Внешних проявлений агрессии нет. С вершины крепости не льется кипящее масло. В бойницах не видно лучников. Но и признаков грядущего воссоединения тоже не наблюдается. Над крепостью не реет белый флаг. Никто не машет ручкой, приветственно маня взобраться вверх, не спускает веревочную лестницу. Да что там, она даже форточку не открыла. Ну и ладно. Я все равно знаю, что она там. И я готов ждать. Если она хочет, чтобы я взял ее крепость осадой, я так и сделаю. Если ей нужны доказательства моей любви, — вот они. А если не нужны… что ж, она их все равно получит.
Я возвращаюсь к двери и жму кнопку домофона. Звонок как жужжание бешеной осы. А я жму и жму, представляя, как Эми сидит и слушает настойчивое гудение. Ее это, наверное, ужасно бесит. Надеюсь, что так. Согласен, звучит жестоко, но в любви все средства хороши. Главное, чтобы она дала мне шанс все объяснить. В конце концов, у нас в стране демократия. И презумпция невиновности. Она должна меня выслушать. Я облажался, знаю. Но мы все иногда ошибаемся. Я вынес урок из своей ошибки. Больше такого не повторится. Ситуации, подобной происшествию с Маккаллен, я не допущу. Я никогда не буду больше врать Эми. Мне нужен один только шанс, чтобы сказать ей, что люблю ее.
Нет ответа.
Но я не унываю. Я готов к осаде лучше ее. Во-первых, еда. Что она будет есть? Я знаю Эми. Запасов пищи у нее не бывает. Двух коробок молока и банки просроченного перегноя в холодильнике ей надолго не хватит. И потом, у нее же новая работа. Она не сможет ее бросить, только чтобы не встречаться со мной. Работа для нее слишком много значит. Нет, вечно она от меня скрываться не сможет. Скоро ей это надоест и она либо впустит меня, либо сойдет вниз сама, но все-таки выслушает мои объяснения. Так что все шансы на моей стороне. Кроме того, я хорошо подготовился. У меня с собой полный набор необходимых инструментов для Спасения Любви:
A. Дюжина алых роз (конечно, они завянут, но романтический потенциал ведь никуда не денется).
Б. Еда: большой пакет куриной поджарки (единственное, что осталось в холодильнике круглосуточного киоска), мятный рулет (длительного хранения), пара пакетиков жареного арахиса (отличный источник белка).
B. Напитки: две банки «Токсошока» (энергетический коктейль с кофеином, таурином и гуараной<Таурин — аминокислота, способствующая усвоению жиров; гуарана — южноамериканский кустарник с тонизирующими свойствами. >) плюс одна пачка «Нутрошейка» (с клубничным наполнителем).
Г. Одежда: джинсы и футболка (все от Мэтта); походные ботинки (идеальны для сурового климата).
Д. Прочее: две пачки «Мальборо» (легкие); одна незадуваемая зажигалка (бензиновая).
Если не считать одежды — я поднимаю глаза к сгущающимся тучам, — я вполне мог бы продержаться несколько часов и даже дней. То есть у Эми нет ни малейшего шанса избежать нашей встречи, если только она не смастерит из подручных средств дельтаплан и не взлетит с крыши. Хочешь ты этого или нет, а выслушать меня тебе придется.
Крикнув напоследок: «Я все еще здесь», отпускаю кнопку звонка и сползаю обратно на ступеньки. Что-то капнуло мне на лицо. Поднимаю голову и замечаю, что начинается дождь. Прислоняюсь к двери, вытаскиваю из рюкзака пакетик куриной поджарки. Пожевав без особого аппетита один кусочек, выплевываю его и закуриваю. В конце улицы бьют соборные колокола, созывая всех на заутреню.
Пожалуйста, замолвите и за меня словечко.
Этой ночью я не сомкнул глаз. Лежал, смотрел на Толстого Пса и считал уходящие минуты. Само собой, причиной моей бессонницы была Эми. Ее не было рядом, и мне ее не хватало. Ее не было рядом, потому что она меня возненавидела. Решила, что я мерзавец. И будь я на ее месте, подумал бы то же самое. Что бы я почувствовал, если бы Эми сказала, что ее приласкал какой-то мужик? Злость?
Ревность? Отвращение? Да, все сразу. Но главное, я бы подумал, что меня предали. Вот только я не предавал Эми. Я не собирался ей изменять. Я просто повел себя как дурак. Признаю, я поступил плохо. Но мне от этого не легче. Я лежал на кровати и даже не мог обнять подушку, потому что она до сих пор воняла Маккаллен. Мне было мерзко. Пусто. Как будто кто-то разорвал мое сердце пополам.
Даже мой член со мной согласен. А это не в его характере. Обычно (за исключением инцидента с Эллой Трент) в любую погоду и в любых обстоятельствах твердость моего маленького друга не вызывала нареканий. Я и предположить не мог, что он способен меня так подвести. Но факты налицо — он похож на хомяка, впавшего в спячку. Если бы он мог говорить, наше общение, вероятно, свелось бы к следующему:
Джек. Что происходит?
Он. Да ничего не происходит.
Джек. Как ничего?
Он. Вот именно — ничего.
Джек. Не хочешь это обсудить?
Он. Я вообще ничего не хочу. Отвянь.
Джек. Ты об Эми?
Он. Эй, неужто бы я о Маккаллен стал говорить? После того жалкого подобия минета.
Джек. Да? А я почти ничего не помню. Неужели все было так плохо?
Он . Джек, я многое видел в своей жизни, но в тот раз все было просто хреново. Лежу я себе, значит, смотрю эротические сны. Сон, скажу я тебе, шикарный. Сидим мы с тобой в сауне. Вокруг пар. И тут входит Эми в школьной форме…
Джек. В школьной форме? Да я даже не знаю, как выглядит ее школьная форма.
Он. Пусти в ход фантазию, Джек. Я тебя умоляю…
Джек. Понятно. Что дальше?
Он. Потом появляется эта Маккаллен. Нагло врывается, бесцеремонно отпихивает Эми и берет все в свои руки.
Джек. Для фантазии все не так уж плохо.
Он. Да, сразу видно, что ты всего не знаешь. Уж поверь мне на слово, Джек, после «роллс-ройса» на «шкоде» ездить не захочешь. Но даже тут я справился. «Ладно, — думаю, — насладимся тем, что есть». Но ведь нет же! Ты не был готов подложить мне другую девицу. Больше того, как только все пошло на лад, ты меня вытащил! Просто вытащил, Джек! Как полный… профан!
Джек. Ну прости меня. Больше такого не повторится. Может, помиримся, снова будем друзьями, как в старые добрые времена?
Он. Старые добрые времена? Это что, шутка? Ты и я с флаконом детского масла и номером «Хастлера»? Конечно, случались и праздники — девочки на ночь. Погружение в трехмерный рай, который исчезает с первыми лучами солнца. Что и говорить, отличное было время. Но ты уж прости, если от такой радужной перспективы я не начну скакать до потолка.
Джек. Я уже извинился.
Он. Да, да. Просто знаешь, Джек, я по ней скучаю. Она была мне в самый раз. Мой размерчик.
Впервые в моей жизни мне пришлось признать, что мой член оказался умнее меня.
Я размышлял над словами Мэтта. О том, что нужно дать Эми время. Может, это последний рубеж и его нужно преодолеть, но, по-моему, это для слабаков. Я не собираюсь давать Эми время, я хочу, чтобы это время мы провели вместе. А что касается «если любишь — отпусти», пусть Мэтт сам такой хренью занимается. С чего мне отпускать ее? Конечно, это было бы верным решением. Я бы смог это сделать теоретически или даже на практике, если бы требовалось отпустить говорящего дрозда или домашнего тигренка. Но не Эми, девушку, которую я люблю. И по-моему, если уж и давать ей свободу выбора, то сначала надо дать ей факты. Она приняла решение, не зная всех обстоятельств. И решение ее оказалось однобоким. Надо восстановить справедливость. Как ее отпустить, когда Эми даже не знает, что я хочу, чтобы она вернулась? Я ее выпущу, она улетит и так ничего и не узнает. И что в результате? Птичка на свободе, без крыши над головой, я дома в полном одиночестве. Всем будет только хуже. И я не хочу ее отпускать. Я хочу вернуть ее обратно. Даже если для этого мне придется драться за нее. Все десять раундов, с Мохаммедом Али. Легко. Либо вот так сидеть под ее дверью. Под дождем. Без сна и отдыха.
Я скрючиваюсь на крыльце, закрываю глаза. Просыпаюсь в четверть четвертого. Губы будто склеены обойным клеем. И что они кладут в куриную поджарку? Подозреваю, что это побочный эффект.
С трудом встаю и несколько секунд разминаю затекшие ноги. Смотрю вверх, — небо ясное, но мое настроение от этого не улучшается.
Поворачиваюсь и снова жму на кнопку домофона. Эми, конечно, опять не отвечает. Смотрю на другую сторону улицы. Все по-прежнему. Старик все еще сидит на скамейке, оранжевые конусы все так же перегораживают улицу. Вспоминаю свои студенческие летние каникулы — я как-то подрабатывал дорожным рабочим. Ностальгия. Мы прокладывали телевизионный кабель. Рыли траншею, потом закапывали, а когда клали новый асфальт, наносили на дорогу новую разметку. Расплываюсь в широкой улыбке, потому что у меня появилась блестящая идея.
— Ладно, Эми, — кричу я в домофон, — хочешь играть по-крупному? Вот, смотри.
Шагаю через дорогу. Старик, завидев, что спящий красавец очнулся, ставит бутылку рядом с собой и машет мне рукой. Я машу ему в ответ. Да, это по-мужски. Парни всего мира будут солидарны со мной. Я намерен сделать заявление. Романтичное. Классное. И все мужики мира обзавидуются моей храбрости.
