– Увидишь, что это все еще не конец, – уверяла она мужа. – Я знаю, что рано или поздно мы найдем своего сына. Не сходи с ума, береги силы, они еще пригодятся. Оттого, что ты будешь психовать и изводить себя, ничего не изменится, будет только хуже. Нужно взять себя в руки и запастись терпением. Поверь, я давно прошла через все это и понимаю, что говорю…
Но Саша не слушал ее, вернее, слышал, но был не в силах прислушаться к ее словам.
В ту ужасную ночь, после того, когда Георгий сообщил, что все кончено и последняя нить оборвалась, он ни на минуту не сомкнул глаз. Юля приняла снотворное и легла спать, а он часов до трех просидел в баре отеля, потом вернулся в свой двухкомнатный номер. Все это время пил, но спиртное не приносило облегчения. Кулаки сами собой сжимались и разжимались, стол, за которым Саша расположился в гостиной с бокалом коньяка, уже с трудом выдерживал тяжесть Сашиных мыслей, проявляющихся ударами о столешницу. В голове крутились мысли, сделавшие бы честь любому голливудскому сценаристу боевиков. Саша уже мысленно напал на здание клиники, перетряхнул все бумаги, поставил на уши бухгалтерию и силой вытряс информацию из всех этих купленных докторишек, играющих жизнью чужих детей с такой легкостью, точно это были резиновые перчатки. Он отхлебывал коньяк, словно воду, и представлял себе, каково придется нежным европейцам, если он будет задавать вопросы и не получать ответа… Периодически Саша вскакивал, кидался в холл, собираясь одеваться и бежать, но каждый раз он вспоминал слова Георгия: «Александр Викторович, стоит нам самостоятельно сделать хоть один шаг, и сделать его неправильно – и тогда вся полиция Евросоюза будет гоняться уже за нами. Кто бы ни был тот человек, у которого находится ваш ребенок, он сейчас законопослушный гражданин. До тех пор, пока против него нет улик. А как только вы сунете ему кулак под нос, он тут же станет жертвой, а вы – предводителем русской мафии… А полиция любит разбираться с теми, чья вина лежит ближе». Георгия он сгоряча уволил в ту ночь – перезвонил, наорал, не стесняясь в выражениях, и объяснил, что человек, запоровший дело его жизни и смерти – а именно начальника охраны он счел виноватым во всем, кого же еще? – может катиться на все четыре стороны. Но мнение Георгия все равно продолжало оставаться для Саши авторитетным, к его здравому смыслу нельзя было не прислушаться. И Саша оставался в номере и в очередной раз бил кулаком по беззащитному столу, плескал в рюмку порцию коньяка и снова надолго задумывался.
Так пролетела ночь. Под утро Саша сам не заметил, как задремал в широком кресле, так и не выпустив рюмку из рук. А когда позднее осеннее солнце чуть коснулось занавесок, на столике около кресла ожил мобильный телефон. Саша вздрогнул, отгоняя сон, посмотрел на остатки коньяка в рюмке, рывком плеснул их в рот, со стуком поставил бокал на столик и, не глядя на определитель номера, поднял трубку:
– Да?! – Кто бы там ни был на другой трубке, Сашин тон не предвещал ему ничего хорошего. Оказалось, что звонит Георгий.
– Александр Викторович, я очень извиняюсь, что разбудил вас в такую рань, но у меня очень важная новость…
– Какого хрена? – прорычал Саша. – Я ведь уволил тебя вчера, выгнал ко всем чертям! После того как ты все испортил, ты еще имеешь наглость мне звонить! Да забудь навсегда этот номер, иначе…
– Александр Викторович… – В голосе Георгия звучала неимоверная усталость, было ясно, что он тоже не сомкнул за ночь глаз, но совсем по другой причине. – Дайте мне только одну минуту и выслушайте меня. Дело в том, что базу данных клиники удалось восстановить. Не полностью, частично, но и этого…
– Что?! Что ты сказал?
– Нам с вами неимоверно повезло. Оказалось, что ноутбук доктора не окончательно пострадал при аварии. Я заплатил ребятам из полицейского компьютерного центра, они ковырялись с остатками «ноута» всю ночь и сумели вытащить значительную часть того, что там было.
Забыв про похмелье, Саша рывком вылетел из кресла.
– Так, и у кого мой сын?! Я немедленно еду!
– Да прекрати же ты! – рявкнул вдруг в трубку Георгий, вмиг позабывший субординацию. – Когда ж ты уймешься наконец! Рыпаешься, как мальчишка, и истеришь, как баба! Хватит уже!
– Как ты смеешь так со мной говорить?! – возмутился Саша.
– А мне по фигу, Александр Викторович. Я у вас больше не работаю. Вы сами меня уволили вчера – или уже забыли об этом по пьяни?
Сашины кулаки разжались, плечи опустились, сам он рухнул в кресло и почувствовал, как на голову накатила вязкая похмельная тяжесть.
– Ладно, прости меня… – буркнул он в трубку. – Я, кажется, погорячился…
А потом началось следствие, тянувшееся долго, невыносимо долго…
Впрочем, надо отдать должное швейцарским полицейским – они старались вовсю. Для них история с клиникой в Беллинцоне стала делом чести, ее воспринимали как оскорбление, нанесенное достоинству служителей закона. Надо же было прохлопать центр торговли детьми! И где – у себя под носом, в самой середине Европы! Когда сведения об этом дошли до Министерства внутренних дел, там разразился неимоверный скандал. Швейцарцы засуетились так, словно им фитиль под хвост засунули. Глава полиции кантона, с которым сотрудничал Георгий, чуть не вылетел с должности. К счастью, потом начальство разобралось в ситуации, и его даже представили к награде за разоблачение опасной международной банды, подрывающей самые устои швейцарской демократии.
Работа велась на совесть. Установив, что покупателями младенцев были не только их соотечественники, но представители многих других стран, швейцарцы подключили к делу Интерпол, а также своих коллег из Италии, Франции, Арабских Эмиратов и других государств, чьи граждане участвовали в преступных сделках. Что касается делегации российской полиции, то она прямо-таки прописалась в Лугано и Беллинцоне. «Русский след» в этом деле был слишком заметен и слишком ярок, поэтому в Москве параллельно шла не менее упорная работа.
Сыщикам предстояло решить немало сложных задач. Данные с компьютера Леонида удалось восстановить не полностью, часть их была утеряна безвозвратно, и теперь десятки детективов просматривали тысячи бумажек, компьютерных и телефонных файлов, отсеивая горы лишнего и складывая из оставшихся крох сложнейшую мозаику. Лучшие специалисты по раскрытию экономических преступлений проверяли движение каждого франка, поступившего или списанного со счетов клиники. Министерства иностранных дел всех стран сверяли, проверяли и перепроверяли списки женщин, приезжавших в Швейцарию и выезжавших из нее в нужный период.
Все сотрудники клиники, как головного отделения в Беллинцоне, так и московского филиала, были задержаны и тщательнейшим образом допрошены. Большую роль в этом сыграла доктор Раиса Дубаева, которая раскаялась в содеянном и теперь изо всех сил сотрудничала со следствием. Благодаря ей у властей появились полные списки медицинских работников из России и Швейцарии, которые поставляли в клинику потенциальных «доноров», вели мнимых беременных клиенток и проводили операции, в ходе которых у настоящих матерей изымали еще не родившихся младенцев и передавали клиентам клиники. Так удалось вывести на чистую воду значительное число людей, так или иначе причастных к преступлению, но практически все они оказались лишь исполнителями, мелкими сошками, которые делали свою часть работы за определенное вознаграждение. Полное руководство всей преступной организацией, как решило следствие, осуществлял скончавшийся в результате несчастного случая Леонид Мишин. Раиса Дубаева несколько раз выдвигала предположения, что над ним стоял кто-то еще, но никаких доказательств этому, кроме собственных догадок, она предъявить не могла, и документально они никак не подтвердились.
К несчастью, информация о клиентах, покупавших детей в клинике, сохранилась лишь за последние пять лет. Всех этих людей, до единого, полиция разыскала и кого попросила, а кого и заставила сделать генетическую экспертизу. Версия следствия полностью подтвердилась – ни одна из проходивших по делу семейных пар не оказалась биологическими родителями воспитываемых ими детей. Оставалось найти настоящих родителей и вернуть детей им, но тут следствие столкнулось с самой значительной проблемой этого дела, по сравнению с которой все предыдущие трудности показались просто цветочками.
Упрощало ситуацию лишь то, что большинство приемных родителей, припертых обстоятельствами к стенке, признавали сделку, раскаивались и были готовы отдать ребенка настоящим родителям – главное, чтобы это произошло тихо и не получило ненужной огласки. Все они были людьми состоятельными, что называется, на виду, и лишняя возня вокруг их персон им совершенно не улыбалась. Никто не желал освещения скандала и упоминания своего имени в средствах массовой информации, которые, как нетрудно догадаться, давно были в курсе происходящего и с наслаждением смаковали и обсасывали эту историю на все лады. Однако нашлось и несколько таких семейных пар, кто, как говорится, полез в бутылку и, ссылаясь на отсутствие конкретного закона на этот счет, подал в суд. А поскольку европейское правосудие еще ни разу не сталкивалось с такими прецедентами, то суды, которые должны были решить судьбу проданных детей, грозили затянуться на долгие годы.
