Не нужно, я думаю, объяснять, какое счастье доставило проигравшим футболистам Ялты общение с женой этого Прохорчука, обнаруженной после 23 часов в гостинице в номере заезжего московского музыканта. Это страшное преступление было тут же запротоколировано, и звездный час встречи лейтенанта милиции Алены Прохорчук с легендарным подпольным артистом Макаревичем превратился в самый черный день ее жизни. Вся ее профессиональная карьера, семейное счастье и репутация должны были рухнуть в пропасть, став жертвой случайных обстоятельств и футбольных страстей. Трагический конец этой молодой женщины был неминуем.
Но в Макаревиче, несмотря на короткое знакомство с этой красавицей, проснулось мужское благородство, которым, надо сказать, он награжден от природы так же щедро, как своим музыкальным, кулинарным и прочими талантами. Он стал делать отчаянные попытки выручить эту девушку. Однако ялтинские менты были непреклонны, пушечные удары майора Василия Прохорчука по их воротам еще гудели в их сердцах, сухой футбольный проигрыш застил им глаза, и рапорт об аморальном поведении лейтенанта милиции Алены Прохорчук уже был запечатан в конверт и готов к отправке в Киев, в отдел кадров МВД Украины. Поэтому в команду Макаревича были срочно включены я, вся наша съемочная группа и народная артистка СССР София Ротару, которая позвонила в Крымский обком партии. Это дело утрясалось очень долго, целых десять дней. И все это время лейтенант милиции Алена Прохорчук не могла уехать в Запорожье, потому что боялась оставить у себя за спиной эту бомбу в виде рапорта в МВД, которая могла взорваться в любой момент.
Вся наша группа и лидер легендарной «Машины времени» утешали ее, как могли. В конце концов с милиционерами сторговались на том, что София Ротару дает шефский концерт в областном управлении милиции в Симферополе, а Андрей Макаревич отрабатывает свою любовь на сцене ДК горотдела внутренних дел города Ялта. И после того, как второй концерт триумфально прошел и понравился лично начальнику горотдела, мы были приглашены к следователю. При нас он не только разорвал рапорт об аморальном поведении лейтенанта Прохорчук, но даже сжег его обрывки в своей пепельнице.
Иными словами, наше большое черноморское приключение закончилось со счетом 1:1, потому что, проиграв сочинской милиции Алика Тайванчика, мы отпели и отыграли у ялтинской милиции лейтенанта Алену Прохорчук.
История тридцать восьмая
Жан-Пьер Гунь
– Я считаю, что, находясь в Каннах, мы не можем не вспомнить о своем родном ВГИКе – альма-матер всех российских и многих европейских кинознаменитостей. По уровню подготовки кинематографистов он был лучшим в мире, без преувеличения. На втором месте стояла Лодзинская киношкола, на третьем – режиссерская мастерская Колумбийского университета в Нью-Йорке. Да и то потому, что половина профессуры Лодзинской киношколы – вгиковцы, а режиссерскую мастерскую Колумбийского университета вел и по сей день ведет знаменитый Милош Форман, тоже выпускник Всесоюзного государственного института кинематографии. И в наше время, то есть в шестидесятые-семидесятые годы, ВГИК был институтом интернациональным, треть его студентов были иностранцы. При этом конкурс во ВГИК был совершенно зверский, по двести – триста человек на место на актерский факультет и человек по пятьдесят на режиссерский. Но в связи с брежневско-сусловской доктриной построения коммунизма в Африке и в других слаборазвитых странах, для этих стран была особая квота и, скажем, африканских негров брали во ВГИК без вступительных экзаменов и вне всякого конкурса. Среди них были еще те ученички. Особенно если это были дети или родственники африканских диктаторов, невзирая на то, что никакими талантами они не обладали и, надо думать, начальным образованием тоже. Например, учился у нас один здоровенный и феноменально тупой негритос, который просто сорил деньгами. Ребята как-то у него спросили: «Ты что – миллионер?» А он посмотрел эдак оскорбленно и говорит: «Я не миллионер, я мультимиллионер!» Другой негр был чемпионом Франции по футболу. Он играл за сборную Тулузы и в качестве награды за победу во французском чемпионате был отправлен во ВГИК на режиссерский факультет. Третий был племянник президента не то Заира, не то Берега Слоновой Кости, не то еще какой-то африканской Тмутаракани. Это был могучий негр с повадками и интеллектом боксера. Причем все эти черные красавцы почему-то поступали именно на режиссуру. Что им было делать на режиссерском отделении, совершенно непонятно. Ведь рядом с ними учились такие студенты, как Андрей Тарковский, Элем Климов, Андрон Кончаловский, Андрей Смирнов, Лариса Шепитько, Сережа Соловьев, Динара Асанова, Толомуш Океев, Эмиль Лотяну. А тут – эдакий, например, замечательный представитель компартии Мозамбика, как Басго Каб. Этот двухметроворостый негр с предлинной шеей и крохотной головкой, отучившись год на подготовительном курсе, где он изучал русский язык, и три года на режиссерском отделении, поинтересовался у мастера, когда их повезут смотреть сельскохозяйственных животных. Профессор спросил:
– А для чего тебе, собственно, на них смотреть? Ты их в каком-то этюде хочешь снять?
А Басго говорит:
– При чем тут этюды? Я же приехал изучать сельское хозяйство.
Такого уровня были эти студентики. Но среди них был один действительно выдающийся, талантливейший, образованный и замечательный человек с черным цветом кожи, его звали Жан-Пьер Гунь. Гунь – это на каком-то африканском наречии «крокодил». Поэтому я, переведя его имя на русский, называл его «Иван Петрович Крокодилов», а он откликался и веселился, что у него есть русская фамилия. Это был парень, феноменально одаренный во всех областях. Он был пластичен, как бог. Когда у нас на вечерах начинались танцы, ты же помнишь, какие там были танцорки – Таня Гаврилова, Света Тома, Ира Азер, Лариса Лужина, Галя Польских, Наташа Величко, Леночка Соловей, Наташа Богунова, Валя Теличкина, Галя Сечкина. То есть девочки умели двигаться. Тем более, что танцы у них в актерской программе были даже отдельным предметом. Но когда выходил танцевать Жан-Пьер, то все расступались, потому что это выходил бог танца. У него двигался каждый сустав, каждая мышца, каждый изгиб тела. И это было неспроста. Дело в том, что Жан-Пьер родом из очень бедной африканской семьи и попал в Москву через Париж, где он работал наемным танцором в танцзале под рестораном «Куполь» на бульваре Монпарнас. Он там зарабатывал себе на жизнь. А это не какое-то вшивое место типа танцплощадки ресторана «Подлипки», а модное и знаменитое – оно снято в нескольких фильмах, включая «Последнее танго в Париже». Туда приходят богатые женщины, они покупают себе партнера на час или на весь вечер, и ты должен танцевать так, чтобы тебя купили и завтра, и послезавтра. И оттуда были его потрясающие танцы, которыми любовался весь ВГИК.
К тому же, надо сказать, Жан-Пьер не был таким ваксово-черным-пречерным, как экваториальные африканцы, он был эдаким светло-черным. Поэтому я все время к нему приставал: «Признайся – ты же еврей!» Он спрашивал: «Почему ты думаешь, что я еврей?» Я отвечал: «Такими умными, как ты, бывают только евреи!»
И действительно, кроме танцев, он был еще очень одарен в режиссуре. У него были глаз, интуиция и хватка. Приведу пример. Студенты-режиссеры имеют возможность снимать в своих учебных работах любых актеров с актерского факультета. Но обычно все снимают своих друзей, соседей по общежитию или тех, кто им ближе по компании. А Жан-Пьер с первого курса во всех своих этюдах снимал двух студентов, которые не выделялись ни лоском, ни броской внешностью – Родиона Нахапетова и Галю Сечкину. И когда ему говорили: «Жан-Пьер, ну кого ты берешь? Да возьми ты нормальных артистов! Смотри, вот эта уже снимается на «Мосфильме», а этот – у самого Хуциева!» – он отвечал: «Вы ничего, ребята, не понимаете. Радик и Галя – самые перспективные в вашем кино, я за это отвечаю!» Мы над ним смеялись, но прошло десять лет, и Радик Нахапетов стал самым знаменитым артистом, а Галя – звездой первой величины.
Я думаю, что в нашем фильме нам придется фамилию Гали изменить, потому что мы не имеем права рассказывать о ее интимной жизни. Но важно то, что Галя и в жизни была такой же недотепой, как в кино. У нее довольно долго не было никаких романов. А во ВГИКе это не то чтобы порицалось, но вызывало недоумение. Потому что выбор там все-таки был: на полсотни девочек было пятьсот ребят, причем на любой вкус – от могучих кинооператоров и красавцев актеров до умников сценаристов. Но в конце концов и Галя завела роман… с Жан-Пьером! И это несмотря на то, что Россия – страна консервативная, у нас романы между белыми девушками и неграми – предмет осуждения и насмешек. А Галя и вообще не городская девушка, а из какой-то деревни. Но именно это олицетворение русской консервативности по уши втрескалось в африканца. Однако во ВГИКе никто на это и бровью не повел. Потому что Жан-Пьер был выше расовых категорий. Он был не просто яркой и обаятельной личностью, но и, бесспорно, будущим режиссером мирового класса.
