Нелл высмотрела в высокой волнующейся траве палку как раз подходящей длины. Она подняла палку и продолжила осторожно спускаться по склону, мимо высокой каменной стены. До чего приятно было гулять с такой палкой, как будто не просто ходишь, а трудишься. Не говоря уже о том, что опора снимала часть напряжения с опухшего колена. На передних воротах висела табличка, как раз над той, которая отпугивала незваных гостей. «Продается» — было написано на ней, и еще номер телефона.
Так значит, этот коттедж — часть поместья Чёренгорб, тот самый дом, о котором Джулия Беннет упомянула вчера, а Уильям Мартин хотел бы сровнять с землей. Коттедж, который стал свидетелем «дурных» вещей, что бы старик ни имел в виду. Нелл прислонилась к воротам. С виду дом не слишком ужасен. Сад разросся, наступающие сумерки проникли во все щели и улеглись спать в темных прохладных углах. Узкая тропинка вела к дому, сворачивала налево у входной двери и петляла по саду. У дальней стены стояла одинокая статуя, покрытая зелеными пятнами лишайника: маленький голый мальчик посреди клумбы, большие глаза его навеки обращены к дому.
Нет, не клумбы — мальчик стоял в рыбном пруду.
Нелл исправилась быстро и уверенно и так удивилась этому, что крепче вцепилась в запертые ворота. Откуда ей знать?
И тогда сад перед ее глазами преобразился. Сорняки и колючки, росшие десятилетиями, поникли. Листья взлетели с земли, открыв дорожки, клумбы и скамейку. Свет вновь наполнил сад, рассыпаясь пятнами по воде. Нелл оказалась в двух местах одновременно: шестидесятипятилетняя старая женщина с больным коленом, которая цеплялась за ржавые ворота, и маленькая девочка с длинной косой, которая сидела на кочке мягкой, прохладной травы и болтала пальчиками ног в пруду…
Пухлая рыбка снова выпрыгнула на поверхность, сверкнуло ее золотистое брюшко, и девочка засмеялась, когда рыбка разинула рот и ущипнула ее за большой палец. Она любила пруд и хотела завести такой же дома, но мама боялась, что дочь упадет в него и утонет. Мама часто боялась, особенно когда дело касалось девочки. Если бы мама знала, где они были сегодня, она ужасно разозлилась бы. Но мама не знала, у нее опять был плохой день, она лежала в будуаре с влажной фланелью на лбу.
Услышав шум, девочка подняла глаза. Госпожа и папа вышли из дома. Они мгновение постояли, папа что-то сказал госпоже, но девочка не расслышала, он коснулся ее руки, затем госпожа медленно пошла вперед. Она странно смотрела на девочку, чем-то напоминая каменную фигурку которая целыми днями стояла в пруду и даже не моргала. Госпожа улыбнулась своей волшебной улыбкой. Девочка вытащила ноги из воды, ожидая, что скажет госпожа…
Грач пролетел над самой головой, и прошлое сгинуло. Выросли колючки и плющ, осыпались листья, и сад вновь стал влажным, сырым ущельем во власти темноты. Статуя мальчика позеленела от времени.
Нелл ощутила боль в костяшках пальцев. Она ослабила хватку и проследила за грачом, широкие крылья которого взбивали воздух, пока он поднимался к вершинам деревьев Чёренгорба. На западе клочок облака пропускал солнце, горя розовым светом в темнеющем небе.
Нелл изумленно смотрела на сад коттеджа. Девочка исчезла. Исчезла ли?
Нелл воткнула палку в землю и пошла обратно в деревню. Своеобразное ощущение двойственности происходящего, не сказать, что неприятное, сопровождало ее всю дорогу.
Чёренгорб-мэнор, Корнуолл, 1900 год
На следующее утро бледный зимний свет подернул рябью окна детской. Роза разгладила кончики длинных темных волос. Миссис Хопкинс расчесывала их, пока они не заблестели, точно так, как Роза любила, и теперь они прелестно смотрелись на кружеве ее самого лучшего платья, того, которое мама прислала из Парижа. Роза чувствовала себя усталой и немного нервничала, впрочем, не более чем обычно. Маленькие девочки со слабым здоровьем не могут быть все время счастливы, и Роза не собиралась идти против природы. По правде говоря, ей даже нравилось, когда все ходили вокруг нее на цыпочках: она ощущала себя чуть менее несчастной, если и другим приходилось сдерживаться. Кроме того, в тот день у Розы была веская причина для усталости. Она пролежала всю ночь без сна, ворочалась и металась, как принцесса на горошине, вот только не горох в матрасе заставят ее бодрствовать, а поразительные мамины новости.
Когда мама покинула спальню, Роза погрузилась в мысли об истинной природе пятна на репутации ее семьи и о том, какая именно драма разыгралась после побега ее тети Джорджианы из дома. Всю ночь она размышляла о своей порочной тете, мысли эти не испарились и с рассветом. За завтраком и позже, когда миссис Хопкинс одевала ее, и даже потом, в детской, Роза напряженно думала. Она смотрела, как огонь мерцает на фоне бледных кирпичей камина и гадала, похожи ли тусклые оранжевые тени на врата ада, через которые ее тетя, несомненно, прошла. В это время в коридоре внезапно раздались шаги.
Роза чуть подпрыгнула в кресле, разгладила одеяло из шерсти ягненка на коленях и быстро придала лицу выражение безмятежного совершенства, которому научилась у матери. Легкая дрожь пробежала по позвоночнику. Ах, какая важная задача! Появление протеже. Ее личной заблудшей сиротки, которую необходимо переделать на свой лад. У Розы никогда еще не было подруги, ей даже животное не позволяли завести (мама панически боялась случаев бешенства). Несмотря на мамины слова об осторожности, Роза вынашивала великие надежды касательно своей кузины. Та превратится в даму, станет компаньонкой Розы, будет вытирать ей лоб, когда она заболеет, гладить ее по руке, когда она будет капризничать, расчесывать ее волосы, когда ей станет скучно. Кузина будет так благодарна за наставления Розы, так счастлива, что та позволила перенять ее образ жизни! Кузина будет полностью повиноваться Розе, станет идеальной подругой — из тех, кто никогда не спорит, никогда не утомляет и даже никогда не высказывает неприятное мнение.
Дверь отворилась, огонь недовольно зашипел, и в комнату ворвалась мама, шелестя голубыми юбками. Сегодня в манерах матери чувствовалось оживление, которое подогрело интерес Розы. Нечто в линиях подбородка леди Мунтраше говорило, что дурные предчувствия насчет проекта лишь возросли и стали более разнообразны по сравнению с теми, о которых она накануне поведала дочери.
— Доброе утро, Роза, — довольно резко сказала она.
— Доброе утро, мама.
— Позволь представить твою кузину, — почти незаметная пауза, — Элизу.
Затем, откуда-то из-за маминых юбок, был выпихнут тощий паренек, которого Роза видела в окне днем раньше.
Роза, против воли, немного подалась назад, в надежные объятия кресла. Ее взгляд скользнул сверху вниз, оценивая короткие лохматые волосы, кошмарный наряд (бриджи!), выпирающие коленки и протертые ботинки. Кузина ничего не сказала, даже «Как поживаете?», а лишь уставилась на Розу широко распахнутыми глазами, что та нашла исключительно грубым.
Мама была права. Эта девочка (нельзя же ждать, что она будет думать о ней как о кузине!) лишена даже самых примитивных понятий о манерах.
К Розе вновь вернулось изменившее ей хладнокровие.
— Приятно познакомиться. — Ее голос был немного слабым, но кивок мамы уверил, что она на правильном пути.
Роза подождала ответного приветствия, но тщетно. Она взглянула на маму, которая дала понять, что надо продолжать, несмотря ни на что.
— Скажи, пожалуйста, кузина Элиза, — попробовала она еще раз, — тебе нравится здесь, с нами?
Элиза сначала моргнула, глядя на нее, точно забавное экзотическое животное в лондонском зоопарке, затем кивнула.
Послышались шаги в коридоре, и Розе была дарована короткая передышка в непростой задаче — придумать еще несколько любезных фраз, чтобы поддержать беседу со странной молчаливой кузиной.
— Простите, что прерываю вас, миледи, — сказала в дверях миссис Хопкинс, — но доктор Мэтьюс сидит внизу, в утреннем салоне. Он говорит, что принес новую настойку, о которой вы просили.
— Пусть он ее оставит, миссис Хопкинс. Сейчас я должна уделить внимание другим делам.
— Конечно, миледи, так я доктору Мэтьюсу и сказала, но он решительно настаивает, что должен передать ее лично.
Ресницы Аделины чуть заметно затрепетали, так легко, что только тот, кто посвятил бы жизнь наблюдению за её настроением, смог бы что-то уловить.
— Благодарю, миссис Хопкинс, — решительно сказала она. — Сообщите доктору Мэтьюсу, что я немедленно спущусь.
Когда миссис Хопкинс удалилась по коридору, леди Мунтраше повернулась к Элизе и четким властным голосом произнесла:
— Ты будешь тихо сидеть на коврике и внимательно слушать указания Розы. Не шевелись, не разговаривай, ничего не трогай.
— Но, мама…
