Завершив молитву, шейх вернулся к дому Занубии. У стен он увидел Хасуна, который спал сидя. Пастух прогнал мимо них стадо овец. На их шеях позванивали колокольчики, оповещая о начале нового дня. Со стороны курятника неожиданно послышался шум. Но собака быстро прогнала забравшуюся туда лису. Схватка рыжей хищницы с собакой разбудила Хасуна. Он долго удивленно смотрел вслед удирающей лисе, которая так и не выпустила из своих зубов курицу.
— Из-за этого начинаются все драки, — задумчиво сказал Хасун. — Бедная лисица! Голод пригнал ее сюда за пищей. Но куры нужны и нам. Выходит, лиса — наш враг.
Он взглянул на шейха Абдеррахмана, который бормотал что-то, похожее на молитву. На самом же деле шейх, злорадствуя над потерей хозяйки, шептал:
— Если бы она не забыла про святое пожертвование, то аллах, несомненно, оградил бы ее от всех несчастий.
Хасун, как будто читая мысли шейха, спросил его:
— Своими молитвами ты можешь сберечь кур от лисиц, а способен ли ты спасти баранов от волков, а Рашад-бека — от его врагов?
Шейх завопил как резаный:
— Оставь в покое господина бека! Иначе нам всем несдобровать!
— Да, его превосходительство силен перед нами, но перед другими он слаб, — ответил Хасун.
— Перед кем это он слаб? — спросила Занубия.
— Он слаб на станции, — ответил Хасун. — Я однажды видел, как он открывал дверь перед французским офицером и просил пройти его первым. А тот офицер даже не соизволил посмотреть на нашего бека. А как он рассыпается перед советником! Жалкий Рашад-бек! Он как эта лисица. Она сильна в курятнике, а перед собакой поджала хвост. Да все равно, Занубия, наступит конец света и придут дьяволы. Ты знаешь, что на станции уже поселилась одна дьяволица? Вчера она руками надсмотрщиков и управляющих исполосовала спины всех грузчиков.
Занубия недоверчиво хмыкнула, но, опять вспомнив странный вопрос шейха, повернулась к нему:
— Что ты плел насчет убийства моего сына?
— Клянусь аллахом, я не имел в виду тебя. Я говорил о бедуинах, которые потеряли своих сыновей… — стал успокаивать Занубию шейх.
Хасун перебил его:
— Успокойся, Занубия. Завтра утром бек уедет на станцию. Эта дьяволица заберет его с собой. Правда, дьяволы передвигаются лишь ночью. Но для них ничего не стоит превратить день в ночь. Не так ли, шейх?
— Люди недаром говорят, что устами юродивых глаголет истина. Вот Хасун — сумасшедший, а рассуждает так, будто ему открыты все тайны мира, — сказал шейх и принялся читать суры из Корана.
Занубия испугалась еще больше. Хасун продолжал:
— Успокойся, Занубия. Никто не сможет убить твоих сыновей. Даже Рашад-бек не желает тебе зла. Давай лучше чай пить. Но если дьяволы все же принесут нам беду, то за ними будет стоять Рашад-бек.
— Тебе, Занубия, ничего не грозит со стороны бека, — поддержал Хасуна шейх. — Но бедная София! А я не могу предотвратить несчастье, иначе гнев бека падет на мою голову. Что мне делать, Занубия?
Но дрожащей от страха Занубие было не до его проблем.
— Какое нам дело до Софии? — спросила она шейха. — Ты же знаешь, что Рашад-бек может быть почище дьявола. Если он чего-то захочет, то его не остановишь.
— Ну что он в ней нашел? Неужели ему не хватает женщин в Бейруте, Алеппо и на всех станциях? Зачем он мучает бедную Софию? Я не могу заснуть, все думаю, что же он затеет еще, — захныкал шейх.
— Я, шейх, все вспоминаю Аббаса, — сказал Хасун. — Он всегда поил меня молоком. Я часто ходил с ним на пастбище. Ради аллаха, скажи, шейх, где он сейчас, в раю или в аду? И куда попадет наш бек после смерти?
— Только аллах ведает об этом, — ответил шейх. — Никто не знает, где будет его душа. Каждый получит по заслугам. Будем уповать на милость аллаха.
— Аллах не только милует, но и карает. Какое же возмездие ждет тех, кто разжег войну между бедуинами и погубил столько людей? И в чем грех Наджмы, у которой убили сына? Солнце — свидетель тому, что делают люди. Скажи мне, шейх, ты когда-нибудь был против воли аллаха? — спросил Хасун.
— Мы — служители аллаха — никогда не идем против его воли, — ответил шейх.
— А как ты думаешь, шейх, у кого больше прав на рай — у бедного или богатого? — опять спросил Хасун.
— В рай попадут лишь те, кто не приносит вреда другим и не забывает о пожертвованиях, а все остальные — в ад. Так написано в книгах, и таков завет пророка Мухаммеда, — ответил шейх.
— В таком случае может ли кто-либо из бедуинов попасть в рай? Они ведь крадут пшеницу и ячмень, а в гневе богохульствуют и ругают ангелов и пророков. Значит, на их головы падет наказание. Они не молятся и не соблюдают пост. Поэтому они не могут попасть в рай. Ты, шейх, сам говорил об этом. А вот Рашад-беку и ему подобным, по-твоему, прямая дорога в рай. Еще бы, ведь они делают щедрые пожертвования и наделяют подарками шейхов. Ты в этом году получил пиджак и барана, а, шейх Абдеррахман? Бек не шлет тебе барашка, лишь когда ты чем-то не угодишь ему.
Уязвленный словами Хасуна, шейх заворчал:
— Эй, Хасун, отстань от меня! У меня и без тебя забот хватает. Не выдирай волосы из моей бороды. За что ты нападаешь на меня? Клянусь аллахом, если я рассержусь, то вырву твой язык и отстегаю кнутом. Скажи ему, Занубия, чтобы он отстал от меня, а то худо ему будет.
— Будь благоразумнее, шейх, — заступилась за сумасшедшего Занубия. — Не злись на Хасуна. Он и сам не знает, что болтает. Не принимай его слова всерьез. — И, повернувшись к Хасуну, она стала увещевать его: — А ты, Хасун, не трогай шейха. Он — наш друг и делит с нами трапезу. Не желай ему зла. Помиритесь! — Занубия перевела разговор на Рашад-бека. — Кто знает, куда поедет сегодня бек? — спросила она и сама же ответила: — Только аллах об этом ведает. И только он знает, что творится за стенами этого дворца.
Хасун встал и пошел прочь. А Занубия и шейх продолжали пить чай и обсуждать Рашад-бека.
Эту ночь Рашад-бек провел в своем дворце в одиночестве. Сторож примостился у ворот, а шофер расположился на первом этаже. Управляющий Джасим, встретив утром шейха, стал рассказывать ему, что бек перед сном потолковал с ним об урожае и ожидаемой прибыли.
— Я сказал беку, что продажа одной винтовки дает ему доходов больше, чем труд одного крестьянина за целый год. Бек засмеялся и посетовал: «Жаль, что мы не воспользовались крушением поезда в Ум-Ражим. Надо было собрать винтовки и продать их бедуинам. Но ничего, у нас все впереди». Задумавшись, бек произнес: «Всему свой час: продавать винтовки и торговать зерном». Знал бы ты, шейх, сколько золотых монет я пересчитал для бека. Он очень любит золото, называя его душой жизни. «В этом мире всему есть цена, — любит повторять бек. — Крестьянин стоит столько, сколько у него голой скота, женщина ценится своей красотой. Крестьянкам же цена, как их бусам, — пол-лиры». А меня бек оценил в двадцать золотых монет, потому что я владелец винтовки с зарядами. Мне было так приятно! Значит, по его меркам, я один стою не меньше двадцати пастухов и пяти крестьян. А иногда бек говорит, что стою целого подразделения кавалеристов. Тогда я чувствую, как во мне просыпаются силы, способные разрушить всю деревню вместе с ее жителями.
— Лишь сила дает право на милость, — сказал шейх.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Джасим.
— Сила повелевает людьми, — ответил шейх. — Но мягкостью можно добиться от людей еще большего.
— Я делаю то, что мне прикажут, — вздохнул управляющий. — Сегодня я проводил его на станцию Ум-Ражим. В поезд он сел вместе с мадам. Но куда они поехали, я не знаю. На станции господин бек встретился с Сабри-беком. Оба были довольны и в разговоре упоминали советника и директора нефтяной компании Джона…
Шейх прервал его:
— Скажи сторожу, чтобы приготовили нам чай, а то в горле пересохло.
— Мы сильно устали в дороге, — продолжал Джасим. — Староста сразу улегся в палатке.
Шейх засмеялся:
— Бедный староста! Он убежал от своих жен, чтобы хоть немного отдохнуть. Они ему совсем не дают спать. Да еще вчера мы с ним просидели у Занубии до петухов.
— Староста — большой хитрец, — сказал Джасим. — Когда мы продали винтовки, он стал выпрашивать у господина бека деньги. Хозяин тогда сказал ему: «Ах ты, подлая душа!» Но его можно понять: иногда староста вынужден выкладывать больше, чем он загребает. Однажды ему пришлось отдать двести золотых монет, чтобы не чистить отхожее место бека. О наш повелитель — аллах! — Джасим глубоко зевнул и потянулся. — Пойдем-ка, шейх, поспим часок. Правда, ты дрых от восхода и до полудня. А мне надо отдохнуть. Во второй половине дня я должен проследить за отправкой зерна.
Шейх отправился призывать к дневной молитве, не забыв допить свой чай.
Солнце в зените нещадно палило. Крестьяне на своих лошадях и мулах перевозили урожай с поля на тока. На одной из арб сидели Абу-Юмар и Юсеф.
