Бен сползает с кровати и наливает в стакан воды из-под крана. Минуту-другую, пока он пьет, в комнате тихо.
— Прости, — говорит он в конце концов, уставясь в пол.
Трясущимися руками я сворачиваю сигарету.
— За что?
— Если я был чересчур… Если все было слишком…
Я улыбаюсь:
— Нет. Было очень даже здорово.
Внезапно он тоже улыбается — сладкая кривая ухмылка на таком серьезном обычно лице.
— Правда?
— Да.
— Стало быть, теперь мне можно разговаривать?
— В смысле?
— В прошлый раз ты мне велела молчать.
— Не люблю болтать во время секса, — говорю я.
— Ага. — Теперь он хмурится — опять лицо серьезное.
— Но теперь — другое дело. Можем и поговорить.
— Слушай, все это… ну, ты понимаешь… это просто ебля? — спрашивает он. — Ну, чтобы я знал.
— Пока не знаю, — говорю я. — А вы с Хлои?..
— Что? — Он качает головой. — Ох. Нет. Просто коллеги.
— О. Хорошо. В смысле… Я еще не знаю, но… может, нужно просто подождать — ну, поживем-увидим, типа того.
Он кивает, чуть ли не поспешно:
— Клево.
— Наверняка сейчас идет какая-нибудь общественная кампания, предостерегают молодежь от такого…
— Прекрасно. — Бен затягивается моей сигаретой. — Надеюсь, мы подцепим друг от друга вшей, чуму и гигантизм.
Я опять улыбаюсь:
— Точно.
Мы засыпаем на кровати и дрыхнем весь ужин и даже дольше.
Когда я просыпаюсь во второй раз, Бен уже ушел. Некоторое время назад я сняла контактные линзы, и теперь ночная комната подернута дымкой — расплывчатые силуэты мебели и скругленные углы. Я преодолеваю короткую дистанцию до ванны и пускаю в нее воду; от пара все еще больше замутняется. Если бы Бен остался, он тоже был бы пятном, бесформенной грудой в кровати. А также целой коллекцией запахов, тихих звучков и загадочных сочленений. Если бы он разглядывал меня, я бы почувствовала, даже если бы смотрела в другую сторону. С полгода назад я прочла одну книжку об экстрасенсорном восприятии, так как подумывала предложить набор под названием «КидКинез». Идея была обречена изначально. Чтобы дети развивали свои телепатические способности и проводили спиритические сеансы? Не очень здоровая форма развлечения с точки зрения современного рынка.
В ванной я дочитываю книжку о девочке и ее коне, поднеся страницу к самому носу — я же без линз. Разумеется, в конце концов она находит мальчишку и узнает его тайну. Оказывается, он нищий сирота, живет в каком-то сарае и видится только со своим конем. В финале девочка решает спросить своих родителей — мол, можно, парень поселится у нас? Все это становится слегка мелодраматично, слегка попахивает Кэти и Хитклифом;[68] впрочем, я с удовольствием прочла бы второй том из этой серии, если бы он здесь был. Однако что нового о девушках-тинейджерах я узнала из этого романа? Мало чего. Девочка в книжке никогда ничего не покупала, она интересовалась только своим конем. Ну что такой можно продать? Подозреваю, что к пятнадцати годкам такие девушки вырастают из своего увлечения конями и Хитклифами и начинают проявлять интерес к модным брендам. Но даже тогда — что им продашь, за исключением мобильников, компакт-дисков, косметики, шмоток и дешевого алкоголя? Вот уж точно головоломка.
За последнюю пару дней мои волосы достигли консистенции соломы, смешанной с клеем. Я споласкиваю их в ванне — душ, как я недавно заметила, тут отсутствует. Надо во что-то набрать чистую воду, чтобы полить на голову. Оглядываюсь, ищу подходящую емкость. Внезапно затея кажется мне довольно зряшной. Может, это как-то связано с болотами и с тем фактом, что мы не в городе. В городе вода — что-то вроде чуда. Поворачиваешь кран — и на тебе, вода. Из ниоткуда! Настоящая магия. Но здесь холодная вода поступает из источника (и не отдает хлоркой), и поэтому кажется, что она по-прежнему принадлежит земле, или, по крайней мере, еще недавно принадлежала. Здесь земля вполне может наблюдать — а что ты делаешь с ее драгоценной чистой водой? Вообще-то я знаю, откуда у меня такие мысли. Это все из-за разговора о «Потерянных Элементах». Если я стану зря расходовать воду, поливать ею голову — не отнимут ли ее у меня? Еще одна головоломка.
В конце концов я еще раз споласкиваю волосы в ванной, потом закутываюсь в пушистое полотенце и надеваю контактные линзы. Комната тут же становится четкой — цвета больше не сливаются, а углы предметов не смазаны. Мне нужно чем-нибудь подкрепиться. А может, и с кем-нибудь пообщаться? Только одевшись и приготовившись выйти, я замечаю белый конверт, засунутый под дверь. Злясь на то, что мой неизвестный корреспондент так не вовремя дал о себе знать, я швыряю конверт на конторку — разберусь позже, — и даже не удосуживаюсь побеспокоиться, что его могут найти или перехватить.
Лапша с соусом хой-син и маленькие жареные грибочки-ситаке, посыпанные зеленым луком. Кофе глясе. Эти повара вообще все на свете умеют, что ли? Кто-то оставил в ресторанчике модный журнал, и я пролистываю его за едой. По сути, это просто каталог товаров, рассчитанных на тех, кто ведет слегка немейнстримовый образ жизни. Мне как-то всегда казалось, что в журналах публикуют не только рекламу и статьи о товарах. Возможно, все дело в том, что я работаю в такой своеобразной отрасли и все время общаюсь с ребятами из отдела маркетинга; может быть, из-за этого я и воспринимаю интервью со скандальным рэппером как «статью о товаре». Как скрытую рекламу, типа того. В общем, этот парень недавно подписал контракт с компанией, производящей безалкогольные напитки, и теперь они требуют, чтобы он избавился от непристойностей в своих текстах. Журналист его спрашивает: а тебе не кажется, что ты продался? По-моему, попасть в такой журнал и значит продаться. У меня от всего этого путаница в голове. Ловлю себя на том, что пялюсь на какую-то «антирекламную» рекламу джинсов и прицениваюсь к темно-серому лаку на ногтях модели — интересно, а мне такой пойдет? — а потом напоминаю себе, что не хочу быть клевой и не хочу выглядеть, как все. Я отодвигаю тарелку, зная, что кто-нибудь за мной приберется, и на миг вспоминаю, какой у меня в детстве был любимый ужин: домашний суп с хлебом и сыром, а на десерт — фрукты в собственном соку из жестянки.
Я снова в восточном крыле; из кухни доносится шум, и я иду глянуть, что там происходит. Кухня в восточном крыле побольше, чем в западном, и сводчатым проходом соединяется с просторной гостиной. Вечер нынче зябкий, и кто-то разжег огромный камин, нашпиговав его сухими дровами. Здесь толпа народа — почти все участники проекта, — слоняются из одной комнаты в другую, мажут джем на тосты, наливают кофе, угощаются вином. Похоже, основная тусовка происходит у стола в гостиной, за которым Хиро играет с кем-то в «го» — с кем именно, не пойму. Заглядываю в холодильник и обнаруживаю, что он набит бутылками с холодным пивом. Я почти желаю, чтобы пива тут не было, чтобы я могла испытать мазохистское наслаждение — типа, хочу того, чего не могу получить. С другой стороны, пожалуй, получить все же как-то приятнее. Когда ледяная горькая жидкость проскальзывает в горло, я и представить себе не могу, как можно пить что-то другое.
— Алиса Батлер — сачкующая клуша, — говорит Эстер. Я оборачиваюсь и вижу ее за кухонным столом. — Хочешь? — Улыбаясь, она протягивает мне полускуренный косяк.
— Давай, колись, — говорю я, принимая его и усаживаясь рядом. — Много я пропустила?
— До хрена и больше. Кучу статистики — сколько всяких брендов подростки знают к семнадцати годам, как они в этом возрасте проявляют к этим брендам лояльность и так далее. Оказывается, вся эта поебень насчет «маркетинга от колыбели до могилы» — это действительно поебень…
— А что это?
— Ну, теория, по которой из человека за всю его потребительскую жизнь можно выжать 100 000 фунтов, если в раннем возрасте заинтересуешь его своим брендом. Выясняется, что современные дети никакой лояльности к брендам не питают. Они знают, что клево, а что нет, но это регулярно меняется. Даже раскрученные марки проигрывают новым брендам, стоит тем появиться и заявить, что они клевее. Ха!
— В смысле, «ха»?
— Ну, иначе ситуация была бы довольно зловещая, правда?
— Да уж. Хотя этот расклад, по-моему, слишком уж смахивает на проповеди Чи-Чи.
— Хм-м. О! Вообще-то ты действительно кое-что пропустила, — говорит Эстер. — На лекцию пришел Мак, и…
Она делает паузу, чтобы разжечь потухший косяк, который я ей только что передала, и тут к нам подсаживается Бен. Он и я обмениваемся застенчивыми улыбками.
— Что происходит? — спрашивает он.
— А… Второй, етить тебя, сачок, — говорит Эстер, выдувая дым. — Я просто рассказываю твоей подельнице, что вы нынче днем пропустили.
