И все же невозможно было отрицать, что я немного жалела о том, что мои отношения с Октавио, моим первым мексиканским другом, пришлось оборвать так резко. С тех пор как мы с Рикардо стали жить вместе, я только однажды встретилась с Октавио. Мне нужно было вернуть ему книгу по истории Мексики, которую я читала в тот момент, когда съехала с квартиры, и забрать кое-какие вещи, забытые в спешке. Рикардо настоял на том, чтобы самому отвезти меня туда – вероятно, не только из соображений благотворительности, – и ждал внизу в машине, пока я взбегала по знакомой желтой лестнице и стучалась в дверь к Октавио.
— Привет! Проходи, тебе приготовить кофе или чего-нибудь еще? – спросил он.
Господи, я уже и забыла, какой он высокий.
— Извини, меня Рикардо ждет внизу. Мне нужно идти.
— А, ну хорошо.
Я протянула ему книгу, Октавио вручил мне полиэтиленовый пакет с кое-какой одеждой и учебниками испанской грамматики, которые я тогда забыла.
Потом мы обнялись. И в этом объятии было столько невысказанных чувств.
После этого, съехавшись с Рикардо, я несколько раз усилием воли удерживалась от того, чтобы не позвонить Октавио. Вместо этого я время от времени, тщательно подбирая слова, писала ему письма по электронной почте, на которые получала ответы в том же сдержанном тоне. Он никогда не упоминал о своей новой девушке, о которой я узнала от Офелии.
— Какая она? – поинтересовалась я у нее.
— Кажется, шведка… балерина или что-что в этом роде. Очень красивая… – сказала Офелия, и я немедленно пожалела о том, что спросила.
В субботу накануне Дня мертвых мы с Рикардо соорудили у себя в доме алтарь с дарами.
Вместе с Чавелой, матерью Рикардо, я отправилась в Ла-Мерсед – это гигантский рынок недалеко от Сент ро-Историко, – чтобы купить все необходимое. Мы вышли из метро на площади Сокало и пошли пешком на восток. Чавела много говорила. Она рассказывала о своем детстве, проведенном здесь, в Сентро, об истории своей семьи, о том, что Моралесы были одной из богатейших семей Мексики: они владели разветвленной сетью железных дорог и гасиендами по всей стране. Потом она рассказала об их трагическом крахе после революции 1910 года.
Я старалась слушать все, что она говорит, лавируя в многотысячной толпе, спешащей в том же направлении, что и мы. Я уже почти забыла, сколько народу обычно толпится на улицах в этом районе. Я припомнила время, когда исходила все эти улочки в поисках квартиры. Тогда это место меня просто ошеломляло, однако теперь, когда люди спрашивали, как мне живется в Мексике, я не знала, что сказать. Сейчас мне все казалось совершенно нормальным, как жизнь в любом другом месте, и я не могла придумать, что бы такого экзотичного им рассказать. Иногда, когда я рассказывала местным жителям о своей родине, я понимала, насколько странным им кажется то, что я приехала из Австралии, этой британской колонии каторжников на огромном острове где-то очень далеко, со странными прыгающими зверьками и не менее странным правительством, которое дает деньги людям, потерявшим работу, и населением, которое настолько невозмутимо, что никогда не утруждало себя войнами, революциями или даже борьбой за независимость от Британии. Мне было интересно, какое мнение составит о ней Рикардо.
В толпе стало еще теснее, и послышались крики: «¡Chile ancho! ¡Chile pastilla! ¡Chile mulato!» Мы были на рынке. Рядами громоздились большие ведра, с горой наполненные пахучим сушеным чили. Дальше все благоухало сахаром и шоколадом – там были прилавки со сладостями ручной работы. В преддверии Дня мертвых они были полны черепов. Черепа по большей части были сделаны из белого или темного шоколада. Но попадались и сахарные черепа – ярко-розовые или белые. Одни были в натуральную величину, а другие – маленькие, как мячи для гольфа. Я выбрала два черепа в натуральную величину из темного шоколада.
Мы вышли на улицу, в море золотисто-оранжевых бархатцев, или семпазучитлес, как их тут называют. Бархатцы – одни из первых цветов, которые начали культивировать ацтеки, и, по легенде, они служат путеводной звездой для духов, возвращающихся на землю в День мертвых. Мы купили два гигантских букета и несколько связок банановых листьев, а еще свечи, ладан, papel picado (цветную бумагу, изготовляемую специально для Дня мертвых, с вырезанными на ней изображениями танцующих и веселящихся скелетов), несколько красных манго и папайю. Я поежилась, вспомнив, как всего несколько месяцев назад делала покупки в стерильных, залитых неоновым светом отделах сетевых супермаркетов «Коулз» и «Вулворт». Походы по настоящим рынкам – с их непередаваемым колоритом – мне очень нравились, и я знала, что буду скучать по жизни в Мексике. За неделю до этого мы с Рикардо рассказали его родным о своих планах переехать в Австралию в конце года. Мы немного боялись этого момента, понимая, насколько дружная у Рикардо семья. Мы объяснили, что это будет не навсегда, что мы уедем самое большее на два года и, если у Рикардо там ничего не получится, сразу вернемся обратно.
Однако эта идея нравилась Рикардо все больше и больше. Для него это был шанс усовершенствовать свой английский и увидеть другой мир – мир, из которого пришла я, – подобно тому, как я узнала его собственный мир.
Чавела тогда улыбнулась.
— Что ж, я могу только сказать: бегите отсюда, пока есть такая возможность. Спасибо американцам, наша страна в дерьме, – сказала она, со смешком ввернув крепкое словцо.
Когда я распрощалась с Чавелой и вернулась домой, мы с Рикардо устлали стол в гостиной банановыми листьями и усыпали лепестками бархатцев и повесили на стены над ним papel picado. Потом разложили на столе шоколадные черепа и фрукты, зажгли свечи и раскурили ладан. Говорят, что еда, оставленная на алтаре, на другой день – после пришествия духов – меняет свой вкус.
Мы добавили туда несколько фотографий умерших родных – наших полночных гостей. Мама прислала мне фото бабушки. Мы также поставили на стол акварели, которые она написала незадолго до смерти. Потом мы устроились на диване и выпили мескаля. Наш дом сиял теплым светом.
Мы с Рикардо решили 2 ноября, в ночь на День мертвых, сбежать из столицы. Такие праздники всегда гораздо красивее отмечаются в маленьких городках. Под столицей есть несколько селений, знаменитых своими народными гуляньями в этот день: например, Микскик, где устраивается масштабный праздник на кладбище, все одеваются в костюмы скелетов и призраков, и приглашаются марьячи – играть музыку для умерших.
Однако эти гулянья стали настолько популярными у chilangos, что поездка туда чревата несколькими часами стояния в пробках. Поэтому мы предпочли провести выходные в городе под названием Тепоцтлан, который находится в часе езды на юг от столицы. Там в День мертвых у жителей есть традиция сооружать алтари с дарами у себя в домах и открывать двери для всех празднующих. Мы уже несколько раз ездили туда, чтобы подняться на Тепоцтеко – гору с развалинами ацтекской пирамиды на вершине, у подножия которой находится этот городок.
Этот город считается священным у многих мексиканских индейцев, поскольку, по легенде, именно в нем родился бог – пернатый змей – Кетцалькоатль. Многие жители города – коренные индейцы, которые сосуществуют здесь с большой популяцией мексиканцев и людьми других национальностей, или «papayas cósmicas», как их называют в Мексике. Неясно, влекут ли их в этот город частые сообщения о появлении НЛО или эти видения начались как раз после того, как здесь обосновались эти «космические папайи». Один из жителей Тепоцтлана, фотограф по имени Карлос Диас, верит в то, что его похитил один из этих НЛО, и его случай, по слухам, наиболее убедительно подкреплен документальными свидетельствами.
Мы прибыли в этот городок в сумерках, в воздухе уже ощущался запах костров. Мы проехали мимо местного кладбища, на котором хлопотали местные жители. Они сидели вокруг могил, сияющих свечами. Мы припарковались где-то недалеко от центра города и пошли в аюрведический ресторан «Говинда Рам», чтобы встретиться с моим старым приятелем Баксом, переехавшим сюда несколько месяцев назад.
— Польза уринотерапии в том, что она на самом деле заставляет вас есть здоровую пищу… Потому что, если вы питаетесь неправильно, вкус будет просто невыносимым, – объяснял он нам за миской бурого риса с чечевицей.
Он казался гораздо счастливее и спокойнее, чем тогда, когда жил в Сентро-Историко. Даже если то, что он пил, и вызывало отвращение, он отлично знал все средства, использующиеся в китайской и индийской народной медицине, – и кажется, на него они действовали. После еды мы втроем вышли на улицу и примкнули к большой компании элегантно одетых скелетов и духов, которые веселились на узких мощеных улочках. Их костюмы были сделаны с выдумкой и действительно впечатляли. Молодые женщины-скелеты в широкополых шляпах, украшенных искусно вышитыми паутинками и цветами, гордо расхаживали по улице, придерживая подолы своих бальных платьев, с которых тоже облетала паутина. Скелеты без украшений, в костюмах из лайкры и огромных масках из папье-маше, нависали над нами на ходулях. Среди них было много детей.
