадобился почти год, чтобы та лошадь снова смогла спокойно встать в упряжку. И всё из-за небрежности Элис».
Через две недели Элис опять совершила ту же ошибку. Тогда Юстас и приказал ей убираться. Она была слишком бестолковой и опасной, чтобы держать ее при себе, и вечно витала в своем выдуманном мире «Маленького домика в прериях».
Прогонять учеников всегда тяжело, ведь Юстас Конвей особенно гордится именно тем, что любой может научиться вести первобытный образ жизни и он, Юстас, способен обучить кого угодно. Его мечта рушится, когда приходится говорить кому-нибудь: «Ты должен уйти, потому что не способен ничему научиться». Или: «Ты должен уйти, потому что с тобой невозможно общаться». Это просто ужасно, когда вместо привычного «Вы можете!» Юстасу Конвею приходится говорить «Вы не можете!».
Однажды я спросила у Юстаса, сколько учеников покинули Черепаший остров из-за ссоры или обиды. Он не колеблясь ответил: «Восемьдесят пять процентов. Хотя мой руководитель проектов сказал бы, что девяносто пять».
Ладно. Давайте округлим до девяноста. При такой цифре трудно не поставить под сомнение лидерские качества Юстаса. Ведь, как-никак, Черепаший остров – это его мир, и он отвечает за то, что происходит в этом мире. И если люди его покидают, значит, где-то в плане допущена ошибка. Будь я держателем акций компании, откуда ежегодно 90 процентов сотрудников увольняются сами или их увольняют, у меня возникло бы желание задать директору пару вопросиков по поводу его стратегий руководства.
С другой стороны, вполне может быть, что это совершенно нормальная цифра. Может, и не должно быть легко оставаться на Черепашьем острове. И это по силам лишь десяти процентам людей. Возьмем для сравнения «морских львов».[66] Как много новобранцев способны ими быть? Самые сильные, так? И на Черепаший остров приезжают совсем неподходящие люди.
«Я постоянно притягиваю людей, которые мечтают жить на природе, но не имеют ни малейшего представления о том, что это такое, – говорит Юстас. – Они приезжают сюда, и у них есть единственное сравнение: „Да у вас тут все как на канале «Дискавери»!“».
Одним из моих любимых учеников Юстаса был умный, тихий парнишка по имени Джейсон. Он родился в пригороде, вырос в обеспеченной семье, ни в чем не нуждался, получил хорошее образование в дорогих частных школах. Когда я спросила его, почему он хочет посвятить два года своей жизни обучению под руководством Юстаса Конвея, он ответил: «Потому что до встречи с ним я был несчастлив, а как еще быть счастливым, я не знаю».
Опечаленный внезапной смертью отца, разозленный на мать за ее «узколобую религиозность» и на «никчемных учителей», презирающий своих сверстников за то, что те «в невежестве своем отказывались слушать мои песни, несущие предостережение о разрушении окружающей среды», Джейсон бросил колледж. Когда Джейсон узнал про Юстаса, он сказал себе, что жизнь на Черепашьем острове станет для него откровением, которое он долго искал. Он знал, что Юстас – настоящий герой, который «выходит в мир навстречу судьбе, не боясь препятствий, и может исправить ситуацию, в то время как большинство людей лишь спокойно наблюдают, как всё вокруг рушится и гибнет».
Джейсон решил дойти до Черепашьего острова пешком из самого Шарлотта в рождественские каникулы, но драматический жест ему не удался – он прошел лишь пять миль. Лил ледяной дождь, рюкзак у Джейсона был слишком тяжелым, и он понятия не имел, как устроиться на ночлег и не промокнуть до нитки. Упавший духом, голодный, он позвонил с бензоколонки своей подруге, и та отвезла его на Черепаший остров на машине.
Джейсон мечтал о том, чтобы вести полностью самодостаточный образ жизни. Он не хотел иметь ничего общего с тупыми американцами и их материалистической ограниченностью. Намеревался переехать на Аляску и поселиться там, на последних неосвоенных территориях. Самостоятельно добывать еду. Джейсон надеялся, что Юстас научит его всему этому. Мечтал о том, что на Аляске, где «люди по-прежнему могут охотиться и кормить семью без бюрократических проволочек и разрешений», его ждет лучшая жизнь.
«А ты когда-нибудь раньше охотился?» – спросила я его.
«Нет», – смущенно улыбнулся Джейсон.
Он был из тех типичных юношей, какие приезжают к Юстасу на учебу. Джейсон пытался понять, как быть мужчиной в обществе, которое больше не предоставляет ему такой возможности. Точно так же, как Юстас, в подростковом возрасте пытавшийся придумать для себя ритуалы становления, Джейсон хотел участвовать в обряде или совершить символический поступок, который определил бы его взросление. Но его культура отрицала всякие ритуалы, а среда не научила ни одному из навыков, которые казались ему важными. По его собственному признанию, он пребывал в растерянности.
Джозеф Кэмпбелл годами задумывался об этой тревожной дилемме. Что делать юношам, выросшим в обществе, где ритуалы становления утрачены? Подростковый возраст – это переходный период, который таит немало опасностей. Но культура и ритуалы призваны оберегать нас от жизненных превратностей, внушая ощущение безопасности в тревожные времена и отвечая на сложные вопросы о собственной идентичности в меняющемся мире, чтобы преодоление трудных личных проблем не привело к изоляции от общества.
В примитивных сообществах ритуалы инициации, в ходе которых мальчик становился мужчиной, могли длиться целый год. Мальчиков подвергали ритуальному шрамированию и тяжелым испытаниям на выносливость или изолировали от общества для уединения и медитации. После они возвращались в общину, и их начинали воспринимать совсем по-другому. Так совершался безопасный переход от детства к зрелости, и мальчики четко осознавали, что произошло и что теперь от них ожидают, потому что у этой роли было совершенно четкое определение. А вот как современному американскому юноше понять, что он наконец стал мужчиной? Происходит ли это тогда, когда он получает водительские права? Или когда первый раз пробует марихуану? Или когда, не предохраняясь, занимается сексом с девчонкой, которая и сама понятия не имеет, считаться ли ей после этого женщиной или еще нет?
Вот Джейсон и не понимал. Он знал только одно: ему нужно какое-либо подтверждение, что он стал взрослым, – университетский диплом как подтверждение не годился. Джейсон не знал, где найти то, что искал, но он был уверен, что Юстас может ему помочь. У Джейсона была красивая девушка, и он мечтал о том, что однажды они вдвоем поселятся на Аляске. Но у его подруги были другие мысли о будущем. Молодая, из богатой семьи, она училась отлично, была феминисткой по умолчанию, как и все девушки ее поколения, и мечтала увидеть мир. Перед ней открывались безграничные возможности. Джейсон надеялся, что рано или поздно она захочет создать с ним семью, но мне эта перспектива казалась сомнительной. И действительно, спустя несколько месяцев она его бросила. Это не слишком способствовало укреплению самомнения юноши, который собирался стать мужчиной.
То, что Джейсон ощущал себя неуютно в своей шкуре, кажется мне типичным для многих американских ребят, которые видят, как их сверстницы с легкостью покоряют новый мир, и понимают, что за ними не так уж просто угнаться. Давайте представим, что видит Джейсон, окидывая взглядом новое американское общество. Не считая потребительского кризиса и плачевного состояния окружающей среды, столь глубоко оскорбляющих его чувствительную душу, он видит мир, переживающий мощнейшую культурную и гендерную революцию. Здесь главные по-прежнему мужчины, но это первенство ускользает от них буквально на глазах. В современной Америке за последние двадцать пять лет доход мужчин с университетским образованием снизился на двадцать процентов. Теперь это общество, где женщин с высшим образованием гораздо больше, чем мужчин, и новые возможности открываются перед ними каждый день. Общество, где треть жен зарабатывает больше мужей. Где женщины имеют все большую власть над биологическими и экономическими аспектами своей жизни и часто предпочитают воспитывать детей в одиночку или не иметь их вовсе. Зачастую женщины вообще исключают фигуру отца из процесса воспитания: они заменяют его анонимным донором спермы, обращаясь в соответствующее медицинское учреждение. Одним словом, это общество, где мужчина в традиционном смысле слова, то есть защитник, добытчик, отец, уже не нужен.
Недавно я была на баскетбольном матче женских команд в Нью-Йорке. В детстве я серьезно занималась баскетболом, но тогда WNBA, Женской национальной баскетбольной лиги, просто не существовало. Поэтому в последние годы я с интересом наблюдала за женским баскетболом и расширением лиги. Я люблю матчи вообще, но особенно мне нравится смотреть, как талантливые спортсменки соревнуются друг с другом и получают за это неплохие деньги. Но больше всего мне нравится наблюдать за зрителями, большинство из которых – полные энтузиазма спортивные девчонки лет одиннадцати. В тот вечер на матче с участием команды «Нью-Йорк Либерти» я увидела нечто удивительное. Группа двенадцатилеток подошла к ограждению напротив своих мест и развернула баннер, на котором было написано:
