Мэйми залезает в машину мастера рядом с рабочим. Сиденье покрыто белой пылью, но она не сметает ее, прежде чем сесть. Ее одежда будет испорчена. Она чувствует себя в безопасности рядом с шофером. Виски вернуло ее к реальности.
— Пожалуйста, сколько сейчас времени? — спрашивает она.
— Примерно без двадцати четыре.
Мужчина дает задний ход и поворачивает машину. Гамильтон ушел к себе. Машина объезжает Дом, объезжает большую новую поляну, куда летом подъезжают автобусы с туристами.
«Сюда, в Нортумберленд, много народу не заманишь. Все они валят на Юг, в старые дома. А мы тут в стороне…»
«Ну это целое открытие для тех, кто приезжает сюда, мисс Лонг. Особенно для католиков».
Одно время Дом был превращен в госпиталь для раненых английских солдат после битвы под Флодденом, в которой англичане победили.
Во времена преследования католиков в Доме проходили мессы. У оружейной стоит под стеклом потир Елизаветинских времен. Он был продан музею, но музей разрешил семье держать его в Доме, пока жив сэр Мартин. Мэйми ходила в убежище священников, где они скрывались, когда Дом обыскивали в поисках священников — они находились там по нескольку дней. Убежище — большое пространство за панелью, которая поднимается в стене вверх, на чердак. Ты можешь стоять в убежище священников и смотреть вверх, на брусья, на которых в те дни всегда висела на крайний случай еда.
Рабочие чинят крышу.
— А вы видели убежище священников? — Мэйми почувствовала желание поговорить.
— Это что такое?
— Место, где священники скрывались, наверху, под крышей. Это историческое место. Вы его не видели?
— Нет, но я видел много высохших, проржавевших мест на этой крыше.
Ворота закрыты. Мужчина выходит из машины, чтобы их открыть, затем снова садится за руль.
«Неужели одна из собачек потерялась? — Мэйми смущена. — Ведь их должно быть пять. Я обнаружила потерянную собачку привязанной к дереву». Но тут она увидела себя: она их снова пересчитывала у двери Гамильтона. Одна, две, три, четыре. Только четыре. Нет, нет, нет, на самом деле все не так. Гамильтон же принял собак. Пересчитывать-то их должен он.
Рабочий говорит:
— Тебе нравятся «Битлы»?
— О да, они замечательны. А вам они нравятся?
— Так себе. Мне бы хотелось хоть раз заработать столько, сколько они получают за один день. Имея такие деньги, я мог бы выйти на пенсию.
Сестра Моника сказала, что в «Битлз» нет ничего плохого, и это возмутило Мэйми, так как показывало, что сестра Моника не ценит их, как они того заслуживают. Она должна отбросить их вместе с виски, курением и сексом: «Битлз» следует забыть.
— Я люблю танцевать, — говорит Мэйми.
— Рок-н-ролл?
— Да, но в школе нас учат только народным танцам. Я учусь танцевать с саблями. Это исторический танец.
Всю оставшуюся неделю она спешит домой из школы, чтобы проверить, не приходила ли Элис Лонг к ее матери по поводу отсутствующей собачки.
«Я же считала. Раз, два, три, четыре. Но у меня же было их пятеро, когда я выходила из леса. Я вывела пять собачек из леса и провела вверх по холму. У меня было их пятеро возле сторожки. Должно быть, я…»
Элис Лонг скоро заметит пропажу. Она придет в дом Мэйми с расспросами.
«Гамильтон говорит, что она привела только четырех…»
«Гамильтон говорит, что он их не считал, а просто взял из ее руки поводки…»
«Гамильтон, должно быть, выпил и позволил одной из них выскочить за дверь…»
«Я их только что пересчитала. Одной, должно быть, не хватает с понедельника. Когда Мэйми…»
Наступила пятница, а Элис Лонг так и не приходила. Мать Мэйми сказала:
— Элис Лонг не заглядывала. Отнесу-ка я в понедельник пирог в Дом и посмотрю, что там происходит.
В воскресенье днем у двери останавливается машина Элис Лонг.
— Входите, мисс Лонг, входите. Никто из родственников не приехал к вам на уик-энд?
Отец Мэйми выключает телевизор, надевает куртку, говорит: «Добрый день» — и уходит наверх.
Элис Лонг сидела, дрожа, на диване рядом с Мэйми, а ее мать разливала чай.
Она говорит:
— Это Гамильтон.
— Опять?
— Нет, хуже. Это трагедия. — Элис Лонг крепко поджимает губы и гладит Мэйми по волосам. Рука у нее трясется.
— Мэйми, пойди поиграй, — говорит ее мать.
Когда машина Элис Лонг уехала, Мэйми вернулась — перчатки ее были обмотаны концами скакалки. Ее отец сходит вниз, снимает сюртук и открывает дверцы телевизора.
— Ох, не включай, — говорит в смятении ее мать.
Мэйми ест остатки пирога и бутерброды и слушает.
— Висели в убежище священников — все. А она искала их всю ночь. Гамильтон уехал — сбежал. Все дело в спиртном. Полиция выписала ордер на арест. Их обнаружили после мессы сегодня утром висящими на балках. Разве я не говорила, что бедняжка Элис Лонг плохо выглядела на мессе? Я подумала, может, снова что-то с ее отцом. А она всю ночь искала собачек и на мессе все еще не знала, где они. Нашли-то их после мессы — она и миссис Хаддстоун. Представь себе, какое это было зрелище! Пять собачек, висящих в ряд. Бедные малютки! А Гамильтон вчера исчез. Но подожди — они его все равно поймают.
— Он немного лунатик, — говорит отец Мэйми.
— Лунатик! Он жестокий. Его самого надо бы повесить. Собачки — ведь это все, что имела Элис Лонг. Но его поймают!
Ее отец говорит:
— Сомневаюсь. Только не Гамильтона. Даже самец косули звал его Человеком с кошачьей походкой. — Он смеется своей шутке.
Ее мать отворачивается.
Мэйми говорит:
— А сколько их висело в убежище священников?
— Все висели в ряд.
— Сколько всех?
— Пять. Ты же знаешь: у нее было их пятеро. Ты же выгуливала их, верно?
Мэйми говорит:
— Я только подумала, хватило ли для пятерых места в убежище священников. Она правда сказала, что там было пятеро? А не четверо?
— Она сказала: все пятеро. Что ты говоришь: в убежище священников нет места? Да там полно места! Он убил бы и шесть собачек, если бы у нее было их шесть. Она была такая к нему добрая.
— Ужасная история, — говорит ее отец.
Мэйми чувствует себя такой же невесомой, как Дневной свет. Она размахивает руками, словно высвободив их из упряжи.
— Пятеро. Значит, я неверно посчитала. Я не потеряла собачки. Их было пятеро.
Она вскакивает, чтобы взять с каминной решетки блестящие медные кочерги, и раскладывает их крест-накрест на линолеуме, решив попрактиковаться в танце с саблями. И начинает танцевать, с пятки на носок, с пятки на носок, повернулась — и в сторону, раз-два-три, раз-два-три. Ее мать стоит в изумлении и уже собирается сказать: «Прекрати сейчас же, это не время для танца, какие же бессердечные эти дети. Элис Лонг платит за твое обучение в школе, и я считала, что ты любишь животных». А отец хлопает в ладоши в такт ее танцу — раз-два-три, с пятки на носок, руки на бедра, правая рука, левая рука, вперед и назад. Потом ее отец начинает и подпевать, громко так: тарарам-там-там, та-рарам-там-там — и бить в ладоши, когда она танцует джигу, и тут уж никто ничего не может поделать.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОЗНАЛ ТАЙНУ ЖИЗНИ
© Перевод. Т. Исерсон, 2011.
Дело было в том, что в его доме поселилось привидение высотой в пять футов, когда выпрямлялось во весь рост. И каждую ночь, а если не получалось раньше, то и под утро, выплывало оно из верхнего ящика шкафа, стоявшего в комнате молодого человека. Молодой человек был помощником скульптора, по крайней мере так он утверждал.
Однако я слышала от знающих людей, что на правду это не похоже. Не бывает так: скульпторы не берут себе помощников. Бен, а так звали молодого человека, был обескуражен, когда я указала ему на это в письме. Оказывается, с некоторых пор он намеренно предпочел переквалифицироваться в «помощники каменщика», а еще лучше в «помощники строителя дорог», несмотря на то что в таком случае он становился безработным, который понемногу занимается скульптурой, чтобы раз в неделю получать хоть какое-то жалованье.
О Бене я могу судить лишь по его корреспонденции, потому что он написал мне весьма необычное письмо на адрес моего издателя. В нем «помощник скульптора» рассказал о визитах привидения. В другой раз я бы разорвала письмо, но Бену решила ответить, поскольку в нем он, помимо всего прочего, выдвинул сомнительное утверждение, будто благодаря своему привидению познал или вот-вот познает «тайну жизни». В ответном письме я с осторожностью упоминала «видение», как молодой человек называл своего призрака, а особый упор делала на то, что «тайна», вероятно, относится к его личной жизни, а не к жизни вообще. В судьбах людей кроется множество тайн, подчеркнула я. Поэтому тайна одной жизни не может относиться ко всем. В заключение я тем не менее пожелала ему удачи и отправила письмо. До свидания.
