А камера, не слушая дикторши, уже обозревала равнодушным стекляным глазом место бойни, скользила по бесстыдно спущенным брюкам покойника и задранной рубашке, обнажавшей смуглую безволосую грудь. Лицо уважаемого предпринимателя Фадарин было страшно разворочено, но бесстрастный глазок зафиксировал и гладкую загорелую кожу лба, и странно контрастирующие с ней седые волосы.
«Надо же, — подумал Черяга, — а я и запамятовал, что Негатива в миру звали Александр Фадарин».
* * *
Генеральный директор АМК явился домой необыкновенно рано, — в восемь часов вечера — учитывая свистопляску сегодняшего дня. Было еще светло, и Черяга, стоя у окна, видел, как на горочку взбирается черная «ауди» и как медленно ползет вбок стальная шторка ворот.
Спустя пять минут генеральный директор, побрившийся на работе, но по-прежнему в джинсах и майке, вошел в гостиную, где маялись Денис с Ольгой. Директор был не один — за ним, соблюдая почтительное расстояние, шел Володя Калягин, президент федерации дзюдо города Ахтарска.
Судя по всему, преемник Премьера был избран директором незамедлительно, и вердикт обжалованию не подлежал.
Все молчали. Извольский поздоровался с Черягой за ручку, и проковылял к креслу. Вышколенные охранники стали расставлять на столе приборы для ужина: салфетки, тарелки и пузатенькие разнокалиберные бокалы, каждому — по три зараз. Тарелок они поставили три штуки, и Ольга, как самая домовитая, окликнула их:
— Нас здесь четверо.
— Извини, Оленька, — сказал Извольский, — мы пообедаем втроем. Нам есть о чем поговорить. В чисто мужской компании.
Ольга обиженно пожала плечиками и заложила ножку за ножку. Юбочка, которая была на ей надета, была очень короткая, и и так как кресло, в котором она сидела, было очень глубокое, казалось, что юбочки у Ольги нет вообще. Ольга опустила длинные ресницы и тут же, очаровательно взмахнув ими, посмотрела на гендиректора.
Извольский сидел за столом, помятый и с угольной крошкой, набившейся в уголки глаз, и смотрел на нее приблизительно тем же взглядом, каким он смотрел бы, к примеру, на сляб. Впрочем, это было не совсем верно. На сляб директор меткомбината может, еще и обратил бы внимание.
Ольга по-птичьи наклонила головку и снова взмахнула ресницами.
— Кисонька, — проговорил Извольский, — я не люблю повторяться. Если тебе непременно хочется доставить мне удовольствие, мы можем заняться этим попозже.
Ольга обиженно встала и вышла из гостиной.
Хорошенькая горничная вкатила в гостиную столик с ужином. Охранник в черных штанах и белой рубашке принялся помогать ей расставлять еду. Еды было много, и это заняло некоторое время.
Извольский взял со стола бутылку «Пшеничной», свернул ей горлышко и начал разливать водку. Гостям он налил по рюмочке, а себе — полстакана. Тут же, не дожижаясь сотрапезников, эти полстакана хлопнул, хотел было налить еще, но потом раздумал и принялся запихивать в рот мраморные ломтики осетрины.
Извольский ел жадно, захапывая пищу со скоростью угольного комбайна, и Черяга исподтишка наблюдал за ним. Почему-то ему вспомнился один из пойманных им маньяков, который баловался супчиком из человечьих ребрышек. После обыска в его доме Черяга месяца два не мог есть мяса. Вот и сейчас Денису казалось, что господин Извольский может слопать человека с такой же легкостью, как и креветку.
— Ты что ничего не ешь? — вдруг спросил Извольский, в упор глядя на гостя.
— Меня весь день кормили, — отозвался Денис, — так что я сытый.
Извольский поставил перед собой большую, накрытую крышкой тарелку, и с упоением втянул сытный мясной дух. Откинул крышку и заработал челюстями на манер землеройного автомата.
Наконец с едой было покончено. Извольский махнул своим гостям, и они прошли на застекленную террасу, где уже предупредительно ждали три мягких плетеных кресла вокруг столика, на котором дымились чашечки кофе.
Извольский хлебнул кофе, откинулся в кресле и уставился на Черягу своими холодными голубыми глазами.
— Ну что, Денис, — спросил директор, — ты у меня ничего не хочешь попросить?
— Хочу, — сказал Денис, — позаботьтесь об Ольге. У нее будет ребенок, и она, кажется, очень любит детей. И совсем не любит свою нынешнюю профессию.
— Мы говорим не об Ольге, а о тебе.
— У вас я ничего просить не буду, — сказал Денис.
— Все еще не можешь простить мне брата?
Денис помолчал.
— Скажем так — я таким, как вы, не могу простить Россию.
— Дур-рак ты, Денис! — не сдержался сбоку Калягин.
— Кстати, Володя, — обернулся Черяга, — а мне так и не объяснят, что же случилось с уважаемым предпринимателем Александром Фадариным по кличке Негатив?
Калягин замялся, а Извольский вместо ответа поднял за хлястик спутниковый телефон.
— Не понял.
— Я позвонил Премьеру и сказал ему, что Негатив его продал. Что когда он был в свите Володарчука, мы зашли в комнатку и потолковали по душам. И что Негатив мне объяснил, какая сволочь Премьер и как он задумал меня кинуть. Мы немного поговорили, и он выпросил у меня тридцать процентов завода, если во время ночной разборки он застрелит Премьера.
— И он поверил?
— Не совсем. Но бандиты — люди подозрительные. Я посоветовал ему посмотреть в глаза Негатива при встрече, а ее лучше, приглядеться, нет ли на нем бронежилета. Я ему сказал, что вряд ли на мирную стрелку Негатив придет в бронежилете.
— И что дальше?
Директор развел руками.
— Дальше я позвонил Негативу и сказал, что Премьер его продал. Что он рассказал мне о том, как вы задумали развод с подставой, но что его одолели сомнения, и он решил, что я более надежный партнер, нежели Негатив. И что он выпросил у меня тридцать процентов завода, если во время ночной разборки он застрелит Негатива.
— И он купился?
— Нет. Но бандиты — люди подозрительные. Я ему посоветовал посмотреть в глаза Премьеру и пощупать, нет ли на нем бронежилета.
— И что произошло?
Извольский пожал плечами.
— Я там не присутствовал. Не знаю, кто стал стрелять первый. Но, насколько я знаю от ментов, бронежилеты были на обоих.
— А я знаю, — сказал Черяга.
— И кто же это был? — насмешливо осведомился директор.
— Калягин.
Голубые с паволокой глаза Извольского вонзились в следака. Глава федерации дзюдо города Ахтарска безмятежно улыбнулся.
— Ведь вы его за этим отпустили ночью? — спросил Денис, — Я, конечно, понимаю, что Негатив с Премьером друг к другу относились без большого доверия, а ваши звонки и вовсе разбередили им душу. Но ведь это было ненадежно. А вдруг они все-таки решат перебазарить и выяснят, что никто никого не продавал? А вот если во время стрелки кто-то начнет палить из-за кустов, желательно в обе стороны сразу, то тут уж будет не до разговоров… Так?
— Допустим, что так, — усмехнулся Калягин.
— И какая награда ждет героя? — осведомился Денис.
— Володя возвращается в ментовку, — сказал Извольский.
— Кем?
— Начальник городского УВД, а дальше посмотрим. Меня как-то очень разочаровало поведение Могутуева во всей этой истории.
— Вот как? — усмехнулся Черяга, — а я думал, вы предложите ему что-то другое. Например, стать вашим замом. По безопасности.
— Пост зама гендиректора по безопасности, — сказал Извольский, — я бы хотел предложить тебе.
Денису показалось, что он ослышался.
— Мне? За что?
Теперь Извольский смотрел Денису прямо в глаза. Сила возвращалась во взгляд гендиректора, быстро, как вода заполняет закрытый шлюз, и у Черяги было неприятное чувство, будто Извольский видит у него каждый позвонок и цвет надетого на Денисе белья.
— Говорят, что в России все кидают друг друга, — сказал Извольский, — Неправда. Есть куча людей, которые никого не кидают. Но, к нечастью, эти люди — дураки. И есть куча умников. Но так уж исторически сложилось, что они кидают всех, кого можно.
— Вы относитесь ко второй категории, Вячеслав Аркадьевич, не правда ли?
— Да. Но ты относишься к третьей. Самой редкой. Это люди, которые умеют думать и почему-то никого не кидают. И я хочу иметь такого человека при себе.
Денис ошеломленно молчал.
— Я ничего не понимаю в металлургии, — наконец сказал он.
— А я с тобой не о домнах буду советоваться.
Денис опустил глаза, и гендиректор неверно истолковал его молчание.
— Что ты забыл в Москве? — спросил Извольский. — комнату у кольцевой автодороги? Зарплату, которую второй месяц не выплачивают? Или, может, ты карьеру надеешься сделать? Так я тебя успокою — не дорастешь. Потому что взяток не умеешь брать. Или ты думаешь, что жизнь у нас только в Москве? А вот тут ты ошибаешься — кончилась Москва и началась Россия. В Москве только бюджет и банки, которые из бюджета деньги сосут. А мы, промышленность, — мы в другом месте! В Череповце! В Когалыме! В Саяногорске! В Тольятти! Ты кому хочешь служить — банкам? Чиновникам, которые из нас деньги пьют? Или тем, кто эти деньги делает?
