— Точно, — кивнула сестра Анджела.
Д-р Кедр нахмурился — невыносимо слышать любимое словечко Гомера от кого-то другого. И он так взглянул на сестру Анджелу, что та забыла, как оно произносится. Он отверг предложение учить Мелони медицине (надо же кому-то заменить Гомера). У Уилбура Кедра на этот счет было свое мнение.
— Если бы она была мальчиком, — поднялась на защиту Мелони сестра Эдна, — вы бы, Уилбур, давно нашли ей занятие.
— Но больница при отделении мальчиков. От них не утаишь, что тут делается. Девочки — другое дело, — не очень уверенно защищался Кедр.
— Мелони лучше всех знает, что тут происходит.
Д-р Кедр чувствовал, что загнан в угол. Он сердился на Гомера. Да, он сам позволил мальчишке уехать из Сент-Облака больше чем на два дня. Но от него ни слуху ни духу почти полтора месяца, это уж слишком.
— У меня больше не хватит сил учить подростка, — буркнул он.
— Но Мелони не подросток, насколько я знаю, ей уже двадцать четыре года, а может, и все двадцать пять.
«Господи, как это возможно, чтобы двадцатипятилетняя женщина жила в сиротском приюте? — мысленно спросил себя д-р Кедр и тут же сам ответил: — Да так и возможно, сижу же я здесь чуть не полвека. Кто еще возьмется за такую работу? И кому нужна Мелони?»
И Кедр сказал:
— Ладно, я поговорю с ней, узнаю, что она сама думает.
Предстоящий разговор с Мелони приводил его в содрогание. Он ничего не мог с собой поделать: это она виновата в строптивости Гомера, даже последнюю его вспышку он объяснял ее дурным влиянием.
Кедр понимал, что не прав, корил себя в черствости и… взялся за давно не читанную почту.
Среди писем оказалось длинное, но вполне деловое послание Олив Уортингтон, в конверт был вложен чек — весьма значительная сумма на нужды приюта. Ее сына так «восхитил» приют, что он пригласил к себе одного из «мальчиков» д-ра Кедра. Уортингтоны счастливы, что Гомер проведет у них лето. Они часто нанимают в сезон «школьников», и она искренне рада, что у ее сына Уолли появился напарник, молодой человек его лет, к которому судьба была не столь благосклонна. Ей с мужем Гомер нравится — милый, воспитанный и трудолюбивый, «возможно, он окажет благотворное влияние на Уолли». Она надеется, что, видя усердие Гомера, Уолли научится понимать важность ежедневного добросовестного труда. И Гомеру «пригодится в жизни приобретенное умение». Олив Уортингтон видела, с каким рвением Гомер вникает в садоводческое дело, и заключила, что он наверняка до этого уже «чему-то серьезно учился».
Олив сообщила, что Гомер попросил заработанные им деньги (с вычетом идущих на него расходов по усмотрению Олив) посылать в приют как ежемесячное пожертвование; а поскольку живет он вместе в Уолли в его комнате, одежда Уолли ему тоже впору, питается с Уортингтонами, то, разумеется, расходы его очень невелики. Она счастлива, что у ее сына все лето будет «друг с таким сильным и благородным характером». И она, пользуясь случаем, с удовольствием вносит свою лепту в воспитание сирот Сент-Облака. «Дети (так она звала Уолли и Кенди) рассказали мне, какие чудеса вы там совершаете. Они просто счастливы, что случайно наткнулись на вас».
Уилбур Кедр мог бы сказать Олив Уортингтон, что за ее яблонями ухаживает первоклассный акушер, но он только пробурчал: «серьезное учение» останется втуне, если принять во внимание, чем Гомер сейчас занимается. Д-р Кедр, однако, скоро успокоился и написал ответное письмо — теплое и тоже в меру деловое.
Пожертвование с благодарностью принимается; все рады, что Гомер Бур столь положительным образом проявил полученное в Сент-Облаке воспитание. Впрочем, никто ничего другого и не ожидал от этого мальчика, о чем он почтительно просит миссис Уортингтон передать Гомеру, а также сказать ему, что д-р Кедр ждет письма от него самого. Д-р Кедр счастлив, что Гомер будет все лето заниматься таким здоровым трудом. Мальчика всем не хватает в Сент-Облаке, он приносил большую пользу, но для д-ра Кедра самое главное, чтобы Гомер был счастлив. Он поздравляет миссис Олив Уортингтон с таким прекрасным сыном, добрым и воспитанным; и всегда будет рад видеть детей у себя в Сент-Облаке; подарок судьбы для всех, что они случайно «наткнулись на приют».
Уилбур Кедр до скрежета стиснул зубы, подумав, что из всего, на что можно наткнуться на свете, нет ничего более жесткого, чем Сент-Облако. А затем, сделав героическое усилие, приступил к той части письма, которая зрела у него в голове вот уже месяц.
«Мой долг сообщить вам еще кое-что о Гомере Буре. У мальчика слабое сердце», — писал д-р Кедр, взвешивая каждое слово. Он был еще более осторожен, чем в разговоре с Уолли и Кенди; писал точно и вместе туманно — именно так стал бы объяснять Гомеру якобы врожденную аномалию его сердца. — В сущности, его письмо Олив Уортингтон было своего рода разминкой перед ответственным матчем. Он как бы бросал в землю семена будущих всходов (чудовищная фраза, но он стал употреблять ее последнее время — унаследованные каталоги начальника станции все-таки сделали свое дело). Д-р Кедр хотел, чтобы Гомер попал в «бархатные рукавицы», как говорят в Мэне.
Олив Уортингтон помянула в письме, что Уолли учит Гомера водить машину, а Кенди плавать. Д-р Кедр издал легкий рык — девица учит плавать! И заключил абзац предостерегающим советом: «Пусть все-таки Гомер не очень увлекается плаванием».
Д-р Кедр не разделял мнения Олив Уортингтон, что юношам надо уметь плавать и водить машину. Сам д-р Кедр не умел ни того ни другого.
«Здесь, в Сент-Облаке, — писал он в „летописи“, — самое главное — знать акушерские приемы и уметь действовать расширителем и кюреткой. Пусть они там в других местах плавают и водят автомобили».
Он показал письмо Олив Уортингтон сестре Анджеле и сестре Эдне; обе читали его, обливаясь слезами. И обе заключили, что миссис Уортингтон — душенька, милая, добрая и интеллигентная, д-р Кедр ворчал: «душенька душенькой», но не странно ли, что мистер Уортингтон почти не присутствует в ее письме? Что с ним такое? Почему фермой управляет жена? — спрашивал он сестер, на что обе с укоризной отвечали, что он всегда готов усмотреть плохое там, где бразды правления в руках женщины. И напомнили Кедру, что у него назначен разговор с Мелони.
Мелони тем временем готовила себя к предстоящей встрече с д-ром Кедром. Лежа в постели, читала и перечитывала строчки своего посвящения Гомеру на титульном листе украденной «Крошки Доррит».
Гомеру «Солнышке» Буру.
На память
О данном слове.
С любовью, Мелони.
Едва сдерживая сердитые слезы, Мелони принялась в который раз читать этот роман Диккенса.
Образ жаркого, слепящего марсельского солнца — гнетущее сияние! — ошеломлял и сбивал с толку. В ее жизни не было ничего, что помогло бы воображению. Да еще такое совпадение — «Солнышку» про солнце! Мелони начинала страницу, теряла нить, еще раз начинала, и снова все путалось. Мелони пришла в ярость.
Отшвырнула книжку и открыла сумочку, где хранилась всякая мелочь — заколки в роговой оправе не было, той самой, что Мэри Агнес украла из кадиллака, а Мелони на другой день выдернула из прически второй по возрасту воспитанницы. Ах вот что! Заколка опять украдена! Мелони подошла к постели Мэри Агнес и нашарила изящную вещицу под подушкой. Волосы у Мелони были короткие, заколка ей была не нужна, да она и не знала, как ей пользуются. Она сунула ее в карман туго натянутых джинсов и ринулась в душевую, где Мэри Агнес мыла голову. Подлетев к крану, Мелони вовсю пустила горячую, почти кипящую воду. Выскочив из-под душа, Мэри Агнес упала на пол, извиваясь от боли — ошпаренное тело стало красным, как помидор. Мелони заломила ей руку за спину и наступила всей своей тяжестью на плечо. Мелони не хотела ничего сломать и, услыхав хруст ключицы, в испуге отскочила от девочки, чье тело из красного сделалось мертвенно-бледным. Мэри Агнес лежала на полу, дрожа и всхлипывая, не смея шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Одевайся, я отведу тебя в больницу, — приказала Мелони. — У тебя что-то сломалось.
— Я не могу двигаться, — прошептала Мэри Агнес.
— Я нечаянно, — сказала Мелони. — Но ведь я запретила тебе прикасаться к моим вещам.
— У тебя короткие волосы, зачем тебе заколка?
— Хочешь, чтобы я тебе еще что-нибудь сломала?
Мэри Агнес хотела замотать головой и не смогла.
— Я не могу двигаться, — повторила она.
Мелони наклонилась, чтобы помочь ей.
— Не трогай меня! — закричала истошно Мэри Агнес.
— Ну и лежи. — Мелони пошла к двери. — И не смей больше прикасаться к моим вещам.
В холле отделения девочек Мелони сказала миссис Гроган, что Мэри Агнес что-то сломала, и отправилась на беседу с д-ром Кедром. Миссис Гроган, естественно, предположила, что Мэри Агнес сломала какую-то вещь — лампу, окно или даже кровать.
