За левым его плечом раздался голос:
– Вы Барфи, верно? Прошу вас, помогите мне. По-моему, у меня Арабский Кошмар.
Барфи обернулся и недоверчиво уставился на говорившего. Это был Кошачий Отец, изможденный от боли. Голова Отца покачивалась из стороны в сторону без всякой видимой причины. Слабым голосом Отец продолжал:
– Мне нужна ваша помощь. Слава Богу, что вы здесь, но кто вас прислал?
– Вы.
Казалось, боль мешает старику сосредоточиться.
– Я? Но я – всего лишь сон, как и вы. Где я был, когда посылал вас сюда?
Барфи долго размышлял, прежде чем ответить.
– Снаружи, с наружной стороны всего, за пределами всего этого. В вашем доме, в Доме Сна. Вы послали меня сюда найти человека, который страдает Арабским Кошмаром.
Отец казался растерянным и удрученным. Он что-то бормотал себе под нос и лишь постепенно заговорил внятно.
– Но каким образом я вижу сон, если никогда не сплю?.. Ну что ж, в таком случае от вас мало проку. Наяву я бы этого просто не перенес. Нет, это было бы ужасно. Нет, нет, нет, нет. Я ничего не должен знать, а вы ничего не должны рассказывать. Вы должны мне поклясться… нет, клятвы, данные во сне, выполнять не обязательно… Это препятствие. Что же нам делать? – Он принялся покачиваться с искаженным от нерешительности лицом, а потом извлек откуда-то маленькую коробочку и продолжил: – Те, у кого Арабский Кошмар, ничего не помнят. Ничего не помнить приятно. Не заглянете ли в мою коробочку?
– Думаю, не будь у меня Кошмара, вы бы не показали коробочку именно мне.– Барфи яростно затряс головой. Более того, он обнаружил, что яростно трясется всем телом, и тем не менее уже вглядывается внутрь маленькой коробочки. Ее глубокие стенки круто спускались вниз, увлекая взгляд за собой. В центре коробочки находился маленький темный предмет, который, казалось, то удалялся, то приближался, хотя место, куда он удалялся, с каждым разом становилось все ближе.– Не будь у меня Кошмара, вы бы не показывали коробочку именно мне, мне, мне, мне.
Он прислушался к прозвучавшему в коробочке эху своего голоса. Оно было загадочным и отталкивающим. Едва не падая в обморок, он вгляделся повнимательнее, трясясь.
Трясли его снаружи. Его будили в подвале Дома Сна. Над ним стояли Кошачий Отец и Ладу.
– Ну что? – спросил Кошачий Отец.
– Ничего не помню, – сказал Барфи.
– Совсем ничего? – Старик был мрачен.– Нет, никто моих планов не нарушит. Кое-что у меня в запасе осталось. Ладу, ложись на кровать вместо брата. Расслабь пальцы ног, лодыжки, ступни… Глаза крепко закрыты. Пускай возникают видения.
Я хочу, чтобы ты пошел в мой дом и попросил позвать меня, точнее, мой образ во сне, мой хайяль. Мой хайяль поможет тебе. Вместе с ним вы пойдете на базарную площадь и повстречаете человека, у которого Арабский Кошмар. Мой хайяль скажет тебе, что надо говорить, когда ты вернешься к нам. Ты должен справиться с этим лучше брата.
Ладу очутился ночью на улице, в квартале Эзбекийя. Поначалу казалось, что дома слегка дрожат, но вскоре все стало выглядеть как обычно. Ладу повлекся к Дому Сна. Волей он не обладал, ибо все сновидцы лишены силы воли, но его подгоняло таинственное поручение.
Он вошел в Дом Сна. Дверь легко распахнулась. Привратника не было, и повсюду виднелись приметы ветхости. Однако у ворот горел факел и в его свете видно было, что двор кишит тараканами. В доме все еще обитали несколько шелудивых кошек. Время от времени одна из них набрасывалась на таракана и давила его когтями. Ладу стоял и в недоумении почесывал голову.
– Привет тебе, незнакомец. Я – Саатих.– Слова текли к нему средь тараканов по булыжникам двора.– Шикк тоже приветствует тебя.
Шикк стоял глубоко в тени и был виден лишь наполовину, точно аист-марабу, застывший по стойке «смирно».
– Мир вам, хозяева, – сказал Ладу.– Меня послали на поиски Кошачьего Отца. Он здесь? Если нет, то где его можно найти?
– Тебя послали? Кто послал тебя?
– Кто-то снаружи. Это трудно. Не помню.
– Здесь трудно думать. Это Крысиный уровень сновидений. Наши мысли стеснены. Смотри, какое низкое небо. Поскольку все здесь маленькое, ты и не заметил, как уменьшились даже твои карликовые размеры.
Они рассмеялись. Смех у Саатиха был негромкий и гортанный. У Шикка – визгливый.
– Здесь ты Кошачьего Отца не найдешь, – продолжал Саатих.– Он давно уже здесь не бывает. Мы спрашиваем себя, может, он заболел или опасается приходить? Возможно, он боится, что у него Кошмар или, точнее сказать, он у Кошмара в когтях.
– Думаю, у меня тоже Кошмар.
Они вновь рассмеялись.
– Все так думают, но совсем другое дело – страдать им взаправду. Однако нам хотелось бы снова увидеться с нашим старым другом Кошачьим Отцом. Между прочим, если и ты его друг, то так ему и передай. Скажи ему, что мы всячески стараемся поддерживать в доме порядок, но при этом и ждем. Напомни ему также, что одна из самых старых историй в Алям аль-Митале – это история о волшебном чудовище, которое перестало подчиняться своему создателю. Мы любим гостей, но мы одиноки. Мы любим знать, что происходит. Хотя наше общество тебе не нравится, правда?
– Совсем не нравится, – сказал Ладу и изо всех сил постарался проснуться. Открыв глаза, он оказался в тени какой-то стены и стал смотреть оттуда на открытые пустыри Татарских Развалин. По крайней мере, по сравнению с предыдущим местом, там было светло и много воздуха. Рядом спал молодой оборванный чужеземец. Над ним сидела на корточках обезьяна.
– Это Обезьяний уровень разума, – сказала обезьяна, приветствуя Ладу ухмылкой.
– Мне надо кое-что передать, – сказал Ладу.– Шикк и Саатих желают увидеться с хозяином Дома Сна и желают сообщить ему, что одна из самых старых историй в Алям аль-Митале – это история о волшебном чудовище, которое перестало подчиняться своему создателю.
– Верно, одна из самых старых, но не одна из лучших, – сказала обезьяна.– Могу рассказать получше.
И она рассказала Ладу истории о детях-дикарях и злобных неверных, о ходячих кучах глины и городах на краю света.
Ладу сидел и слушал, а ужасная встреча и данное ему поручение быстро улетучивались из памяти. Истории были пленительные, но, несмотря на яркое солнце, Ладу обнаружил, что весь дрожит, трясется, что его трясут, пытаясь разбудить.
Проснулся он опять в подвале Дома Сна. Подле его кровати стояли Кошачий Отец и очень взволнованный Барфи.
– Ну что? – спросил Кошачий Отец.
– Я видел такой прекрасный сон! Одна обезьяна рассказывала мне истории. Там была одна про старого еврея, который взял немного глины и…
Кошачий Отец сплюнул.
– Вы подвели меня, оба, – сказал он.
Но тут сбежал вниз по лестнице невольник и дернул Кошачьего Отца за рукав.
– Пойдемте быстрее, господин. Мы нашли англичанина.
Отец последовал за невольником наверх. Тело спящего Бэльяна уже нашли и внесли в дом.
Позже, когда Бэльян проснулся, он обнаружил, что лежит, привязанный ремнями к кровати. Трудно было как следует все рассмотреть. Сквозь ставни струился солнечный свет, и перед глазами у него плясали пропитанные солнцем пылинки. Низкий потолок означал, что комната наверняка расположена наверху. В дальнем конце комнаты, почти за пределами его поля зрения, столпились Кошачий Отец с помощниками – все, кроме Вейна, коему в процессе операции предстояло объяснять смысл каждой ее стадии.
Пока еще он не обращал внимания на окружающую обстановку. Положение в тот момент было достаточно угрожающим, но меланхолия, которая, казалось, пристроилась на нем, точно спящая у него на животе жирная кошка, была сильнее. Он силился отыскать ее источник в тех снах, что видел прежде. Процесс воскрешения сна в памяти напомнил ему о рыбаках, коих он видел на берегу в Александрии, – тянущих за канаты, вытаскивающих из воды сеть. Медленно всплыла она на поверхность, и ее вытащили на берег. Совершенно неожиданно вода вытекла на землю, и в сети замерцали тысячи серебристых пескарей.
Тогда он был с Зулейкой в ее беседке. Они спорили и очень злились друг на друга.
– Все, хватит. Надоели мне твои сны, – сказала она.
А он ответил:
– Но ты же у меня в голове вместе со всеми моими снами – ты и твоя беседка!
– Ну что ж, если угодно, мне надоело пребывать в твоих снах. Надоело то, что тебе снится.
– Я могу выйти из беседки, и ты навсегда исчезнешь.
– Этой беседкой полна твоя голова. Из собственной головы не выйдешь. Да и меня тебе не бросить. Я такая же часть тебя, как и ты. Ты думал, тебе снится, будто ты – человек, который прячется в саду. А на самом деле тебе снилось, будто ты – сад, в котором прячется человек.
– Но если я не смогу тебя бросить, то и ты меня тоже.
– Я-то смогу. Ты не можешь покинуть сон, но сон может покинуть тебя.
– Но ты не можешь меня бросить. Я люблю тебя.
