Я задумчиво смотрю на нее.
— Не вижу связи.
Дебби качает головой и улыбается.
— Ладно. Отдыхай.
— Пух…
— Что?
— Я тебя люблю.
— Это на тебя морфий действует.
Отец наклоняется и целует меня в лоб.
— Спокойной ночи, Дуг, — говорит он.
— Пап, спасибо тебе за все. Ты был великолепен. Отец смотрит мне в глаза, гладит по щеке, и я чувствую, как к горлу подкатывает горячий ком.
— С тобой все будет хорошо, — произносит папа.
— Не ешь здесь, — советует мать. — Тут зараза кишмя кишит. Утром мы принесем тебе завтрак.
Клэр чмокает меня и ухмыляется:
— Эх ты, раздолбай.
— Что поделать.
— Но ты мой раздолбай, поэтому, пожалуйста, хватит неприятных неожиданностей.
— Зато нам не пришлось скучать.
— С удовольствием поскучаю.
Расс закрывает за ними дверь и поворачивается было ко мне, но тут возвращается запыхавшаяся Дебби.
— Расс, — говорит она.
— Что?
— Ты сказал потрясающий тост.
Она обнимает его и жадно целует в губы, потом целует еще раз, но уже не так долго, а потом чмокает в лоб.
— Я тоже думаю, что ты красавец, — признается она. — Ну ладно, пока.
Дебби уходит. Расс, пунцовый от смущения, изумленно таращится ей вслед. Наконец его лицо озаряет широкая улыбка.
— Ты там в порядке? — интересуюсь я.
— Погоди, — отвечает он.
Расс запрыгивает на стул, отплясывает на нем, соскакивает со стула, несется через всю палату к окну, распахивает его и издает торжествующий вопль. Потом он закрывает окно и, слегка запыхавшись от прыжков, забирается на койку рядом со мной и улыбается.
— Сегодня, наверно, лучший день в моей жизни, — признается он.
Я просыпаюсь среди ночи, чувствуя голод, и не сразу понимаю, где нахожусь. Рядом со мной, прямо в костюме и галстуке, спит Расс, легонько похрапывая. Я рад, что он здесь и согревает мне постель. Я абсолютно измучен, мускулы горят от усталости, будто в них тлеют угли. Я — человек, в которого стрелял ревнивый муж. Да, я такой. К этой мысли надо привыкнуть. Я оглядываю темную больничную палату, пытаясь разглядеть силуэты неизвестных предметов, но куда бы я ни смотрел, вижу только наведенное на меня всеведущее черное дуло Дейвова пистолета. Вчера я взглянул ему в глаза и заявил, что готов умереть; я лежу в палате, слышу тихое мерное дыхание Расса и понимаю, что ошибался. Я отнюдь не готов умереть. Хватит с меня смерти. Надо жить. Просто впредь стоит относиться к жизни серьезнее.
Проснувшись, я вижу у кровати Лейни Поттер. Она выглядит слабой и усталой, глаза опухли от слез.
— Привет, — тихонько произносит она.
— Привет.
— Расс пошел тебе за завтраком.
— Ага. Здорово.
Лейни кивает и хочет было что-то сказать, но молчит.
— Лейни, — зову я.
— Дуг, мне так жаль, — Лейни плачет. — Я и представить себе не могла, что он отважится на такое.
— Я знаю.
— Он же чуть тебя не убил.
— Все в порядке.
Она подается вперед.
— Я одна во всем виновата. Ты страдал, и я этим воспользовалась. А ведь я вроде как была твоим другом. Потом ты постарался обо всем забыть, и я не смогла с этим смириться. Если бы с тобой что-то случилось…
Со мной и правда что-то случилось, думаю я. Лейни всхлипывает, закрыв лицо руками, а потом лезет в сумку за носовым платком.
— Послушай, — говорю я. — Я виноват ничуть не меньше тебя. Думаю, после смерти Хейли я решил, что мне все позволено. Я вел себя как дурак и эгоист, но больше такое не повторится.
Лейни кивает и откидывается на спинку стула.
— Вчера приходил Майк, чтобы договориться, что мы расскажем полиции. Спасибо тебе.
— Лейни, это на самом деле был несчастный случай.
Она глядит на меня и безотчетно кивает.
— Дуг, как же мы до этого докатились?
Я не знаю, что ей на это ответить, качаю головой и закрываю глаза. Когда я просыпаюсь снова, на месте Лейни сидит Расс и жует бублик.
— С возвращением! — улыбается Расс.
В Уайт-Плейнсе серьезная автокатастрофа, и томограф все утро будет занят, поэтому повторная томография откладывается. Мать забегает меня повидать и передать бублики, прежде чем закружиться в вихре свадебных приготовлений.
— А где папа? — спрашиваю я.
— Он сегодня не в настроении, — отвечает мама, разглядывая ногти.
— Что ты имеешь в виду?
— В каком смысле — что я имею в виду? — удивляется она. — Он проснулся злой, со мной словом не обмолвился, а когда я уезжала, швырялся в Руди всем, что под руку попадется.
— О боже, — выдыхаю я. — А я-то думал, после того, что было вчера…
— Ты думал, что он окончательно выздоровел?
— Ага.
Она качает головой и грустно улыбается.
— Дуг, это теперь на всю жизнь.
— И как же ты с этим живешь? — спрашиваю я уныло.
Она печально пожимает плечами.
— Как всегда, — отвечает мать. — Надеюсь на лучшее.
— Мам, мне так жаль.
— Кроме того, — продолжает она, — я занимаюсь самолечением.
В полдень томограф еще занят, и я начинаю беспокоиться. Расс поставил на подоконник корзину для мусора, и мы на счет бросаем в нее скомканные журнальные страницы. Он выигрывает, потому что я ранен. И еще я неудачник. Когда у нас кончается бумага, Расс собирает все комки и складывает их на полу. Второй раунд.
— Давай делать ставки, — предлагает Расс.
— Я не могу встать с кровати.
— И проиграешь.
— Ладно, начинай.
Он бросает, лежа на полу за кроватью. Он бросает из туалета. Бросает, стоя спиной к стене.
— Всухую! — ликует Расс.
Он открывает дверь, чтобы бросить из коридора. За дверью стоит Брук: она как раз собиралась постучать.
— Мисс Хейз, — произносит Расс.
— Привет, Расс, — здоровается она, выглядывает из-за Расса и смотрит на меня. — Я не вовремя?
— Нет, что ты, — говорю я. — Заходи.
Брук робко заходит в палату. В джинсах и серой футболке поверх черной фуфайки с длинными рукавами она выглядит по-утреннему бодро.
— Я как раз собирался сбегать за газировкой, — встревает Расс. — Вам чего-нибудь принести?
— Нет, спасибо.
Расс уходит, и Брук садится.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
— Да. Лучше прежнего. Наверно, должно было случиться нечто подобное, чтобы я кое-что понял.
— Ты пойдешь на свадьбу?
— Не-а, — отвечаю я. — Извини. Мне так хотелось пойти с тобой.
— Думаю, все к лучшему, — признается она, и что-то в ее тоне — жалость? грусть? злость? — меня настораживает. Я инстинктивно чувствую, что ничего хорошего не услышу.
— В чем дело, Брук?
Секунду она смотрит мне в глаза, потом отворачивается.
— Дуг, — тихо начинает она.
— Что, все так плохо?
— Думаю, да.
Я киваю, обдумывая новость. В общем, после всего, что случилось за последние сутки, такое развитие событий меня не удивляет. Я вспоминаю, что у нас было всего несколько свиданий, и это вовсе не конец серьезных отношений. Но сквозь морфиновое отупение я чувствую, как во мне что-то меняется: словно я потянул мышцу, и потом она будет болеть.
— Я все понимаю, — говорю я.
— Не думаю, — возражает Брук. — Когда ты со мной не переспал, я сначала подумала, что ты еще не готов к сексу, но, оказывается, чего-чего, а секса тебе хватает. Ты просто был не готов к сексу со мной.
— Потому что ты много для меня значишь, — настаиваю я. — Клянусь, это правда.
— Я знаю, — печально улыбается Брук. — Я тебе верю. И не обижаюсь. То есть, конечно, обижаюсь, но как-нибудь переживу. Видишь ли, ты не смог переспать со мной, потому что я для тебя много значу, но при этом спокойно занимался сексом с замужней женщиной, чьи чувства тебя не волновали. Я тебя не осуждаю, Дуг. Пожалуйста, не думай, что я тебя осуждаю. Ты страдал, ты был одинок, а она твой друг, она тебя пожалела. Бывает. Но пойми: тот, кто действительно готов к настоящим отношениям, так себя не ведет. Ты мне слишком нравишься, чтобы я дала себя впутать в эти игры.
Иногда на улице проходишь мимо симпатичной девчонки и вдруг понимаешь, что за внешней красотой скрывается что-то еще — доброта, ум, чувство, сексуальность. И за три секунды, что ты на нее глазел, успеваешь влюбиться по уши. В такие моменты ощущаешь, каковы ее губы на вкус, чувствуешь, как нежно ее кожа касается твоей, слышишь, как она смеется, и знаешь, что один ее взгляд сделает тебя счастливым. А потом она проходит мимо, и спустя пять секунд ты оплакиваешь утрату сильнее, чем думал. У Брук как раз такое лицо, и я не прошел мимо, я остановился, и между нами завязались отношения… Но теперь мне все равно суждено ее потерять.
— Давай хотя бы останемся друзьями.
