В глаза помощнику бросился белый эмалированный не то поднос, не то кювет, стоявший на пишущей машинке. Но он сидел так низко, что не мог разглядеть его содержимое. Над бортиками подноса парили две крошечные ручки, помощник начальника видел, однако, только кончики пальцев мертвого младенца из Порогов-на-третьей-миле. Ему никогда не доводилось «лицезреть» не только недоношенного плода, но и новорожденного младенца; и он понятия не имел, какими малюсенькими могут быть человеческие пальцы. Со своего места — сидеть ему становилось все более неудобно — он продолжал оглядывать темные углы кабинета, но взгляд его то и дело возвращался к торчащим из подноса пальчикам. Он не верил глазам своим: неужели это пальцы? Что бы это ни было, оно очень-очень похоже на настоящие пальцы. Постепенно он забыл обо всем остальном, взгляд его не отрывался от этой диковины. Один внутренний голос подначивал: «Встань и взгляни, что это!» Другой — глубже вдавливал его в кресло. «Нет, это, конечно, не пальцы!» — убеждал он себя, продолжая сидеть и смотреть.
Сестра Эдна хотела посоветовать д-ру Кедру хоть раз в жизни дать волю чувствам, сказать Гомеру, что любит его, но не решалась. Она стояла у двери родильной и слушала. Грудная клетка начальника станции еще несколько раз хрустнула. Сестра Эдна даже не поморщилась, она была настоящий профессионал. Четкие, решительные звуки щипцов говорили о том, что д-р Кедр принял решение работой заглушить боль сердца. Что ж, чужое решение надо уважать, сказала она себе. И вышла наружу посмотреть, что делает молодая пара.
Юноша делал то, чем так любят заниматься мужчины, — подняв капот, копался в машине; девушка полулежала на просторном заднем сиденье. Верх кадиллака был все еще спущен. Сестра Эдна нагнулась к Кенди.
— Вы так красивы, — шепнула она.
Кенди тепло ей улыбнулась.
Сестра Эдна видела, что девушке неможется.
— Следите за кровотечением, — сказала она, — если что, обратитесь к Гомеру. Особенно если будет болезненно сокращаться матка или, не дай Бог, поднимется температура. Обещайте, милая, что не будете стесняться.
— Обещаю, — покраснев, отвечала Кенди.
Мелони тем временем, стараясь изо всех сил, выводила посвящение на «Крошке Доррит», которую украла для Гомера. Из уборной донеслись малоприятные звуки — Мэри Агнес Корк рвало.
— Прекрати! — крикнула Мелони, но Мэри Агнес выворачивало наизнанку. Она съела три банки желе и одну меда. Это все мед, думала она.
Дымку Филдза уже кончило рвать. Он съел все свои банки да еще одного из Уолшей. И теперь, страдая, лежал на кровати и слушал, как рыдает Кудри Дей, а сестра Анджела успокаивает его.
Гомеру «Солнышке» Буру.
На память
О данном слове,
— написала наконец Мелони и выглянула в свое любимое окно: во дворе ничего интересного. Еще не смеркалось, две женщины, приехавшие утренним поездом, не скоро еще пойдут вниз по склону холма, спеша к обратному поезду, который увезет их в неизвестность.
И Мелони приписала еще одну строчку:
С любовью, Мелони.
Мэри Агнес в уборной опять захрипела, и ее опять вырвало.
— Чертова сучка, кретинка, — выругалась Мелони.
Гомер вошел в родильную, когда д-р Кедр успешно выпростал из грудной клетки сердце станционного начальника. Никаких признаков сердечного заболевания, никаких омертвевших тканей. («Инфаркта не было», — сказал он Гомеру, не глядя на него.) Словом, сердце целехонько.
— У начальника станции сердце было здоровое, — продолжал д-р Кедр.
Беднягу убил не «обширный инфаркт», как он подозревал. Причина смерти — резкая смена сердечного ритма.
— Думаю, что аритмия! — сказал д-р Кедр Гомеру.
— Сердце просто остановилось, и все? — спросил Гомер.
— Скорее всего, он пережил какой-то испуг, шок, — заметил д-р Кедр.
В это можно было поверить, глядя на искаженное страхом лицо начальника станции.
— Точно, — сказал Гомер.
— Возможен еще тромб в сосудах мозга, — предположил Уилбур Кедр и спросил: — Где надо искать?
— У основания ствола мозга, — ответил Гомер.
— Молодец, — сказал Уилбур Кедр.
Увидев основание ствола, Гомер решил, самое время сказать д-ру Кедру одну очень важную вещь, пока тот поглощен делом и обе руки заняты.
— Я очень люблю вас… — А теперь скорее прочь, пока глаза различают дверь.
— И я тебя люблю, — ответил Уилбур Кедр, после чего минуту-другую не смог бы разглядеть тромб, если бы таковой и оказался. Услыхал краткое «точно» и звук хлопнувшей двери.
Наконец основание ствола стало опять отчетливо видно — никакого тромба, конечно, не было.
— Аритмия, — повторил д-р Кедр для себя и прибавил, как будто еще говорил с Гомером: — Точно. — Потом отложил инструмент в сторону и долго стоял, держась за операционный стол.
Выйдя наружу, Гомер бросил сумку с вещами в багажник, улыбнулся Кенди, помог Уолли поднять верх кабриолета; скоро стемнеет, и Кенди на заднем сиденье будет холодно ехать с открытым верхом.
— Через два дня увидимся! — слишком громко воскликнула сестра Эдна.
— Через два дня, — слишком спокойно проговорил Гомер. Она чмокнула его в щеку, он ласково потрепал ее по руке.
И сестра Эдна почти бегом бросилась к двери в больницу. Так что Кенди и Уолли даже восхитились замечательной резвостью этой немолодой женщины. А сестра Эдна, вбежав в провизорскую, упала как подкошенная на койку д-ра Кедра; может, сердце у нее и было слишком мягкое, зато желудок крепкий; она и думать забыла, что на этой койке почти весь день лежало мертвое тело, грязь его туфель еще темнела на белой простыне, служащей покрывалом.
Д-р Кедр все еще держался за операционный стол, когда больничную тишину взорвал вопль помощника начальника станции. Вопль был однократный, после чего послышались частые громкие повизгивания. Кенди и Уолли не слыхали вопля, Уолли успел завести мотор.
Помощник долго не мог расстаться с теплыми объятиями кресла.
Он не хотел видеть, что в этом белом эмалированном подносе, но крошечные пальчики манили его; какая-то сила тянула к подносу; повинуясь ей, он встал и подошел к столу — глазам его предстал на расстоянии вытянутой руки вскрытый человеческий плод в натуральную величину; и помощник начальника станции (как недавно Кудри Дей) описался. Он хотел бежать, но, к ужасу своему, не мог оторвать ноги от пола, вот тут он и издал вопль, опустился на четвереньки и, скуля, как нашкодивший пес, пополз к выходу. У двери в родильную путь ему преградил д-р Кедр.
— Что с вами? — строго спросил д-р Кедр.
— Я вам принес его каталоги, — прохрипел помощник, глядя на д-ра Кедра с пола.
— Каталоги? — с явным отвращением произнес д-р Кедр. — Встаньте. Так нельзя!
Схватил под мышки хлюпающего, дрожащего помощника и поставил на ноги.
— Я хотел лицезреть тело, — жалобно протестовал тот.
Д-р Кедр только пожал плечами. «Почему это человечество окружает смерть таким пиететом?» — подумал он и толкнул несчастного юнца в родильную, где тот с порога лицезрел не только тело, но сердце и мозг своего шефа.
— Внезапное резкое изменение пульса, — объяснил д-р Кедр. — Что-то испугало его до смерти.
Это несчастный помощник мог понять, хотя, скорее, поверил бы, что начальник станции не то попал под колеса поезда, не то пал жертвой некой кровожадной силы, повинной и в смерти неописуемого младенца в подносе на пишущей машинке Кедра.
— Спасибо, — прошептал помощник и, стуча ботинками, как метеор, промчался по коридору, отчего сестра Эдна, поперхнувшись рыданиями, смолкла; рыдая, она не слышала ни его вопля, ни взвизгиваний.
Сестра Анджела, видя безутешность Кудри Дея, устроилась поудобнее на его кровати, приготовившись провести возле него весь долгий вечер, а может, и ночь.
Д-р Кедр сидел на своем обычном месте за машинкой; мертвый младенец, препарированный Гомером, не мешал ему. Он был даже рад, что Гомер не успел закончить работу, требующую сосредоточенного внимания; ему очень была нужна сейчас такая работа, очень-очень нужна. За окном быстро темнело, он зашевелился в кресле, протянул руку и включил свет. Затем уселся поудобнее — сколько вечеров он провел в этом кресле! Казалось, он ожидает кого-то. Ночь еще не опустилась на землю, но за окном явственно слышалось уханье совы. Ветер с океана, должно быть, уже стих.
Едва стало смеркаться, Мелони опять подошла к окну и увидела отъезжающий кадиллак. Правый его бок был обращен к ней, и она сразу узнала в человеке на переднем сиденье Гомера Бура. Он сидел к ней в профиль, не двигаясь, не смея вздохнуть. Если бы они увиделись перед отъездом, если бы, хуже того, ему пришлось объяснять свой отъезд, он не мог бы сказать ей, что вернется через два дня: Мелони умела отличить правду от лжи. Она мельком увидела красивую девушку с длинными ногами на заднем сиденье и подумала, что за рулем, наверное, тот молодой красавчик. Она успела долгим взглядом проводить Гомера, запечатлеть в памяти его профиль. Потом в сердцах захлопнула «Крошку Доррит», размазав еще не высохшие чернила посвящения, и швырнула ее об стену; только миссис Гроган услыхала этот резкий звук — Мэри Агнес продолжала опорожнять в туалете желудок.
