— Смотри, смотри, царь едет, — с оттенком иронии проговорил молодой человек заигравшейся девушке, когда мимо них на большой скорости проносилась четверка тонированных внедорожников, между которыми был зажат лимузин с примечательным гербовым вымпелом. За лимузином следовало три микроавтобуса с мигалками.
Выезд министра был организован как часть крупномасштабной, направленной на повышение рейтинга акции. Четкий сценарий не предполагал неожиданностей. Он включал в себя якобы незапланированное посещение магазина и встречу с московскими жителями. В магазине министру следовало поцеловать карапуза, приобрести пакет ряженки, пачку «Русских» пельменей, батон бородинского хлеба, пообещать повышение пенсии пенсионерке, выслушать добрые пожелания восторженной продавщицы, оставить автограф пронырливому разнорабочему и, помахав на прощанье рукой, удалиться. Все это должно символизировать демократичную близость правительства и простого народа, которая в записи будет транслироваться по телевидению.
В продовольственном магазине с говорящим названием «Народный», что располагался напротив ресторана «Ажурный», шли приготовления к визиту высокого гостя. Над входом повесили транспарант, где крупными буквами было выведено: «Добро пожаловать». Только успели раскатать и расправить пурпурную ковровую дорожку. Надувшийся от сознания собственной значимости распорядитель метелкой сметал с нее не успевавшие таять снежинки. От бесконечных наклонов и взмахов распорядитель раскраснелся, как сваренный рак, и его горящее энтузиазмом лицо сливалось с торжественным пурпуром.
Сквозь устроенный вооруженный кордон стал стекаться «народ». У входа топталась группа «случайных прохожих». Из-за дверей магазина оглушительно грянула музыка и через мгновение сбавила звук. Стройной колонной в помещение проследовали: деловитая пенсионерка, подобострастный разнорабочий и несущая на руках жизнерадостного карапуза экзальтированная продавщица. Появились люди с профессиональными видеокамерами, катушками проводов и штативами. Неподалеку от металлических рам прогуливался человек-бутерброд с рекламой туристических авиалиний — до страха уродливый тип, у которого на расплющенном лице не было носа. К нему несколько раз подступали серьезные личности; но после непродолжительных объяснений и предъявлений каких-то бумаг странного гражданина оставляли в покое.
Среди наблюдателей со стороны был еще один присыпанный снегом, он неподвижно стоял в нише стыков домов на противоположной стороне улицы. Он напоминал гипсовое изваяние бродяги, чью шею какой-то шутник обмотал веселеньким шарфом цветов флага Ямайки. Всю ночь этот несчастный полоумный человек бегал от мнимой погони по городу. Ближе к утру спрятался в помещении известной закусочной, заскочил в туалетную комнату, забился в кабинку и просидел на стульчаке унитаза несколько долгих часов. Дежурный уборщик обнаружил его, уговорил покинуть убежище и спровадил на свежий воздух.
Крючков продолжил бесцельно слоняться по улицам и подворотням. У него не было планов, воля и разум оцепенели от страха и холода. К восьми утра чуть расцвело. Павел остановился рядом с какой-то церквушкой и какое-то время смотрел, как облетает кресты и скандалит между собой воронье. Он подошел к калитке, ведущей на обнесенную ограждением территорию храма, подергал ее. Она не открылась.
— Вот и конец, — решил наш герой. — Конец — всему делу венец. И одна еще не пройденная до конца дорога.
Через час ноги сами собой привели Павла к ресторану «Ажурный». Похожий на привидение он зашел в углубление стены и занял свой пост. Теперь оставалось лишь ждать, чем все это закончится. Крючков смотрел на суетящихся около магазина людей.
Ему было известно, что среди них есть киллеры — участники переворота. Крючков не мог узнать ни одного человека. Стало быть, убийцы — члены неизвестной Крючкову подпольной ячейки. Павел слышал, что «Фронт сопротивления» — организация с разветвленной структурой, имеющая отделения по всей стране. И без сомнения кто-то сейчас прикрывает тех, кто будет стрелять и кидать бомбы в министра. Безносый урод больше других вызывал подозрение. Правда, все это не имело для Павла значения.
Убьют — значит убьют. Любой исход покушения станет трагическим. Пусть грызут глотки друг другу. Он для них не существует. Им на него наплевать. И ему на них. Кто он такой? Маленький человек, тонущий в собственной луже. Он незаметно уснет и очнется, когда не останется ничего — ни отчаяния, ни боли, ни этого обледенелого, жуткого города.
Павел прижался к холодной стене (холода он не почувствовал), закрыл глаза. Он увидел сине-зеленое море, которое резали на красивые полосы теплые волны. На гребешках волн — блестки пены. Солнце сияет, слепит. Кто управляет послушной и устойчивой к морскому волнению лодкой? Это он — правит к берегу. Туда, где все радости жизни — сладкая нега, пальмы, бананы, дворцы. И где-то там дожидается нежно любимая Aim. Павел, плыви! Вперед, Павел!
Шум прибоя заглушил рокот и приглушенные возгласы. Павел проснулся, открыл глаза и увидел колоннаду подъезжающих к магазину машин. Черные автомобили заняли обе стороны улицы. Два из них — микроавтобус и внедорожник — затормозили напротив укрытия Крючкова. Из их приспущенных окон на Павла уставились оснащенные гарнитурами связи серьезные люди. Между оказавшимися рядом с ним автомобилями Павел мог видеть притулившийся у магазина украшенный гербовым вымпелом лимузин. Толпу «случайных прохожих» потеснили, освободили проход. У входа остались только сотрудники безопасности и вытянувшийся, как струна, распорядитель. Группа телохранителей подступила к задней двери лимузина; из нее вышел одетый в аляску лысеющий гражданин. Телохранители молниеносно закрыли министра своими могучими торсами. Ничего не случилось. Под звуки «Китайского танца» из балета «Щелкунчик», процессия вошла в магазин.
«А если сказать этим людям, которые в микроавтобусе, — представил Крючков. — Что тогда? И что будет потом? Нет уж. Пусть все идет как идет. К тому же не исключено, что переворот отменили».
Падал снег. Толпа у дверей колыхалась. Минуты тянулись мучительно медленно.
«Сколько время сейчас? Наверное, двенадцать?» — озадачился Павел и пошевелил окоченевшими членами.
Дверь магазина раскрылась. Из дверного проема, пятясь назад, выполз сложенный пополам оператор с видеокамерой. Следом за ним на пороге возник худощавый человек, чье лицо Павел очень хорошо знал. Этого человека показывали во всех новостях, которые Павел смотрел по телевизору дома у себя в городишке.
Что-то было не так. На руках человека сидел веселый малыш. Министр поднял ребенка, как завоеванный кубок, над своей головой и, улыбаясь на камеру, сделал шаг вниз по лестнице.
— Безносый! — чуть было не крикнул Крючков. Он заметил, как человек-бутерброд с досками, обещающими комфортабельные перелеты, занял позицию у лимузина и, развернувшись, перемигнулся с каким-то до сих пор неприметным мужчиной. В этот момент раздались выстрелы. Они были похожи на грохот шагов по металлической крыше. Толпа свидетелей ахнула, завопила и развалилась. Павел увидел, как был повален и скручен стрелявший. Но пальба не прекратилась. Огонь вели с разных сторон. Было не разобрать, кто в кого и откуда стреляет. У входа с пронзительным треском выплеснулась и развернулась защитная сфера. Несколько пуль щелкнуло по микроавтобусу, откуда выскакивали вооруженные автоматами телохранители. Павел втиснулся в стену и не шевелился. И тут грянул взрыв. Из окон здания брызнули стекла. Улицу заволокло дымом. Павел схватился за голову. Теперь он ничего не мог слышать. Из черного облака между автомобилями бежал и, споткнувшись, упал человек. Он был не один. К закрытой курткой-аляской груди он прижимал карапуза. Министр вдруг показался каким-то очень земным, уязвимым. Несомненно, он был не бессмертен. Перед Крючковым был обычный живой человек. Глупо, но никогда еще Павел таким его не представлял. Министр упал, прикрыв малыша своим телом. Через миг появилась девчонка. Крючков моментально узнал ее. В его направлении бежала та самая девушка, которая в далеком теперь ноябре забрала у Павла анкету и на следующий день уволилась из кадрового агентства. Она, как и в прошлый раз, была в клетчатой юбке. Но на лице ее вместо милой улыбки алой раной зиял отражающий жгучую ненависть яростный оскал. Она рухнула, сраженная пулей, попавшей ей в сердце. Но успела, дернув чеку, кинуть гранату, которая теперь, ощетинившись гранями, лежала рядом с министром. Павел наблюдал это как в замедленном кадре. Хотя все движения заняли доли секунды: он выскочил из укрытия, поднял и со всей силы швырнул лимонку через микроавтобус. Граната бахнула в воздухе. Сквозь писки и звон в ушах Крючков не мог слышать крики подорванных раненых людей. Он только почувствовал, как его крутят и валят на тротуар, раздирают щекой затаившийся под растаявшим снегом асфальт.
