– Кстати, – сказал он, пытаясь отдышаться и снова наливая нам водки, – как ты борешься с этими чертовыми подошвенными бородавками?
– О, это проще прост-т-того, – сказал я, уже изрядно набравшись. – На, вот, выт-т-тряхни пару шт-тук вот эт-т-того.
Я перекинул ему пузырек с антибиотиком.
– Только они все равно совсем не исчезнут. Знаешь, они же растут под кожей, прямо как картошка.
– Я не знал, – сказал он.
– А теперь у меня, сэр, к тебе вопросик.
– Пожалуйста, прошу.
– Как тут обстоит дело с владением на правах аренды? – спросил я, с восхищением разглядывая высокие потолки и довоенную лепнину. – Поскольку, если я смогу сейчас захватить такое местечко, это стало бы офигенной инвестицией, когда я вернусь в 2005-й.
– Ты не вернешься.
– Да, забыл, сначала я должен спасти Лизу Смит.
– Машина времени действует лишь в одну сторону. Ты можешь перенестись в прошлое, можешь – в будущее, но если ты уже сделал это, вернуться ты не в силах. Она не предназначена для перемещений туда-сюда.
– Что? Вот облом! – Я вскочил, и комната поплыла вокруг меня. – И что мне теперь делать, черт побери?
– Еще выпить! – ответил он.
Я снова шлепнулся на кровать и немедленно выпил.
– Это ужасно.
– Кстати, а тебя ведь тоже подставили, – сообщил он.
– Но кто? И зачем? Кому я помешал? Я просто пытался прожить свою жизнь этаким благородным шутом.
Хлоп-шлеп-топ-тум-чоп-плам-клап.
– Кто – не знаю. Но Твид явно снюхался с кем-то из будущего, таким вот образом он и раздобыл мне и водку, и газетные статьи о будущих серийных убийствах.
– Из будущего? Кто это может быть?
– В том-то и загвоздка. Ну, за грядущее!
Мы подняли стаканы и отхлебнули еще крепкой жидкости.
– А теперь, мой друг, мы должны проститься, поскольку мое участие в кошмарных событиях наконец завершено. Видишь ли, я запрограммирован покончить с собой, как только все убийства будут исполнены.
– Нет!
– И самостоятельно избавиться от тела.
– Как так?
– Да, тут в программе возник небольшой сбой – я не рискну объяснить, как это у них вышло, – но потом я сообразил. Я собираюсь отстрелить себе голову возле открытого люка мусоросжигателя, тело скатится по желобу и сгорит.
С этими словами он достал из-под стула «Магнум» калибра.44 и положил себе на колени.
– Но тогда я не смогу доказать свою невиновность!
– Вероятно, в этом и состоял их план. Плакаты «Разыскивается» с твоей физиономией уже расклеены по всему городу. – Он снова схватился за голову. – Нет, мама, я не пьян, клянусь! Да, я помню, я собираюсь сделать это прямо сейчас. Минуточку!
– Не хочу, мне тут не нравится! – взвыл я и топнул ногой.
– Мне тоже. Но, к счастью, в этом мире я долго не задержусь.
Мой двойник встал и направился в коридор.
– Нет, пожалуйста, ты должен мне помочь. Не убивай себя. Ты единственная моя надежда! Пожалуйста! – взмолился я.
– Прости, друг. Я бы рад помочь, но, если бы меня даже не запрограммировали на самоубийство, мне все равно пришлось бы покончить с собой. Я не смогу жить после того, что я совершил.
Я преградил ему путь.
– Да ладно прикидываться, у тебя получится. Не так все и ужасно. Это же были проститутки! В том-то и штука! Они деньги получают за то, чтобы быть убитыми серийными маньяками. Такова традиция! И должен сказать тебе, некоторые из твоих дизайнерских экспериментов с потрохами получились весьма интересными.
– Прочь с дороги! – потребовал он. – Мне не хочется тебя бить, поскольку это все равно что бить самого себя, а я не мазохист. Вдобавок, было бы нелепо…
– Я не могу тебе этого позволить!
Я обхватил его и яростно втолкнул обратно в комнату. Мы налетели на стол, сбив стоявший на нем горшок с цветком. Горшок свалился на пол и разбился. Мы боролись, передвигаясь от одной стены к другой, и мне казалось, что этот поединок будет продолжаться до бесконечности, поскольку наши силы были равны. Однако потасовке суждено было закончиться раньше, чем я думал.
Находившаяся во дворе госпожа О'Лири ничего не знала о яростном сражении наверху, но приблизительно в 11.25, когда она услышала оглушительный «бах!» «Магнума» калибра.44, у нее чуть не случился сердечный приступ, как и у ее цыплят. Она поспешила наверх узнать, что произошло.
Впопыхах госпожа О'Лири не обратила внимания на масляную лампу, которую только что опрокинула ее корова. В этот момент начали тлеть лишь отдельные соломинки, однако через два часа весь город будет объят пламенем.
Вот так и начался Великий Чикагский Пожар.[68]
Глава 17
В которой все объясняется (я так думаю)
Чтобы ускорить свой путь к дому Рузвельта, Калеб экспроприировал тюремный фургон, более известный как «Черная Мария».[69] Влекомый конной тягой, фургон нещадно прыгал по булыжной мостовой и опасно кренился то вправо, то влево на каждом повороте, норовя и вовсе опрокинуться. Его груз – уличных бродяг, хулиганов, бандитов и проституток – болтало и швыряло друг на друга, все это чрезвычайно напоминало художественно-кулинарный салат из негодяев. (Сегодня «Черная Мария» – популярный холодный коктейль, который получил свое имя от той плачевной поездки оравы преступников.)
Спенсер остановился возле дома приблизительно в 11.30 вечера. С «точкой-тридцать-два» в руке он опасливо подошел к входной двери. Как обычно, она была не заперта. Внутри царила темень. Первое, что удалось ему разглядеть, было обезглавленное тулово гориллы, чья механическая рука все еще покачивалась, будто приветствуя гостей.
– Эй, есть кто дома? – позвал Калеб. Никто не откликнулся.
Он вошел в гостиную. «Все вроде наместе», – подумал он. Чучела, словно средневековые горгульи, следили сверху за каждым его шагом. Снова направившись к оранжерее, Калеб споткнулся о чучело водосвинки.
– Черт побери ваши выдумки, Рузвельт, – пробормотал он.
Поток голубого лунного света вливался сквозь стеклянную крышу, освещая некий высокий объект, стоящий посреди оранжереи. Подойдя ближе, Калеб разглядел фигуру в длинном одеянии с капюшоном, застывшую с низко опущенной головой, словно изваяние.
– Кампион?
Ответа не последовало.
– Кампион?!
– Пистолет не понадобится, начальник. По крайней мере пока, – тихо произнесла фигура на редкость унылым голосом.
– Ну, это уж мне судить.
Человек в плаще поднял голову и длинными костлявыми пальцами откинул капюшон. Это был худой мужчина с глубоко посаженными глазами, высокими угловатыми скулами и грязной седой шевелюрой. Он выглядел измученным, а в его печальных карих глазах едва теплилась жизнь. Вокруг рта пролегли глубокие складки, явно вызванные многолетними страданиями – и физическими, и душевными. И все же что-то потаенно-доброе крылось в его внешности – в уголках губ, вокруг глаз и за громадными ушами.
– Что вы думаете о времени, начальник Спенсер? – спросил он.
– Полагаю, у меня его немного. Так что лучше говорите быстрее.
– Время и вера – близнецы-братья. Они неуловимы, неосязаемы, однако могучи и способны исказить действительность.
– Я не за проповедью пришел, профессор.
– Мне нужно, чтобы вы поверили в то, что я собираюсь рассказать вам, Калеб, поскольку поверить будет весьма нелегко. Но понять это жизненно необходимо, чтобы спасти Элизабет.
– Я жду.
Расхаживая взад-вперед, Кампион принялся рассказывать, стараясь не наступить на змей, игуан и прочую живность, ползавшую по кафельному полу.
– Несколько лет назад – или несколько лет вперед, это как посмотреть, – я отправился в путешествие во времени: из двадцатого века в девятнадцатый.
Калеб вытаращил глаза.
– Моей целью была – или должна была стать – разработка метода воссоздания клеток человеческого организма в надежде вылечить многие из тех болезней, которые продолжают косить человечество и в будущем. Для этого мне требовалась помощь – точнее, финансовая поддержка. Потому я и обратился к Тайному обществу Ряженых, членом которого имею честь состоять. Я входил в Математическую Бригаду. Эта организация уже финансировала мои проекты в прошлом – я имею в виду в двадцатом веке. Однако они отказались содействовать мне в том, что я намеревался сделать – воссоздать, или клонировать (так это называется, точнее, будет называться) реальный человеческий организм, сотворить дубликат, точную копию оригинала.
Калеб вздохнул. «Чего еще можно было ожидать от сбежавшего психа?» – подумал он, но затем припомнил странное поведение Рузвельта.
– Видите ли, в мое время клонирование человека запрещено, – продолжал Кампион. – А Математики – весьма консервативная часть Ряженых, они настороженно относятся к этически неоднозначным вопросам. Я понимал, что единственный способ изыскать средства для столь сомнительных исследований – это найти какое-нибудь сообщество, обладающее немалым состоянием и менее трепетным отношением к простонародью. И я подумал: а что если представить клонирование как новомодное изобретение в те времена, когда крупные промышленники и капиталисты вкладывали состояния в любые новации, которые мог предложить мир будущего? С такой поддержкой моя затея имела шансы на успех.
