— Почему же все-таки французы не прекратили резню? — спросил шейх.
— Если я расскажу все, что знаю, то и молодой сразу поседеет, — ответил староста. — Даже у стен есть уши. Не подслушивает ли нас кто-либо за дверью?
Из-за двери, на которую указал староста, появилась голова жующего теленка. Староста рассмеялся:
— У теленка тоже уши есть. Я не удивлюсь, если он передаст наш разговор его превосходительству беку.
Шейх согласился с тем, что следует соблюдать осторожность, и сказал:
— Недавно один бедуинский юноша похитил девушку из другого племени. Однако вмешавшийся в конфликт французский советник сумел его уладить за один день.
— Ну, это другое дело. Этот случай произошел в самый разгар уборки чечевицы. А французам она очень нужна. Опасаясь, что какой-нибудь бедуин подожжет зерно, они мигом все уладили. А до людей им нет никакого дела. Тогда, после убийства девушек, можно было тоже сразу все уладить. Но советнику и беку было выгодно, чтобы бедуины продолжали военные действия. Однажды бек срочно вызвал меня. У него был староста из южной деревни. Он просил бека помочь южным бедуинам, у которых боеприпасы уже были на исходе. Бек послал меня за старостами и некоторыми бедуинскими шейхами. Когда все собрались, он необычно ласково поприветствовал их и заявил, что не потерпит, чтобы люди, находящиеся под его покровительством, не могли противостоять врагу в часы опасности. Поэтому ему пришлось даже заняться контрабандой, закупив у французов партию винтовок и патронов для южных бедуинов по очень высокой цене. Он пообещал им передать оружие ночью. Как только стемнело, мы с Джасимом отвезли на стоянку южных бедуинов пятьсот винтовок и к каждой из них по двести патронов. За винтовку бек запросил десять золотых монет, а за патроны — по четверть лиры. В действительности, как я узнал потом, Рашад-бек получил от советника две тысячи винтовок, заплатив за них меньше чем полцены, а патроны и вовсе достались ему бесплатно. Так что и советник и бек были лично заинтересованы в том, чтобы замирение между бедуинами не состоялось.
Когда мы приехали к бедуинам, нас уже ждали. Каждый из них выложил заранее приготовленные деньги за винтовку и восемь пачек патронов. Мы сложили монеты в мешок и с трудом смогли поднять его. Возвратившись во дворец бека, в присутствии французского офицера хозяин только спросил меня, все ли в порядке, и за усердие наградил боевой винтовкой и двумястами патронами. Я до сих пор беру ее с собой, когда сопровождаю бека. Час спустя ко дворцу подъехали еще две машины, груженные винтовками. На этот раз мне поручено было доставить их в район Салямии. Оттуда я привез второй мешок золотых монет.
В те дни советник дневал и ночевал у бека. А его превосходительство не преминул воспользоваться этой и другими связями в верхах для укрепления своего авторитета. Не забуду, как однажды бек обозлился на одного французского лейтенанта. Буквально через неделю тот был переведен в другое место. Ему же еще и пригрозили, что вообще выгонят из Сирии как последнюю собаку. И в самом деле, после перевода француза из Таммы мы о нем уже больше не слышали.
Да, бек заработал немалые деньги, поставляя оружие бедуинам, но золото свое он бездумно тратит на женщин и другие прихоти. Он торговал смертью. Если бы человек знал, куда отлетает его душа!
— Что значит — куда отлетает душа? Все души отлетают к своему создателю, — . сказал шейх. — Добрые попадают в один колодец, а злые — в другой. А затем они предстают перед всевышним в судный день. Ты слышал, староста, о судном дне?
— О аллах, пощади нас, — ответил староста.
К ним подошла Занубия и спросила:
— О чем вы тут говорили без меня?
Староста хитро улыбнулся:
— Конечно, мы говорили о тебе. А еще о чечевице и хаджи. А ты что подумала? Может быть, ты что-то слышала из нашей беседы?
— Вы так тихо говорили, что можно было подумать, что вы общаетесь с дьяволами Сулеймана, — ответила Занубия. — Сегодня я была на станции и видела новую мадам. Говорят, наш бек влюблен в нее.
— Разве бек может влюбиться? Он просто развлекается с ними.
— Ты что-нибудь знаешь о войне бедуинов? — спросил шейх Занубию.
— Какое мне дело до этой старой истории? — ответила женщина. — Лучше поговорим о Наджме, Сабхе, Аюш — жене Аббаса. Все они овдовели недавно. Война же бедуинов окончилась давно. Почему вы о ней вдруг вспомнили?
— Так, к слову пришлось, — ответил староста.
— Мы вспомнили об этом, когда заговорили о Джадуа и Ануд, — сказал шейх. — Если бы не милость аллаха, погиб бы весь наш урожай.
На голос Занубии подошел управляющий Джасим и присоединился к чаепитию.
— Я обошел все дворы, несмотря на усталость, — стал бурчать он. — Лишняя предосторожность не помешает. Ну и денек выдался у меня! Пришлось унимать грузчиков на станции.
Староста прервал его:
— Все устали. Скоро рассвет. Шейху пора призывать к молитве.
Они поднялись. Староста и управляющий пошли будить крестьян. А шейх, прочистив горло, протяжно затянул свою обычную молитву.
Охваченная страхом, Занубия никак не могла заснуть. Намедни ее страшно испугал своим вопросом шейх Абдеррахман:
— А что ты почувствуешь, Занубия, если, вернувшись домой, не обнаружишь сына? Или еще хуже — увидишь его мертвым?
Она легла рядом со своим двенадцатилетним сыном Ахмедом и крепко прижала его к груди.
«Что замышляют против тебя, сыночек, эти собаки — староста и негодяй управляющий? — думала она. — Какое еще горе готовит мне его превосходительство? Он, и никто другой, причина всех несчастий. Староста и управляющий — всего лишь исполнители его злой воли. А какие козни готовит бек Софие? Не исключено, что он приказал похитить и убить ее сына. Я никогда не прекословила беку — и то неспокойна. Еще бы, ведь у меня нет племени или сильных родственников, способных встать на мою защиту. Но, может, все мои опасения напрасны и надо мной просто подшучивают?»
Опершись на локоть, Занубия рассматривала своих спящих детей. Младшему нет и года, она еще не отняла его от груди, а старшему уже исполнилось двенадцать.
«Неужели моим детям грозит беда? — продолжала мучиться Занубия. — Огни в господском доме погашены. Бек отослал старосту и управляющего, не затеяв, как обычно, ночную попойку. Мыслимое ли дело, чтобы бек, вместо того чтобы кого-нибудь унижать и мучить, мирно почивал! О аллах, спаси нас! Охрани моих детей! Ведь я никогда не шла против твоей воли».
Любовно оглядев своих детей, Занубия снова задумалась о Софие.
Подчинится ли та беку, если ее сыну будет грозить гибель? А может, он просто хочет унизить ее? С него станется отдать Софию одному из управляющих восточных деревень, превратив ее тем самым в посмешище и притчу во языцех. Вернет ли тогда бек бедной женщине ее ребенка? Или безжалостно прикончит его? Ведь у него нет совести, а сердце его не знает жалости. Убийство для него — привычное дело. Рашад-бек лишил жизни не одного ребенка. И не одного взрослого. И София — не первая жертва среди женщин. А шейх Абдеррахман — подлый трус.
Занубия вышла во двор, обуреваемая беспокойными мыслями. Как будто понимая ее состояние, пес стал преданно тереться о ноги хозяйки. У ворот промычала корова, и снова все стихло. Но даже тишина не могла успокоить Занубию, потерявшую голову от слов шейха. Женщина даже не замечала, что разговаривает сама с собою вслух.
— Может, шейх просто болтал со скуки? Да вряд ли. Обычно он подсмеивается над Ум-Омар, но не надо мной. Бедная Ум-Омар! Она всегда так сердится на него. Ей уже пятьдесят, но она все такая же добрая. Никому от нее нет отказа. Она лечит всех в деревне, даже цыганам не отказывает. Они пользуются ее примочками и зовут на роды. Но шейх невзлюбил Ум-Омар и называет ее старой коровой. Но что со мной, аллах? А если бы мой сын и в самом деле пропал или умер? Случись такое, я убью самого Рашад-бека.
Она сжала за поясом ручку ножа, служащего для резки лука. В это время раздался призыв шейха к молитве.
— Клянусь аллахом, я сделаю это! Шейх, может, лжет, а может, и нет. Но ведь факт, что он уговаривает Софию пойти к беку, а меня склонял к сводничеству во время приборки господского дома перед приемом. А не лучше ли Софие согласиться? Иначе ей, да и мне несдобровать. Достаточно вспомнить Наджму, которая до сих пор так и не знает, кто убийца ее сына. Она считает, что это — дело рук одного бедуинского шейха, который уже умер. С тех пор Наджма ходит на его могилу и попирает ее ногами, посылая проклятия душе покойника. А где могила собственного сына, ей так и не известно. Сколько горя принесла та война бедуинов! А зло распространяется как огонь. Не схожу ли я с ума? Но я не могу представить себя на месте Наджмы или Аюш, у которой убили мужа. Чего бы мне это ни стоило, я никому не позволю поднять руку на моих детей. За них даже на преступление пойду: не остановлюсь перед убийством бека. Меня не удержит никакая сила, если что-то случится с моими детьми. Бек думает, что он всех может купить. Но пусть не надеется. Я, не колеблясь, убью его за сына. Что касается старосты — собаки Рашад-бека, — то к нему у меня особый счет. Впрочем, почему я так разволновалась? Может, шейх имел в виду что-то другое и опасность угрожает лишь Софие? Я должна обязательно предупредить ее.
