— Пусть он ее оставит, миссис Хопкинс. Сейчас я должна уделить внимание другим делам.
— Конечно, миледи, так я доктору Мэтьюсу и сказала, но он решительно настаивает, что должен передать ее лично.
Ресницы Аделины чуть заметно затрепетали, так легко, что только тот, кто посвятил бы жизнь наблюдению за её настроением, смог бы что-то уловить.
— Благодарю, миссис Хопкинс, — решительно сказала она. — Сообщите доктору Мэтьюсу, что я немедленно спущусь.
Когда миссис Хопкинс удалилась по коридору, леди Мунтраше повернулась к Элизе и четким властным голосом произнесла:
— Ты будешь тихо сидеть на коврике и внимательно слушать указания Розы. Не шевелись, не разговаривай, ничего не трогай.
— Но, мама…
Роза не ожидала, что останется наедине с кузиной так скоро.
— Возможно, ты начнешь уроки и дашь кузине наставления по поводу того, как следует правильно одеваться?
— Да, мама.
Поток голубых юбок схлынул, дверь захлопнулась, и огонь в камине перестал шипеть. Роза встретилась глазами с кузиной. Они остались одни, пора начинать работать.
— Положи на место. Немедленно положи на место.
Все шло совсем не так, как представляла Роза. Девочка не слушала, не соглашалась, не подчинялась, даже когда Роза прибегла к угрозе и пугала маминым гневом. Целых пять минут Элиза бродила по детской, брала вещи, изучала их, клала обратно и, несомненно, оставляла на всем липкие отпечатки. Потом она начала трясти калейдоскоп, который одна из двоюродных бабушек преподнесла Розе в подарок на первый день рождения.
— Он очень дорогой, — кисло сказала Роза. — Я настаиваю, чтобы ты его положила. Ты даже не умеешь им пользоваться.
Роза слишком поздно поняла, что не следовало это говорить. Кузина направилась к ней, протягивая калейдоскоп. Она подошла так близко, что Роза разглядела грязь у нее под ногтями, ужасную грязь, от которой, по словам мамы, просто невозможно не заболеть.
Роза перепугалась. Она вжалась в кресло, голова у нее закружилась.
— Нет, — сумела выдавить она, — фу! Уходи!
Элиза остановилась у подлокотника и явно вознамерилась взгромоздиться прямо на бархат.
— Уходи, я сказала! — Роза замахала бледной слабой рукой. Она что, не понимает аристократического выговора? — Ты не должна сидеть рядом со мной.
— Почему?
Итак, она умеет говорить.
— Ты была на улице. Ты грязная. Я могу что-нибудь подхватить. — Роза рухнула обратно на подушку. — У меня ужасно кружится голова, и ты в этом виновата.
— Я не виновата, — спокойно возразила Элиза без единой просительной нотки в голосе. — У меня тоже голова кружится. Это потому, что в комнате жарко, как в печке.
У нее тоже кружится голова? Роза лишилась дара речи. Головокружение было ее личным оружием. Но что это делает кузина? Зачем она идет к окну? Роза наблюдала, широко распахнув глаза от страха. Не может быть, чтобы она собралась…
— Я только распахну окно. — Элиза открыла первую задвижку. — Тогда нам станет легче.
— Нет. — Розу охватил панический страх. — Нет!
— Тебе будет намного лучше.
— Но сейчас зима. Снаружи темно и пасмурно. Я могу подхватить простуду.
Элиза пожала плечами.
— А можешь и не подхватить.
Роза была столь шокирована наглостью девчонки, что негодование возобладало над страхом. Она изобразила голос матери.
— Я требую, чтобы ты прекратила.
Элиза сморщила нос, но, похоже, смирилась. Роза затаила дыхание, и кузина убрала руки с задвижки. Затем она снова пожала плечами, на этот раз жест показался Розе менее наглым. Когда Элиза побрела обратно в середину комнаты, Роза с удовольствием отметила, что плечи кузины уныло поникли. Наконец девочка остановилась посередине ковра и показала на цилиндр у Розы на коленях.
— Можешь показать мне, как он работает? Телескоп? Я ничего через него не вижу.
Роза выдохнула с усталостью и облегчением, это странное создание все больше смущало ее. Подумать только, вновь обратить внимание на глупую безделушку, ни больше ни меньше! И все же Элиза повиновалась, а это, несомненно, заслуживает небольшого поощрения…
— Во-первых, — надменно сказала Роза, — это не телескоп. Это калейдоскоп. Через него не смотрят. Смотрят в него и видят, что узор меняется.
Она подняла калейдоскоп и продемонстрировала описанное действие, после чего положила игрушку на пол и подтолкнула к кузине.
Элиза подобрала цилиндр и приставила к глазу, повернув конец. Когда кусочки цветного стекла, дребезжа, начали пересыпаться в разные стороны, рот девочки расплылся в широкой улыбке и становился все шире, пока девочка не засмеялась.
Роза удивленно заморгала. До сих пор она нечасто слышала смех, лишь изредка от слуг, когда те считали, что ее нет поблизости. Звук был чудесен. Счастливый, легкий, девичий звук, совсем не подходящий для странного вида кузины.
— Почему ты носишь эту одежду? — спросила Роза.
Кузина продолжила вглядываться в калейдоскоп.
— Потому что она моя, — наконец сказала Элиза. — Она принадлежит мне.
— Твоя одежда выглядит так, как будто принадлежит мальчику.
— Когда-то так и было. Сейчас она моя.
Как интересно.
Каждая минута приносила все больше неожиданностей.
— Какому мальчику?
Ответа не последовало, лишь дребезжание калейдоскопа.
— Я спросила, какому мальчику? — произнесла Роза чуть громче.
Элиза медленно опустила игрушку.
— Да будет тебе известно, игнорировать людей — крайне дурной тон.
— Я тебя не игнорирую, — возразила Элиза.
— Так почему не отвечаешь?
Элиза снова пожала плечами.
— Поднимать плечи подобным образом — грубо. Когда кто-то с тобой говорит, необходимо отвечать. А теперь скажи мне, почему ты игнорировала мой вопрос?
Элиза подняла глаза и посмотрела на Розу. Что-то изменилось в лице Элизы, в ее глазах словно замерцал огонек, которого прежде не было.
— Я не говорила, потому что не хотела, чтобы она знала, где я была.
— Кто — она?
Медленно, осторожно Элиза подошла ближе.
— Другая кузина.
— Какая еще другая кузина? — Девчонка говорит какую-то бессмыслицу. Розе начинало казаться, что та попросту глуповата. — Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказала она. — Никакой другой кузины нет.
— Это секрет. Ее держат взаперти наверху.
— Ты выдумываешь. Зачем кому-то держать ее в секрете?
— Меня-то они держали в секрете!
— Они не запирали тебя наверху.
— Это потому, что я не опасна.
Элиза на цыпочках прокралась к двери детской, слегка приоткрыла ее, выглянула наружу и тяжело вздохнула
— Что? — испугалась Роза.
— Шшш! — Элиза прижала палец к губам. — Нельзя чтобы она знала, что мы здесь.
Роза широко открыла глаза.
— Почему?
Элиза на цыпочках вернулась к креслу. В сумерках мерцающий огонь камина бросал на ее лицо жутковатые отблески.
— Наша другая кузина, — сообщила она, — сумасшедшая.
— Сумасшедшая?
— Абсолютно. — Элиза понизила голос, и Розе пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать. — Она была заперта на чердаке с самого детства, но кто-то выпустил ее.
— Кто?
— Один из призраков. Призрак старой женщины, очень толстой старой женщины.
— Бабушка, — прошептала Роза.
— Шшш! — воскликнула Элиза. — Слушай! Шаги…
Роза чувствовала, как ее бедное слабое сердце колотится в груди, точно птичка.
Элиза вскочила на подлокотник Розиного кресла.
— Она идет!
Дверь отворилась, и Роза завизжала. Элиза усмехнулась, а леди Мунтраше задохнулась от возмущения.
— Что ты там делаешь, гадкая девчонка? — прошипела она, быстро переводя взгляд с Элизы на Розу и обратно. Юные дамы не сидят верхом на мебели. Тебе же велели не двигаться. — Она громко дышала. — Ты не пострадала, Розочка?
Роза покачала головой.
— Нет, мама.
Краткое мгновение леди Мунтраше казалась непривычно растерянной, Роза даже почти испугалась, что она заплачет. Затем Аделина схватила Элизу под локоть и повела к двери.
— Испорченная девчонка! Сегодня останешься без ужина. — Знакомая сталь вернулась в ее голос. — И впредь тоже будешь оставаться без ужина. До тех пор, пока не научишься поступать, как тебе говорят. Я — хозяйка этого дома, и ты будешь мне повиноваться…
Дверь закрылась, и Роза снова осталась одна, погруженная в раздумья о любопытном повороте событий. Она вспоминала волнение, вызванное рассказом Элизы, необычный приятный страх, пробежавший по спине, ужасный и чудесный призрак сумасшедшей другой кузины. Но более всего Розу заинтриговала трещина в обычно нерушимом самообладании матери. В тот миг прочные границы мира Розы треснули.
Все стало не так, как прежде. И оттого в висках у Розы колотилась неожиданная, необъяснимая, неподдельная радость.
