— Ты просто–напросто подлый, мерзкий ворюга, — сказал великан и отошел к следующей камере.
— Ну а ты, — сказал, обращаясь к ней, Галапас, — что ты скажешь насчет выкупа, грязная английская свинья?
— Я не свинья, — ответила камера, — и не грязная. Во всяком случае, не был грязным, пока не свалился в твою подлую западню. Теперь у меня, конечно, вся спина в сосновых иголках. Что ты сделал с моей зубной щеткой, великан, и куда подевал мою ищейную суку, что?
— Думать мне больше не о чем, как о твоих щетках и суках, — взревел Галапас. — Я тебя о выкупе спрашиваю, идиот, или ты до того закоснел в британской тупости, что совсем уже ничего не понимаешь?
— Я желаю почистить зубы, — упрямо ответил Король Пеллинор. — А то у меня в них возникает какое-то странное чувство, если ты понимаешь, что я имею в виду, и мне от него становится не по себе.
-- Uomo bestiale, — вскричал великан. — А иных чувств, поизящнее, нет у тебя?
— Нет, — сказал Король Пеллинор, — по–моему, нет. Я хочу почистить зубы, и потом у меня ноги сводит от того, что я все время сижу на этих нарах, или как они у тебя называются.
— От пьянства ты что-ли отупел до полного невероятия? — взвился владелец замка. — Что ты сделал со своей душой, лавочник? Ты способен думать о чем-нибудь, кроме зубов?
— Я много о чем думаю, старичок, — ответил Король Пеллинор. — Я вот думаю, например, как приятно было бы съесть яичко всмятку, что?
— Так не получишь же ты никаких яичек и будешь сидеть здесь, пока не заплатишь выкупа. Как я по–твоему буду вести мой бизнес, если мне выкупов не станут платить? Что будет с моими концентрационными лагерями, с похоронными венками по тысяче долларов штука? Думаешь, мне все это даром дается? Да одному только Королю Гуитно Гаранхиру мне пришлось отослать венок в виде Валлийской Арфы в сорок футов длиной, сделанной из одних орхидей. А надпись на нем была такая: "Сладкоголосые Ангелы Провожают Тебя В Обитель Твоего Покоя".
— А что, очень хороший венок, — одобрительно сказал Король Пеллинор. — Но нельзя ли мне все же получить назад мою зубную щетку, что? Нет, право же, черт подери, не столь уж многого я и прошу, в сравненьи с таким венком. Или все-таки многого?
— Недоумок! — рявкнул великан и отошел к следующей камере.
— Мы должны спасти его, — зашептал Варт. — Это же бедный старый Король Пеллинор, он, наверное, гнал Искомого Зверя и свалился в одну из ловушек, о которых ты мне говорил.
— Вот и пусть посидит, — сказал Мерлин. — Если человек настолько глуп, что не может держаться подальше от лап великана, то о нем и печалиться нечего.
— Может быть, он о чем-то задумался, — прошептал Варт.
— А не надо было задумываться, — прошипел волшебник. — Великаны, вроде этого, в конечном итоге совершенно безвредны, — прояви к такому немного участия, верни ему, скажем, корсет, и он сидит себе тихо, никого не трогает. Это любому известно. А раз уж он впутался в неприятности с Галапасом, пусть сам и выпутывается. Пускай выкуп платит.
— Я точно знаю, — сказал Варт, — что у него нет ни гроша. Он даже перину себе не может купить.
— Тогда вел бы себя повежливее, — неуверенно огрызнулся Мерлин.
— Так он же старается, — сказал Варт, — он просто мало чего понимает. Ох, ну пожалуйста, Король Пеллинор — мой друг, не могу я видеть, как он сидит в этой страшной камере, и никто ему не желает помочь.
— Да что мы сделать-то можем? — сердито воскликнул Мерлин. — Камеры же заперты накрепко.
Сделать они и впрямь ничего не могли, но кричать так громко волшебнику все же не стоило, потому что крик этот навлек на них беду. Забыв о том, что самое правильное для невидимки — это помалкивать, Мерлин своими несдержанными речами сообщил их экспедиции опасный характер.
— Кто здесь? — взвизгнул, повернувшись спиной к пятой камере, Галапас.
— Никого, — выкрикнул Мерлин, — мышка.
Великан Галапас выхватил могучий меч, обернулся и оглядел коридор, освещая его факелом, который он поднял над головой.
— Чушь, — заявил он. — Мыши человеческим голосом не разговаривают.
— Пии, — произнес Мерлин, надеясь сойти за мышь.
— Обдурить меня хочешь, — сказал Галапас, — не выйдет. Вот я тебе сейчас как врежу моим сверкающим клинком и посмотрим, мышка ты или не мышка.
Он двинулся в их сторону, держа перед собой отливающее синим лезвие, и заплывшие жиром глаза его казались в свете факела безжалостными и по–поросячьи маленькими. Нетрудно вообразить, насколько это приятно, когда человек, весящий тридцать пять стоунов, пытается обнаружить тебя в узком проходе, держа в руке меч в твой рост длиною, и намереваясь проткнуть им твою печень.
— Не дури, — сказал Мерлин. — Это всего только мышка, ну, может быть, две. Мог бы и сам догадаться.
— Это не мышка, — сказал Галапас, — это невидимый волшебник. А невидимых волшебников я привык на части резать, понятно? Я их рву на куски, ты понял? чтобы невидимые кишки их вываливались на землю. Ну, где ты есть, волшебник? Иди сюда, я тебя зарежу, моргнуть не успеешь.
— Мы сзади тебя, — испуганно сказал Мерлин. — Оглянись, мы в дальнем углу у тебя за спиной.
— Ага, — мрачно произнес Галапас. — Вы сзади, а голоса у вас спереди.
— Держись, — крикнул Мерлин, но Варт с перепугу уже выпустил его руку.
— А теперь — видимый волшебник, — сообщил великан. — Только маленький. Посмотрим, возьмет его меч — не возьмет?
— Да держись же ты, идиот, — отчаянно завопил Мерлин, и после недолгой бестолковой возни они снова схватили друг друга за руки.
— Опять пропал, — сказал Галапас и, взмахнув мечом, рубанул по тому месту, где они только что стояли. Меч высек из камня синие искры.
Мерлин прижал незримый рот к незримому уху Варта и зашептал:
— Ложись ничком на пол. Прижмемся к противоположным стенам, может, он мимо проскочит.
Проскочить-то он проскочил, но Варт, уползая по полу, снова оторвался от своего защитника. Он наугад шарил вокруг, пытаясь найти Мерлина, и разумеется, опять стал видимым, как всякий другой человек.
— Ха! — воскликнул Галапас. — Все тот же маленький и такой же видимый.
Он пырнул в темноту мечом, но Мерлин успел вцепиться в руку своего ученика и буквально сорвать его с опасного места.
— Удивительный тип, — сказал великан. — Пожалуй, самое верное, это прочирикать мечом весь пол.
— Это, знаете, точь в точь как капусту шинкуют, — прибавил великан, — или чего другое режут, меленько–меленько.
Мерлин с Вартом, держась за руки, скорчились в самом дальнем углу коридора, а страшный великан Галапас приближался к ним, смеясь громовым смехом, исходящим из глубин его чрева, и простукивая мечом каждый дюйм пола. Клик, клик, звякал по грубому камню острый, как бритва, клинок, — ясно было, что никакой надежды на спасение у них не осталось. Теперь великан оказался в их прежнем тылу, отрезав путь к отступлению.
— Прощай, — прошептал Варт, — а все-таки дело того стоило.
— Прощай, — сказал Мерлин, — хотя по–моему — не стоило ни капли.
— Вот и правильно, попрощайтесь, — ощерился великан, — ибо вскорости мой секач распорет вас по всем швам.
— Друзья мои, — закричал из своей камеры Король Пеллинор, — не говорите "прощай", не надо. Мне кажется, я слышу, как к нам приближается некто, и пока есть жизнь, есть надежда.
— Точно, — крикнул, также приходя им на помощь, лишенный свободы изобретатель и слабыми руками потряс прутья своей камеры. — Оставь этих людей в покое, ты, великан хрипатый, или не видать тебе непробиваемого шлема как своих ушей.
— А про корсет забыл? — изо всей мочи крикнула следующая камера, пытаясь отвлечь внимание великана. — Толстопузый!
— Я не толстый! — заорал Галапас, останавливаясь в самой середине коридора.
— Еще какой толстый, — ответила камера. — Пузан!
— Пузан! — заорали все узники разом. — Жирный старый Галапас!
— Жирный старый Галапас плачет, мамочку зовет,
У него корсет пропал, пузо по полу метет!
— Ну хорошо же, — сказал великан, физиономия которого приобрела замечательный синий оттенок. — Хорошо, красавчики мои. Дайте мне только прикончить эту парочку, и вы у меня все отведаете палок на ужин.
— Сам съешь, — ответили узники. — А этих двоих оставь в покое.
— Палок вам, — это было все, что сумел ответить великан, — палок и по малой порции тисочков для пальцев, на закуску. Ладно, на чем мы остановились?
Откуда-то издалека донесся гомон, словно бы даже лай, и Король Пеллинор, все это время прислушивавшийся у зарешеченного окошка, принялся вдруг скакать и прыгать.
— Вот оно! — завопил он в восторге. — Вот!
— Что за "оно"? — спросили все.
— Она! — объяснил Король. — Она, сама!
Пока Пеллинор давал эти пояснения, шум приблизился и теперь, усилясь, слышался уже из-под двери подземной тюрьмы, прямо за спиной великана. За дверью определенно бесновалась собачья свора.
