— Лечим мистера Суонсона. Ушиб ребер в результате падения с велосипеда.
Виллануэва бегло, но внимательно осмотрел грудную клетку больного.
— Машина неожиданно вильнула перед ним. Этот негодяй даже не остановился.
— Понятно, — сказал Гато. Он увидел, что хотел увидеть, и вышел из палаты.
— Удачно поработать, доктор Уиллс.
Немного развлекшись, Виллануэва вернулся на свой пост.
— Пожалуй, я закажу пиццу, — сказал он Роксане.
— Не накликай беду, Джордж.
Роксана была одним из немногих сотрудников больницы, называвших Виллануэву по имени.
До конца смены так ничего и не случилось, и Виллануэва вышел на улицу совершенно неудовлетворенным. Он сел в свой «родстер» и поехал в бар «Рейли». В этом баре не подавали мохито или замороженные напитки. Единственное, что заканчивалось здесь на «-тини», — это мартини. Не было здесь ни эпплтини, ни всяких новомодных напитков с имбирем или гранатом. Усевшись на свое обычное место за стойкой, Большой Кот тут же увидел привлекательную женщину лет сорока, сидевшую в двух стульях от него. Она была хорошо сложена и стройна, но не так тоща, как его бывшая. Бармен поставил перед ним стакан рома и бутылку кока-колы.
— Что скажешь, Супчик? — спросил Джордж бармена, не отрывая взгляд от женщины. Бармена звали Том Кэмпбелл, но для завсегдатаев он был Супчиком.
— Привет, док. Как дела в больнице?
— Ты же меня знаешь, Суп, мои дела всегда прима! — сказал он громче, чем обычно, и развернулся на стуле в сторону женщины. Она повернула голову и посмотрела на Виллануэву.
Супчик все понял.
— Доктор Джордж Виллануэва! — объявил он. — Док, познакомьтесь с этим Божьим чудом. Ее зовут Меган.
Джордж протянул женщине свою огромную лапу.
— Рад познакомиться, — сказал он, представив себе Меган абсолютно голой.
— Вы врач? Простите, но не могу удержаться от вопроса. Я тут кое-что услышала по телевизору, а теперь просто умираю от любопытства, так хочу узнать, правда ли это?
— Спрашивайте.
— Мне неудобно.
— Неудобно произносить мою фамилию.
— Ладно. Правда ли, что люди начинают испускать запах, когда возбуждаются? — От одного этого вопроса гормоны взыграли в крови Виллануэвы. «Спокойно, Гато», — приказал он себе. И он заговорил, как профессор с кафедры, стараясь скрыть за солидностью юношеское вожделение, потрясшее до основания его гормональную систему.
— Когда у людей возникает сексуальное возбуждение, в организме вырабатываются особые гормоны — внутренний любовный напиток номер девять. У всех позвоночных есть специальный вомероназальный орган, который улавливает запах этих гормонов. Если у вас хороший нюх, то и вы можете уловить запах вожделения. — Джордж перестал напускать на себя ученость. — Кивните мне, когда мне навострить нюх.
Он оглушительно расхохотался, обезоружив Меган и не дав ей обидеться. Отсмеявшись, Большой Кот подался вперед.
— Расскажите мне о себе.
Прежде чем женщина успела ответить, в его кармане зазвонил сотовый телефон. Он постарался не обращать на звонок внимания, но телефон продолжал навязчиво жужжать. На секунду оторвав взгляд от женщины, Виллануэва взглянул на дисплей. Звонил Ник.
— Может, стоит ответить?
— Ничего, подождут, — ответил он.
Телефон снова зазвонил. После четвертого звонка он умолк.
— Вы уверены, что на звонки не надо отвечать?
— Нет, все в порядке. Меня больше интересует дама по имени Меган. Для начала хотелось бы знать, как такая красавица оказалась рядом со мной у стойки бара «Рейли»?
— То есть вы хотите знать, как такая милая женщина оказалась в таком неподобающем заведении? — Меган запрокинула голову и рассмеялась. Джордж был сражен наповал этим смехом и великолепными зубами.
— Да, что-то вроде этого.
— Супчик и я вспоминаем прошлое.
— С этим небесным созданием я познакомился, когда держал бар «Оазис» на Сент-Пит-Бич.
— Мне кажется, я с удовольствием присоединюсь к этой группе поклонников. К группе Супа.
Меган снова рассмеялась, откинув назад голову.
— Издержки профессии, — сказал Кэмпбелл и горестно махнул рукой.
— У вас хороший вкус в выборе барменов, — сказал Виллануэва и обернулся к Кэмпбеллу: — Как ты относишься к таким компаньонам-соперникам, как я?
Он продолжал свой петушиный танец, рассчитывая завлечь Меган в свою квартирку для подогретой алкоголем любовной игры, но при этом старался обдумать две вещи. Первое: надо зайти в туалет и принять заветную голубую таблетку, которая для таких случаев всегда была у него под рукой. И второе: чего хотел Ник?
Он сам удивился, что не придал никакого значения звонку сына. Месяц назад он бы вообще проигнорировал его. Ник почти никогда не звонил, а если и звонил, то только тогда, когда ему были нужны деньги или когда хотел пожаловаться на мать, которая, к примеру, запретила ему играть в компьютерные игры за тройку по истории. Обычно Джордж даже не перезванивал сыну на следующий день. Когда они после этого встречались, Виллануэва ссылался на вызов в больницу или вообще не упоминал об этом. Ник обычно не обижался, просто окидывал отца оценивающим взглядом.
Но сейчас Виллануэва никак не мог отделаться от мыслей о звонке сына. В то же время если он не поторопится, то может пропасть желание, не говоря уже о том, что закончится действие волшебной пилюли. Желание разрывало его на части. Игравшие в крови гормоны обострили зрение — он слишком отчетливо видел стоявшую на стойке вторую порцию рома — и осязание.
Но все же, что случилось у Ника? Оказывается, он привязан к сыну сильнее, чем думал, и неотвеченный звонок давил на психику. До сих пор в своих отношениях с сыном Виллануэва пытался поддерживать тот минимум, который позволял ему сглаживать неспособность быть хорошим отцом. Он был похож на диабетика, который лечится спустя рукава, лишь бы не впасть в гипергликемическую кому. Но теперь это было не просто чувство вины. Виллануэва нутром чувствовал, что у сына что-то случилось. Такой тревоги он не испытывал с тех пор, когда у Ника в пятилетнем возрасте поднялась температура до сорока. Может быть, Ник с девушкой и ему нужен отцовский совет? Может, он был на вечеринке, выпил лишнего и теперь боится звонить матери? Может быть, его избили или он попал под машину? Виллануэва изо всех сил пытался отделаться от тревоги. Он же пережил подростковый возраст. У Ника тоже все будет в порядке.
Виллануэва выпил ром и колу, и Супчик поставил перед ним третий стакан.
У Джорджа давно не было женщины, и он ни за что на свете не хотел упускать представившуюся возможность. Что тут скажешь? Виллануэва любил женщин. Он страстно любил двадцатилетних и сорокалетних, блондинок и брюнеток, высоких и маленьких, азиаток, мексиканок, африканок, американок и англичанок — это было ему совершенно безразлично. Он любил женщин во всем их бесконечном разнообразии. И он живо представил себе, как начнет раздевать Меган под звуки томной бразильской мелодии, льющейся из динамиков его стереосистемы. Ничто так не возбуждает, как самба, которую поют по-португальски.
Сын и завтра останется его сыном, а возможности подцепить Меган уже не будет. Конечно, Виллануэва сознавал, что обладает харизмой, компенсировавшей многие его недостатки: ему было сорок восемь лет, он страдал избыточным весом и был сильно утомлен работой. И все же, невзирая на свое обаяние, он понимал, что может завлечь к себе красивую женщину, только если она разогрета алкоголем. А ему самому алкоголя было уже достаточно.
С Супчиком у Виллануэвы было молчаливое соглашение. Сколько бы Большой Кот ни выпил, он всегда платил двадцать долларов и двадцать давал на чай.
— По последней, друзья мои, — сказал Кэмпбелл.
Виллануэва бросил на стойку сорок долларов и повернулся к Меган:
— Я живу за углом. Не хотите продолжить этот вечер восхитительной текилой?
— Почему нет? — Меган рассмеялась.
Когда они вышли из бара, Виллануэва крепко взял спутницу за талию. Но в это время опять зазвонил телефон. Виллануэва не разозлился на этого электронного убийцу, он встревожился. Отпустив Меган, достал из кармана сотовый телефон.
— Ник, что случилось? — спросил он.
— Папа, прости, что побеспокоил. — Голос сына звучал странно и казался чужим и незнакомым.
— Все в порядке, малыш, что у тебя произошло?
— Папа, мне плохо. Я в последнее время много думал. — Он замолчал, потом снова заговорил: — У меня все время такое чувство, что ничто не имеет значения. Ничего из всего, что я говорю и делаю. Я сам не имею значения.
Меган отступила на один шаг и остановилась, скрестив руки на груди. Виллануэва поднял палец, давая ей знать, что сейчас освободится.
— Послушай меня, сынок. Я не знаю, что ты себе вообразил, но, конечно же, ты имеешь значение. Для меня ты — все. — Он не обдумывал свои слова, они сами слетели с его губ, и он удивился, поняв, что это — чистая правда. Этот странный, неуклюжий и угловатый мальчик был для него всем.
