Мэри приехала, когда мы садились за стол ужинать. «Ну и ну, вот незадача», — сказала она и набросилась на селедку в имбире: аппетит в пути разыгрывается.
После селедки настал черед сала с капустой, головки сыра в десять фунтов (все, что осталось) и пирога с морской капустой, который мама сварганила на скорую руку, чтобы побаловать Мэри, и который был отвратительным.
— Мама, — сказала Мэри, — не буду тебе льстить, от замены мы явно не выиграли.
— Что касается пирога с морской капустой, — подхватил папа, — то должен признать, что Бесс знала в нем толк.
— Давайте лучше поговорим о бедной девочке. И о Джоэле. Вы верите в то, что он занимался такими эксцентричностями? Я — нет.
— Я — тоже, — сказала мама.
— Нужно найти ему хорошего адвоката, — сказала Мэри.
— Это будет дорого стоить, — сказал папа. — Ведение дела о вампирах стоит раза в два дороже, чем дело о сатирах или дезертирах, а это не шуточки. Найдутся ли у нас средства?
— Можно все-таки чем-то пожертвовать, — сказала Мэри.
— Тем более что он невиновен, — сказала мама.
— Я в этом не очень уверена, — сказала Мэри.
— А я уверена, — сказала мама.
— Как ты можешь быть в этом уверена? Может, ты и виновного знаешь?
— Конечно. Вот он.
И она посмотрела в сторону папы.
Мэри хлопнула себя по ляжке (жест, который она наверняка подцепила на своей работе).
— Забавная ситуация, — сказала она. — Я об этом думала. Вы разве не находите это забавным?
— Какая сообразительность, — сказала мама.
— А откуда ты знаешь, что это он?
— Он сам признался.
— Ну и ну...
Несколько секунд она молча рассматривала папу.
— Ну и ну, — повторила она, на этот раз обращаясь к нему. — Так чего же ты ждешь? Пошел бы и сдался.
— Почему ты хочешь, чтобы он сдался? — спросила ошеломленная мама.
— Потому что он — виновный.
— Не все виновные сдаются, — сказала мама. — Если бы все это делали, детективных романов не было бы вовсе.
— Чтобы освободили его сына, — пояснила Мэри. — Твоего.
— Думаешь, поможет? — спросила мама.
— Вне-фся-ка-ва-сам-не-ни-яяя! — гаркнула Мэри ей в ухо.
Мама посмотрела на супруга:
— Собрать тебе вещи?
— И ты туда же! И ты за это бессмысленное предложение! Но я ведь вам сказал, что не убивал ее.
— Как это? — спросила Мэри.
— Ну да. Она умерла от обморока. Умерла сама, сама по себе. Я ни при чем. Я только пил ее кровь. И то не так чтобы. Выпил-то совсем немного. И все. Я не преступник. Нет смысла рисковать своей шкурой. Я ни за что не смогу доказать, что не убивал ее. Не хочу, чтобы меня приговорили к смертной казни. Я только пил, чуть-чуть выпил, и все.
Рассказывая всю эту жалостливую дурь, папа делал невообразимо плачевный вид.
— Но ты же не позволишь, — сказала Мэри, — чтобы вместо тебя повесили Джоэла?
— Не позволишь? — повторила я.
— Это было бы нехорошо, — заметила мама.
— Но ведь я вам сказал, что не убивал ее!
— Тем более, — сказала Мэри.
— Тем более, — добавила я.
— Это было бы нехорошо, — заметила мама.
— Если ты сдашься сам, — сказала Мэри, — ты заслужишь снисхождение присяжных.
— Судья тебя похвалит, — добавила я.
— В округе к нам будут относиться лучше, — заметила мама.
— Твоя фотография появится на первой странице, — сказала Мэри.
— Мы будем вырезать статьи о тебе, пока ты будешь сидеть в тюрьме, — добавила я.
— Я об этом даже и не мечтала, — подхватила мама. — Сначала сын, потом муж, и их портреты в газете. Как нам повезло!
— Видишь? — спросила Мэри.
— Видишь? — спросила я.
— Я не знаю, — сказала мама, — собирать ли тебе теплые вещи на лето. Как ты думаешь?
Папа не ответил.
— А? — спросила мама.
Рука папы безвольно упала на стол.
— Как все печально, — сказал он. — Ну, как все печально. В кои веки удалось выпить пинту хорошей крови...
Он вздохнул:
— Ну, да ладно...
Он с трудом оторвал зад от стула. Медленно вышел из столовой. Было слышно, как он поднялся по лестнице, потом заходил наверху взад и вперед, прямо над нашими головами.
— Что он собирается делать в твоей комнате? — спросила Мэри.
— Не знаю, — невозмутимо ответила мама.
Он спустился минут через десять, даже раньше. Приоткрыл дверь, просунул голову и сказал:
— Я пошел за спичками.
Его шаги удалились по коридору. Входная дверь тихонько открылась, затем осторожно закрылась.
24 апреля
Джоэла сместили на третью страницу. В вечерних газетах еще не объявляли о его освобождении.
25 апреля
Ничего особенного.
Вряд ли папа пошел за спичками в сторону тюрьмы.
26 апреля
Ничего.
27 апреля
Ничего.
28 апреля
Ничего.
29 апреля
Мэри предложила донести на папу, у него было достаточно времени, чтобы смыться. Мы с мамой не согласились.
2 мая
Мы были правы. Невиновность Джоэла доказана. Виновным оказался высокий, сутулый мужчина сорока лет в розыске. К нам пришел инспектор и стал нас опрашивать. Ушел, не добившись никаких сведений, кроме тех (положительных), что касались бедняги Джоэла.
3 мая
Джоэла освободили сегодня утром. Миссис Килларни и Саломея ждали его у нас. Настоящий триумф. Мы обмывали его освобождение целый день без остановки. Набежали соседи и друзья с поздравлениями. Было выпито неисчислимое количество бутылок. В шесть часов Джоэл отправился к себе вместе с миссис Килларни и ребенком. Мэри уезжала в Гэлин, ее поезд уходил в семь часов. За ужином мы с мамой остались одни. Было невесело. Я вспомнила, что забыла показать Мэри письмо отца Томаса.
4 мая
Опять приходили инспекторы. Шарили повсюду.
5 мая
Наконец-то они попали в точку: папина фотография на первой странице. Он — Дублинский Вампир. Похоже, что он виновен во многих других подобных преступлениях, совершенных в разных местах земного шара. Мама ликует. Мы снова обмываем случившееся с соседями и друзьями.
Я пошла к Джоэлу, чтобы спросить, что он думает по этому поводу. Перед его лавочкой собралась толпа. Ему устроили овацию. Забравшись на лестницу, он прибивал над своей дверью табличку «Покупайте у Вампира». Когда он спустился, его встретили аплодисментами. Невозможно было к нему подступиться. Наконец он меня заметил и провел в свою берлогу. Миссис Килларни, срубившаяся после долгих праздников, спала в углу, равно как и невосприимчивая к шуму и по-стариковски сморщенная Саломея. Джоэл не без труда вытурил всех за дверь, каковую тут же запер. Бутылки из-под уиски, полные и пустые, устилали пол. Уверенной рукой Джоэл подобрал одну из них, полную, и подвинул ко мне ящик, чтобы я могла сесть.
— Сногсшибательно, — сказал он, наполняя мой стакан. — Неограниченный кредит у всех торговцев квартала. Непрерывные заказы. Я уже готовлю новые модели: в частности, квадратную пуговицу с внутренней пружиной из брюшной щетины. Если бы я не осуждал эксплуатацию пролетариата и интенсивность труда, пришлось бы нанимать рабочих. Ну, в общем, грех жаловаться.
— Ты удивился, когда узнал, что это был папа?
— Нисколько. Кстати, о тюрьме, даже думать о ней не могу. Ужас. Там даже выпить нечего. Думал, свихнусь.
— Думаешь, его арестуют?
— Папу? Конечно, нет. Он свое дело знает. Жаль, что я так плохо знал его раньше.
— В любом случае, мы его больше не увидим.
— Не стоит из-за этого убиваться. Еще стаканчик?
— Пожалуй. Если, судя по его словам, он действительно ее не убивал...
— Шшшш. Не распространяй подобных слухов, мало ли что.
— Я просто так сказала.
— Впрочем, я подозревал, что этот тюфяк не способен на убийство.
— Ты расстроился, когда узнал, что она умерла?
— А почему я должен расстраиваться? Из-за того, что произошло в твой день рождения? Это было так, смеха ради. Вообще-то, да, я расстроился. Теперь, когда ты об этом сказала, а я подумал.
— Не думай слишком много.
— За это не переживай. Слышь, а у меня для тебя новость, но как-то неловко о ней говорить. Может, это покажется тебе смешным.
— Давай.
— Ну так вот, из «Дублинской воскресной» попросили у меня, значит, что-нибудь написанное мной, чтобы опубликовать. И я дал им одно стихотворение.
— Я не знала, что ты пишешь стихи.
— Да. А у тебя самой нет никакой идейки, по части литературы?
— Я хотела бы написать роман.
— О чем?
— Не знаю.
— Ты уверена, что это будет роман?
— Это — точно. И еще: я напишу его на ирландском.
