СЕРГЕЙ. Он имеет маленькую слабость – ходит на органные концерты в Польский костел.
Входят Мария и Надежда. Надежда садится к пишущей машинке, начинает стучать по клавишам.
СЕРГЕЙ. И доклад Ирины о Достоевском, ее статья в «Литературных тетрадях».
ИННОКЕНТИЙ. И что в докладе, прочитанном для нас, двадцати человек? Предостережение бесам…
АЛЕКСЕЙ. Красота спасет мир – крамола. И русский вопрос. Их пугает все русское.
СЕРГЕЙ. Вы безоглядны потому, что у вас нет семьи. Мои крохотули…
МАРИЯ. Сережа, нас много, мы всегда рядом.
СЕРГЕЙ. «Мы»? За мою семью, за моих детей я несу ответственность. Я дал им жизнь, мною она крепится.
Он в досаде машет рукой и уходит.
НАДЕЖДА (оставляя машинку). Сергей боится осложнений?
ИННОКЕНТИЙ. Осложнения! Я кадровый рабочий, я хочу сильного ветра… Знаете, что у нас на ГЭС случилось?… Видите, никто не знает! Газеты молчат… Рабочие изгнали вора – начальника, выбрали другого, в профсоюзы отправили протокол собрания.
АЛЕКСЕЙ. И ты принял участие в бузе?
ИННОКЕНТИЙ. Никакой бузы. Я вел протокол собрания. Мужики усадили меня, мол, грамотный. Все организованно и дружно.
НАДЕЖДА. Ну, и каков результат?
Она берет блокнот, записывает.
ИННОКЕНТИЙ. Не для печати! Прекратились прогулы. Раз. Все трезвые как стеклышко. Нет аварийных сбросов. Чистота в цехах идеальная. Чудо. И никакого чуда.
НАДЕЖДА. В третий выпуск опоздал, а в четвертом, в Хронике, дадим. Да, ребята?
АЛЕКСЕЙ. Только спокойно, позитивно.
ИННОКЕНТИЙ. Эстетично? (зло смеется) Я хочу прямых речей о заглохлой жизни. А у нас изыск избранных. Европейцы.
МАРИЯ. А мы и есть избранные. Все всегда начиналось с избранных. С таких, как Садовник, как Сергей, как ты.
Появляется Ирина, она несет на подносе чай.
ИННОКЕНТИЙ. Боюсь за Сергея, ох, боюсь.
ИРИНА. Ребята, можно, я скажу. А я боюсь за тебя, Кеша!
Оставив поднос, она подходит к Иннокентию, гладит его кудлатую голову.
МАРИЯ. «Мы не мешаем польскую кровь с русской!»…
ИРИНА. О, моя община! Поляки проклянут меня…
ИННОКЕНТИЙ (высвобождаясь из рук Ирины). Алеша, вынужден сказать тебе прямо, пришла пора. Архив надо сохранить, я думаю поручить это тебе.
ВСЕ. Как? Пришла пора?!…
АЛЕКСЕЙ. Ты полагаешь?…
Вдруг быстро входит Сергей.
СЕРГЕЙ. Пришел Михаил Сенчурин. Просит разрешения войти. Что делать?
ИННОКЕНТИЙ (спокойно). Ну, пусть войдет. Каникулярный зуд у мальчика.
НАДЕЖДА (осуждающе). Зачем так, Кеша? Зачем?
Входит Михаил. Он бледен.
МИХАИЛ. Ребята… Я много думал последние полгода, даже год… Я хочу быть с вами в эти минуты…
ИННОКЕНТИЙ. В эти минуты? Зачем такой высокий стиль?… Что значит он?
МИХАИЛ (тушуясь). Я не могу в том мире… Отец готовит против вас статью… А я…
АЛЕКСЕЙ. Миша, ты успокойся, сходи в сад, к учителю…
МИХАИЛ. Я был у него, но он… Я хочу быть с вами…
ИННОКЕНТИЙ (жестко). Хорошо, мы подумаем.
СЕРГЕЙ. Иннокентий, не надо так!
Михаил смотрит на всех и пятится. Все молчат. Михаил исчезает.
НАДЕЖДА. Я не понимаю, почему нетерпимость такая…
Она идет к двери, смотрит на Иннокентия с глубоким упреком, уходит.
СЕРГЕЙ. Кто из нас сектант, Иннокентий?
АЛЕКСЕЙ. У Миши минутный срыв, Сергей, Миша флюгер. Он и в школе…
ИННОКЕНТИЙ. Помолчите минуту.
Все молчат.
ИННОКЕНТИЙ. Теперь вы поняли, кто только что был здесь?…
Все молчат.
ИННОКЕНТИЙ. Маша, допечатай статью, надо третий номер закончить сегодня же.
Мария садится к машинке.
ИННОКЕНТИЙ. Будет мальчишеством не предупредить назревшие события. (Алексею). Ты должен купить десяток папок, тщательно просмотри документы, все стоящие (иронично) эстетически упакуй… Нет, не об эстетической упаковке идет речь, а обо всем, чем мы жили и живы…
АЛЕКСЕЙ. Хорошо. Но пусть кто-нибудь мне поможет.
ИННОКЕНТИЙ. Возьми Митю. Митя умеет молчать.
МАРИЯ. Алеша, я помогу тебе. Пожалуйста, Алеша. Я тоже умею молчать.
АЛЕКСЕЙ. Нужно продумать место.
МАРИЯ. У Мити бабушка в Урике.
АЛЕКСЕЙ (усмехнувшись). Не в том ли доме, где некогда жил на поселении Лунин?…
ИННОКЕНТИЙ. Пожалуйста, побыстрее. Но вывезти надо осторожно. Да, возьмите у Садовника экземпляр «Урийской дидактики». Береженого бог бережет.
Все начинают пересматривать то, что на стеллажах, на окнах, на полу.
МАРИЯ (допечатывая). Готово, Кеша.
ИННОКЕНТИЙ (смотрит). А! Корнелевский «Сид» возвращается к нам.
ИРИНА. Автор статьи пишет о произволе личности, не признающей установлений вековой морали.
АЛЕКСЕЙ. Умный парень, но трусоват.
ИННОКЕНТИЙ. Блудливая публика. И высказаться охота, но не извольте ждать от меня Андрея Платонова или Юрия Домбровского, а о «Сиде» порассуждаем. Ну, да ладно. Это ведь и ваше прекраснодушие… А снег-то, ребята, снег…
Все бросаются к окнам. Идет хлопьями снег.
* * *
Кабинет Пиваковой. За столом женщина с государственным лицом.
Занавеска на двери снята. Женщина значительно поднимает трубку, набирает номер.
ЖЕНЩИНА. Товарищ Кушак? Здравствуйте, Вадим Андреевич!… По вашему поручению мы подвергли фронтальной проверке всю работу редакции пропаганды. Должна согласиться с вами, Пивакова пустила на самотек все направления и рубрики. Даже «По историческим решениям съезда» выхолощена и пуста, одни формальные слова, а ведь съезд был фундаментальным. Леонид Ильич… (слушает) Да ну, что вы! Без партийного взыскания мы не отпустим ее. Узких переместили в сельхозредакцию, пусть поездит по области, парень послушный, к тому же нуждается в жилье, будет работать на совесть… А с планом… Подтянем гайки… Гарантирую… Да свидания, товарищ Кушак! Я буду информировать вас каждый день.
Кладет трубку За открытым теперь стеклом двери – Михаил и Надежда. Михаил смотрит, недоумевая.
ЖЕНЩИНА, СМЕНИВШАЯ ПИВАКОВУ. Войдите, товарищ.
Михаил входит несмело. Надежда остается и смотрит через стекло на Михаила.
ЖЕНЩИНА. Вы наш автор?
МИХАИЛ. Да… Нет… Я, право же…
ЖЕНЩИНА (улыбается). Наверное, гонорар порезали? Обещали студенту помочь и в последний миг забыли? Я сейчас узнаю, помогу. Как ваша фамилия?
МИХАИЛ. Сенчурин.
ЖЕНЩИНА (вставая). О, вы сын товарища Сенчурина! Очень рада! Мы чрезвычайно ценим вашего отца! Его монография о диалектике общественного развития вооружила нас боевой программой…
МИХАИЛ (нерешительно). Ольгу Николаевну Пивакову… как увидеть?
ЖЕНЩИНА.Вы давали ей статью. И статья не пошла? Безобразие… А как называлась статья?
МИХАИЛ (мнется). А где Ольга Никлаевна?
ЖЕНЩИНА. Ее уволили… Она допустила грубейшую идеологическую ошибку, ваш папа в курсе… Она поставила в эфир главу из повести одного отщепенца…
МИХАИЛ (решительно). Но где она? Мне необходимо видеть Ольгу Николаевну!
ЖЕНЩИНА. В ОСВОДе… Что такое ОСВОД? А вы никогда не тонули, молодой человек? Ах, только на экзаменах! Общество спасения на водах…
Михаил пятится.
ЖЕНЩИНА. Заходите. Ваш отец… Кланяйтесь отцу, мы ценим его!
Михаил и Надежды, немо посмотрев через стекло двери, уходят.
* * *
Дом в Ботаническом саду. Зима.
Садовник в душегрейке.
Алексей пересматривает папки на книжных полках.
АЛЕКСЕЙ. Отец, ты отпечатал «Урийскую дидактику?»
САДОВНИК. Отпечатал, Алеша, да все раздумываю, кому предложить. «Народное образование» не возьмет. «Семья и школа» печатала меня, но всякий раз немилосердно кромсала рукописи. Благосклонно относился журнал «Детская литература», да они возьмут только главы о работе с книгой…
АЛЕКСЕЙ. Давно пора предложить издательству.
САДОВНИК. Чтобы космополит – рецензент вволю потешился над патриархальными заповедями русской дидактики?…
АЛЕКСЕЙ. Пусть потешится. Надо с чего-то начать. Ты дал бы мне один экземпляр, хочу спокойно перечитать.
САДОВНИК. Возьми. Но читай с карандашом, не бойся почеркать, в конце концов писал я для вашего поколения.
АЛЕКСЕЙ. Вот и подарил бы для «Литературных тетрадей» пару глав, а?
САДОВНИК. Для «Литературных тетрадей», при всем моем уважении к вашему предприятию, не дам. Старайтесь своими силами. Пусть молодежь пишет для вас.
АЛЕКСЕЙ. Могу сообщить, мы не испытываем недостатка в предложениях от ровесников. Но «Урийская дидактика» дала бы нам поболе – там есть историческое предание. А что с Настей? Где Настя?
САДОВНИК. Наверное утрясает ссору с матерью. Тебе лучше знать, где Настя.
АЛЕКСЕЙ. Я замотался в Вампиловском товариществе, ночую то у Сергея Никитина, то у Иннокентия. Сессию сдавал словно в тумане. Так я забираю «Дидактику», подумай о «Литературных тетрадях». Мы не предъявим тебе строгих претензий, мы учимся уважать позицию автора, даже если расходимся с ней.
