Русскому воину, высокорослому и широкоплечему, подходило оружие под стать его силе, коим был меч, более длинный, чем римский, но и не такой тяжёлый, как западноевропейский. Русский воин должен был владеть им свободно, как одной рукой, так и двумя, поскольку ещё одной особенностью славянских народов на поле боя являлась их универсальность, они издавна воевали так, как того требовали конкретные обстоятельства. Таким образом, русские мечи были достаточно сильны, чтобы разрубить прочную броню, но и достаточно быстры, чтобы не уступить лёгким саблям кочевников. Обоюдоострость меча требовала и особых навыков: удар мог производиться обратным движением сразу после предыдущего, то есть вместо сабельного взмах-удар-взмах-удар шёл взмах-удар-удар-удар.
Так же продуманно были сделаны и русские доспехи, обеспечивающие телу гибкость, подвижность и защищённость особой конструкцией: они выполнялись на манер рыбьей чешуи из тонких стальных пластин, накладывающихся одна на другую. Чешуйчатые доспехи, или «копытная броня», были древним изобретением племени Костобоких. Русская кольчуга разных способов плетения, и конический шелом, и обоюдоострый меч, круглый и каплевидный щит – всё это свидетельства незапамятных воинских традиций русов, их смекалки и умения защищать себя от врагов с прадавних времён, покрывая клинки своего оружия доблестной славой.
Дюжий печенег, поднявшись в высоком седле, пробивался особо яростно, увлекая своим примером других. Вот быстрая сабля, свистнув, обрушилась на ближайшего руса, который, несмотря на свой высокий рост, всё же успел мгновенно отклониться, и, вместо шеи дружинника, сталь полоснула по шишаку шлема и врезалась в окованный край щита. Почти одновременно дружинник ударил умбоном щита в морду лошади, та заржала и вскинулась на дыбы, отчего второй удар печенежской сабли снова не достиг цели, а дружинник, заблокировав её возвращение, нанёс степняку колющий удар мечом. Но теперь рослому дружиннику пришлось иметь дело сразу с тремя печенежскими всадниками, так как его напарник пал, сражённый стрелой. Туго пришлось бы воину, если бы не юркий кмет, всадивший короткое копьё в бок одного из нападавших.
То тут, то там в «стенке» образовывались бреши, куда затекали печенеги. Чаще замелькали в лучах уже полуденного солнца обоюдоострые клинки дружинников, топоры, палицы и цепы ополченцев. Но сейчас всё решало не только их мужество и стойкость, но и действия боярина Кореня, бывшего главой русской конницы. Сражением на поле руководил черниговский воевода, а киевская конница, укрывшись до поры в чаще леса, ждала знака, чтобы вступить в бой. Знак этот, будь он подан раньше или позже положенного, не стал бы решающим в исходе сражения. Только нанесённый точно, в нужный момент, внезапный удар засадного отряда мог принести победу.
Боярин наблюдал за битвой с лесистого холма, укрывшись за кустами. Несколько лучников, сигнальщиков с рогами и посыльных находились подле него, держа под уздцы находящихся в полном боевом снаряжении лошадей. Сам Корень в чешуйчатых начищенных доспехах, но без шлема, весь был поглощён созерцанием битвы, впиваясь очами в казавшиеся крошечными фигурки. Одновременно выслушивая доклады подбегавших к нему посыльных, он улавливал звуки битвы, чувствуя её каждым нервом тела, как песенник чует и понимает каждую струну своей кобзы. Боярин понимал, что конницу пора пускать в дело: то один, то другой посыльный возвращался с известием, что печенеги теснят всё сильнее, но беспокоило отсутствие вражеской засады. Неужто все силы кинули? Не похоже на них, не похоже… Можем ударить сейчас с тыла, а ну как их резерв сзади замкнёт? Думай, Корень, решай непростую задачу…
Шум и возня у подножия холма отвлекли его внимание. Охранники ловили за повод лошадь всадника, которой упорно стремился проехать, требуя немедля допустить его к боярину.
– Пропустить! – крикнул Корень. Он узнал небольшую согбенную фигурку всадника, но отчего он так странно сидит в седле?
Лошадь поднялась на холм, и всадник боком соскользнул с неё, сморщившись от боли. Это был изведатель, тайно посланный в стан печенегов.
– Ты ранен? – озабоченно спросил Корень. – Подсобите ему! – крикнул он и присел рядом, обхватив за плечи.
– Там, – изведатель махнул рукой левее поля брани, – в лесном логу печенежская конница хоронится, вот-вот ударят, боярин, перенять надобно…
Корень взглянул в ту сторону, куда указывал разведчик, и сразу всё понял. Засадные отряды незаметно пройдут по балке, окажутся прямо у реки и ударят в тыл левого крыла русских дружин. Почти до последнего момента врага будут скрывать высокие края балки. Но тогда они должны вот-вот появиться…
Разведчик, будто угадав мысли боярина, сказал:
– Там местные ополченцы на подмогу шли… Я завернул их, попросил задержать засаду. Одначе маловато их…
Решение боярина было скорым.
– Сотника Лютого ко мне!
Смуглый темноволосый красавец с чёрными пронзительными очами птицей взлетел на холм.
– Костьми лечь, а ворога не пропустить!
И вот уже отборная личная сотня боярина на сильных и сытых конях, блистая начищенными доспехами, вытягивалась по лесной просеке и скрывалась за деревьями.
Выждав ещё малость, боярин молча протянул свою раскрытую правую ладонь в сторону и чуть назад. Стременной так же молча подал шелом с бармицей, боевые перчатки и подвёл коня.
Боярин легко взметнул своё уже начавшее грузнеть тело в седло, поднял руку и подал условленный знак. Запели, затрубили рога, и тотчас из леса потекла русская конница. Боярин, спустившись с холма, оказался во главе её. Разворачиваясь серпом, конница с победным кличем понеслась к полю битвы и с ходу врезалась в печенежский тыл, разделяя и рубя неприятеля как капусту. Ободрённая поддержкой, пешая дружина заработала ещё быстрее и яростнее. Печенеги, ошеломлённые внезапным наскоком, стали выдыхаться. Привыкшие брать своё с налёту, набегу, они не выдерживали длительных ближних сражений. К тому же не было помощи от засады. Дожидаясь её, печенеги держались из последних сил, но, когда стало ясно, что помощи не будет, они рассыпались и побежали.
Мужчины уходили рано утром, растворяясь во влажном тумане, и шаги их гасились мокрой травой. В лагере остались лишь женщины, дети и старики. Светозар уходил вместе со всеми, он был в приподнятом состоянии духа и не обратил внимания, когда отец Велимир провёл, как обычно, руками вокруг его головы и тела, тяжко вздохнул, но ничего не сказал, кроме: «Пущай хранит тебя Перун и воинская выучка Мечислава!» Пощупал Перунов знак под рубахой, удовлетворённо кивнул и молвил: «Иди!»
Вначале они хотели до начала битвы влиться в дружину, как местные ополченцы. Но многие засомневались: их вид бродячих людей и отсутствие крестов могут вызвать подозрение, и вместо сражения с печенегами придётся иметь дело с княжескими дружинниками, поэтому решили дождаться начала битвы, когда уже никому не будет дела до их внешнего вида, и там действовать по обстоятельствам.
Отойдя от лагеря на несколько сот шагов, Микула выслал дозор во главе с Рябым – охотником. Тот прихватил Жилко и Светозара, и три тени тотчас скрылись в тумане. Тихо двигаясь в белёсом мареве, иногда по пояс, а иногда по шею плывя в его клубящихся струях, они время от времени криками лесных птиц подавали условный сигнал, что впереди всё спокойно.
Туман стал редеть, когда Рябой с юношами вышли к узкой звериной тропе. И тут они услышали справа неясный шум. Остановились, прислушиваясь. Звук скоро превратился в топот конских копыт: кто-то мчался в их сторону во весь опор, насколько это было возможно в лесных зарослях. Разведчики едва успели отпрянуть за деревья, как мимо, низко припав к лошадиной шее, проскочил всадник, и почти одновременно вслед ему пропели несколько стрел. Одна из них со стуком вонзилась в ствол дерева, остальные поглотила густая листва. В своё время Мечислав учил Светозара различать стрелы и крепко спрашивал, чтобы отвечал не мешкая, на какой манер она сделана. «Печенежская», – взглянув, успел отметить Светозар, и тут они увидели на тропинке четверых преследователей. Рябой кивнул юношам, давая знак приготовиться. Все они шли налегке, имея лишь короткие копья и ножи, но у них было преимущество – внезапность. В тот момент, когда они уже хотели выскочить из укрытия, снова пропела стрела, но уже с другой стороны, и первый из преследователей рухнул на траву с пробитой шеей, в которую глубоко вошло древко с оперением. «Тоже печенежская», – удивлённо подумал Светозар. В это время раздалось громкое сорочье стрекотание, это Рябой давал предостерегающий знак своим. Когда преследователи поравнялись с кустами, Рябой махнул рукой и рванул наперерез. Светозар и Жилко, сжимая свои сулицы, – следом. Почти одновременно они послали их в ближайшего печенега. Одно из копий вошло в бок, другое – в ногу, печенег судорожно потянул поводья, откидываясь от боли назад и начиная сползать с седла. Жилко перенял коня, а Светозар подскочил к всаднику. Смрадный дух сыромятной кожи и давно не мытого тела ударил в ноздри – это был запах чужака, запах нечисти. Светозару стало противно. Ухватившись за ногу в стремени, он резко послал её вверх, «подсобив» раненому печенегу свалиться с коня. Когда тот упал, Рябой, уже прикончивший первого, молниеносно всадил ему нож прямо между рёбрами в левую сторону груди. А третий недолго думая повернулся и был таков.
