Первые заключения доктора психологии не могли не радовать.
Умен, чертовски умен оказался профессор Береславский! Хотя кто бы сомневался.
Ефим Аркадьевич с удовольствие перечитал начальные фразы трижды: и про айкью зашкаливший, и про другие, ранее ему неизвестные, но тоже шикарные показатели.
Поэтому не сразу дошел по двух последних строчек.
Первая говорила о том, что Береславский склонен к излишнему риску и даже… самоуничтожению!
Это он-то! Который до перестройки на улицах газировку из стаканов стеклянных не пил, пока одноразовые не появились! И который даже прививок боялся до полусмерти. А при заборе крови в чертовой лаборатории честно упал в обморок! И после всего этого – склонен к излишнему риску?
Но черт бы с ней, дурацкой формулировкой. Последняя строка гласила четко: «Не рекомендован к летному обучению по результатам психотестирования».
Даже мыслишка промелькнула: не Наташка ли его, благоверная, постаралась?
Потом рванул к доктору психологии.
Тот по-прежнему был приветлив и добродушен. Не изменив при этом ни буквы в своем заключении.
Так и остался Береславский без неба.
А что ж он сейчас вдруг вспомнил всю эту историю? Подумав, Береславский нашел причину.
Неужели прав злосчастный докторишко?
Да, если честно, он напуган происходящими событиями. И ему вовсе не понравилось в «обезьяннике».
Да, он сделает все, чтобы не стать жертвой Муравьиного Папки. Проявит чудеса изобретательности. И заречется – если, дай бог, все кончится хорошо – лезть в подобные ситуации в будущем.
Но пройдет пара-тройка месяцев, и профессору вновь станет скучно. Некоторое время он будет честно сдерживать свою дурковатую натуру. Однако надолго его не хватит, и Ефим Аркадьевич вновь пойдет искать приключения на свою – не такую уж молодую – задницу.
Ну и ладушки, подвел итог Береславский.
Что будет, то будет.
Сейчас же приключения уже найдены, причем гарантированные. И надо, не думая обо всем прочем, попытаться проскочить через них без потерь. А еще лучше – с приобретениями.
Все это промелькнуло перед мысленным взором профессора, пока он сидел в кафешке, в новом, только что отстроенном бизнес-центре класса А+ в самом сердце столицы.
Из окон его офисов был виден Кремль и Москва-река.
А на первом этаже угнездились: ювелирный салон с честным названием «Дорогое приобретение», отличная – со свежими, не коммерческими, но дорогими работами – картинная галерея «Арт-гнездо» и опять же сильно не дешевое кафе – в бизнес-центре трудилось две тысячи высокооплачиваемых сотрудников, а свободные офисы исчезли из предложения еще до конца строительства.
В кафе готовили очень вкусный лосось со шпинатом. Плюс из качественных динамиков всегда негромко доносился хороший, проверенный временем джаз: какой-нибудь «лагерный вокал» или «поющие трусы» здесь были бы явно неуместны.
Еще месяц назад Ефим бы сюда не пошел. Потому как нету денег – люби веник.
Сейчас – пожалуйста.
Он и Семенову угостит: не мог старомодный профессор допустить, чтобы женщина расплачивалась за свою еду сама. В Америке Береславского уже давно бы посадили за покушение на равноправие полов. Но, к счастью, Россия – не Америка.
А вот и она.
Надежда Владимировна поздоровалась и села напротив.
Их романтические отношения не продолжились, чем оба были вполне довольны: секс на рабочем месте – не есть хорошо. К тому же Семенова, похоже, нашла запоздалую любовь – Ванечку Борщева, своего повара. А Ефим Аркадьевич, завязав с едва начавшимся романом, счел себя чистым перед любимой Наташкой: один раз, и то случайно, не считается. По крайней мере, по меркам профессора.
– Ну, как наши дела? – спросил Береславский. – Заявка на тендер готова? – Ее должны были доделать еще вчера.
– Заявка готова, – ответила Семенова. – Но подавать ее я не буду.
– Это еще почему? – удивился и разозлился Ефим Аркадьевич. Такие решения если и принимать, то вместе.
– Потому что достали, – в сердцах сказала женщина. – Не могу больше.
Вот этого и не любил в тетках профессор. Правда, и в мужиках он этого же не любил. Хочу не хочу – это не бизнес.
– В чем дело, Надежда Владимировна? – мягко поинтересовался Береславский. – Что-нибудь со вчерашнего дня изменилось?
– Да, – устало сказала она.
– Что именно?
– Привет! – раздалось из-за спины Ефима. Профессор аж подпрыгнул на своем стуле: нервишки-то напряжены.
Это был Ванечка, как всегда, в хорошем настроении.
– Можно к вам? – поинтересовался Борщев.
Береславский невежливо промолчал: Ванечка при делах, по большому счету, не был, а события разворачивались нешуточные.
– Садись, Ванечка, – ответила Семенова. – Ты почти не опоздал.
«Ого, они еще и договорились заранее», – профессор понемногу начинал злиться серьезно.
– Ефим Аркадьевич, – Надежда, правильно просчитав реакцию компаньона, решила смягчить ситуацию. – Не обижайтесь, пожалуйста. Но я хочу, чтобы Ванечка присутствовал при наших совещаниях. Он теперь почти мой муж, если, конечно, не передумает.
– Главное, чтобы ты не передумала! – засмеялся Ванечка. – А за меня будь спокойна.
– Поздравляю, – буркнул Береславский.
– В наших договоренностях ничего не меняется, – поспешила добавить бизнесвумен.
– Я уже заметил, – не принял «трубку мира» профессор.
– Ладно, – не стала спорить Семенова. И вынула из сумки несколько пластиковых файлов. – Это – дополнение к тендеру. Разослано всем участникам.
Ефим вчитался в текст.
Участников тендера предупреждали, что авансирования в случае победы им не дождаться и оборудование должно быть поставлено без предоплаты. Расчет – в течение двенадцати месяцев после поставки.
– Ну и как, народ согласился? – поинтересовался Береславский.
– А кто будет против? – устало улыбнулась женщина. – Все три фирмы аффилированы с «Росмедспецпоставкой». Фокус старый: своим деньги вернут сразу. А чужие просто не полезут. Даже при тридцатипроцентной рентабельности вносить семьдесят процентов своих тяжело. Я не найду деньги быстро: только-только рассчиталась со старыми долгами.
– Значит, в дефиците примерно двести восемьдесят миллионов рублей, – прикинул Ефим.
– Двести тридцать, – уточнила Семенова. – Мне дадут дополнительную скидку за объемы.
– А товарный кредит они тебе не дадут? Вы ж столько лет работаете.
– Дадут, – без оптимизма в голосе согласилась Надежда Владимировна. – На половину суммы. С отсрочкой на год, под пять процентов.
– Классно! – одобрил профессор. – Осталось сто пятнадцать «лимонов».
– Ага, – безучастно подтвердила дама. – Всего сто пятнадцать. Причем квартиру я закладывать точно не буду. Уже закладывала. Все равно не хватит. А у меня дочь и мама. Если у тебя есть – рискни. Условия поменяем.
Это был нечестный ход.
У Ефима сейчас не было и миллиона: он, с помощью все той же Семеновой, только-только начал выползать из собственного финансового кризиса.
– То есть дело лишь в деньгах? – Ефим не мог заставить себя согласиться с очевидным и бросить с таким трудом начатое.
– И в деньгах тоже.
– Что же мы, зря ездили в Псков? – тоже расстроился Ванечка. Он, похоже, был мужчиной азартным и не трусливым. Ефим почувствовал к Борщеву уважение и симпатию.
– А у тебя есть другие идеи? – спросила Надежда Владимировна.
Помягче спросила, чем Береславского. Не предложила ему внести свои.
Однако теперь всех удивил Ванечка.
– Больше тридцатки я сейчас из дела не выну, – огорченно сказал он.
Семенова так удивилась, что даже политкорректность потеряла:
– Из какого дела? Ты же мне говорил, что поваром работаешь?
– Я и работаю поваром, – отмахнулся Борщев. – В своих кафе.
Надежда с полуоткрытым ртом осталась переваривать внутрисемейную новость, а Ефим обрадовался. Ай да Ванечка, ай да молодец! Он всегда искренне радовался за хороших людей. Да и дефицит уменьшался еще на миллион американских долларов.
– Так это твоя сеть? – спросил Ванечку профессор.
– Нас два партнера, – ответил Надеждин жених. – На мою тридцатку можете рассчитывать. Больше пока нет.
– Проценты? – уточнил Береславский. Деньги счет любят.
– Ноль. Поработаем на благо российского здравоохранения. Но потерять миллион баксов все же не хотелось бы.
– Если мы выиграем тендер, они не смогут не заплатить, – сказал Ефим Аркадьевич. – Итого, в минусе – восемьдесят пять миллионов рублей.
Он уже примерно представлял, где их найдет. Жизнерадостный друг-банкир Вован полтора года как жил на Гоа, отрываясь на всю катушку. Однако разросшимся за двадцать лет бизнесом управлял по-прежнему четко: видать, «трава» еще не высушила ему мозги окончательно. Девять «первоначальных» «лимонов» баксов Вовка, конечно, не выделит – слишком большие деньги. А три «лимона» – даже меньше, чем три, – вполне.
