Михаил Сегал - Молодость

Чтобы в тринадцать лет что-то продать, надо в двенадцать что-то изобрести. Когда он успел?!

Да ну, нет! Даже если использовать каждую секунду отведенного тебе времени, все равно так не получится. Перевернуть мир – дело не шуточное, не секундное. И если бы вот точно такой мальчик сидел где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке – Ок, все может быть, но здесь ведь так использовать время невозможно! Здесь оно не то что используется, а даже движется медленнее. Имеется в виду – когда ты нужен ему. Висит тяжелыми кандалами, вгоняет в сон, не пускает дальше. Но как только оно нужно тебе, – пойди, угонись! Полез утром в комод за рубашкой – все, вечер.

Как он успел?! Кто он?!

«Еmphasize», «arrange», «straggling», – если не пишется, можно все равно делать что-то полезное, например, повторять слова, – «struggle along», «stillness», «irresistable».

Видимо, он произнес их вслух. Негр посмотрел на него из окна. Он отвернулся.

Девушка наклонилась к подростку, поцеловала еще раз. Дольше, чем в первый, задержалась, провела рукой по шее. Это длилось несколько секунд, и каждая была наполнена до краев, каждая имела смысл, причем – свой отдельный, отличный от предыдущей.

Он смотрел стеклянным взглядом, не двигаясь и не дыша. Девушка взяла сумку и ушла навсегда, в темноту, в яркое солнце, лучшая и ничья, и все же его – меньше, чем остальных. Ничто из только что произошедшего не было запланировано: ни солнце, ни поцелуй. Просто было, и все.

Он посмотрел на подростка. Тот посидел немного, опустив голову, допил кофе и стал поворачиваться. Именно, не повернулся, а стал поворачиваться: медленно, тяжело обращая к нему свое легкое тело. Сначала назад пошла рука и облокотилась на сиденье стула. Потом ноги переступили, туфельки стали на доски носками к улице. Потом подросток напружинился, приподнялся и привстал, повис в воздухе. Повернувшись, опустился на сиденье, но голова еще оставалась где прежде, пушок на затылке ходил под ветром. Пошла голова. Время двигалось медленно, видимо, это был случай, когда ты нужен ему, а не наоборот.

Край щеки начал становиться лицом, время вдруг понеслось сломя голову, еще мгновение – и подросток встретился бы с ним взглядом.

Он резко опустил глаза, уставился глазами на вторую первую страницу, но не нашел там ни одной точки, ни одного знака «приблизительно», никакой улетающей прочь спирали. На этой странице, даже на одной линеечке он мог написать какое-то важное, не пустое слово, может быть – несколько слов. Страниц в блокноте было так много, и каждая была упреком. И сколько их ни вырывай, сколько ни называй следующую первой, слово все равно оставалось на одинаковом, вечном и недоступном удалении.

Он спал так долго, как никогда прежде, и проснулся на следующий день в три часа дня. Приподнялся на кровати, начал вставать. Именно, не встал, а – начал. Сначала руки оперлись на постель, и холодный сентябрьский хлопок покорно принял тяжесть его тела. Потом ноги опустились на пол, он напружинился и взлетел вверх. Медленно, вязко, сквозь лучи, мимо лучей. Все это было напрочь лишено смысла, но хотя бы – проистекало медленно, не таяло на глазах. А потом время снова понеслось стрелой, ничего для него не изменив, оставив, как есть. Поскольку было уже три часа, он решил ничего сегодня не делать, потому что бывают такие дни, когда, сколько ни пыжься, ничего не произойдет.

2009