Бен Элтон - Слепая вера

— Если Чантория созналась во всем добро­вольно, — сказал он, стараясь, чтобы его голос не дрогнул, — зачем было так ее истязать?

К его облегчению, инквизитор захлопнул книгу и, презрительно хмыкнув, швырнул ее в жа­ровню.

— Мы должны были выяснить, правду она го­ворит или нет, — пояснил он. — Ведь она, оче­видно, ведьма, а ведьмы хитры.

— Она не ведьма.

— Она позволила добрым людям из вашего прихода уверовать в ее святость, тогда как на са­мом деле жила в союзе с еретиком и дьявольским ребенком. Разве это не ведьминские козни?

Траффорд не ответил. Силы покидали его вмес­те с кровью, сочащейся из глубоких ран на спине.

— Кто делал прививку вашей дочери? — спро­сил инквизитор нарочито небрежным тоном, и по этому вопросу Траффорд понял, что подлинные испытания еще впереди.

— Я его никогда не выдам, — ответил Траф­форд. — Он пытался спасти мою дочь. Я ничего вам не скажу.

— Скажете, Траффорд.

— Никогда.

— Десять, — сказал инквизитор.

После десяти очередных ударов хлыстом Траффорд едва не потерял сознание. Затем ему вы­жгли на животе и ягодицах слово "еретик". Затем его растянули на дыбе.

Превозмогая адскую боль, Траффорд старался все время удерживать перед своим мысленным взором лицо Сандры Ди. Это ради нее он терпел муки. Пока речь идет о Кассии, брат Искупитель не доберется до тайны библиотеки. Если же это случится, Сандру Ди тоже схватят. Траффорд даже начал надеяться, что умрет раньше, чем палачи сломят его сопротивление, и таким образом уне­сет свою тайну в могилу.

Распяв Траффорда на дыбе, мучители пропус­тили ток через его гениталии и стали по очереди вырывать ему ногти.

Этого он уже не вынес.

— Довольно! — выкрикнул он. — Имя, кото­рое вам нужно...

— Кассий, — произнес инквизитор.

Траффорд был ошеломлен. Он попытался хоть немного прояснить багровую сумятицу своих мыслей.

— Не понимаю, — наконец прошептал он.

— Что же здесь непонятного? — спросил брат Искупитель. — Человеком, который воткнул в Мармеладку Кейтлин отравленную иглу, был ваш коллега Кассий. Я знал это с самого начала. Все страдания, которые вы перенесли, были напрасными. Мне просто хотелось проверить, как долго вы продержитесь. Можете считать это про­фессиональным любопытством.

— Но...

— Не будьте наивным, Траффорд. Разумеется, мы всё знали. И вы сами поняли бы это, если бы немножко подумали, вместо того чтобы корчить из себя героя. Когда вы впервые сообщили Чантории, что к вам обратился вакцинатор? В день физиприса. И вы еще добавили, что он ваш коллега. Вы сказали ей, она — нам. Далее мы очень легко вышли на Кассия, действуя обыкновенным мето­дом исключения. К несчастью, он оказался сооб­разительнее вас.

— Он сбежал?

— Он умер.

— Вы убили его?

— Он сам убил себя. Сразу после вашего ареста. Отправился в мужскую зону отдыха с ду­шевой и принял яд. Он понимал, что его ждет.

Траффорд ничего не сказал, но душа его, не­смотря на ужасную боль, радостно встрепенулась. Кассий — настоящий герой! Если бы его схватили и пытали, сколько людей могло бы пострадать — вакцинаторы, гуманисты, а с ними и Сандра Ди! Но он защитил их, заставив себя замолчать пре­жде, чем его заставили говорить.

— Как я уже сказал, — продолжал брат Иску­питель, — вы напрасно мучились и лишились трех ногтей. Должен признать, что вы стойкий чело­век. Я едва не приказал прекратить пытки. В конце концов, вы нужны нам живым.

— Зачем? Мой секрет вам уже известен. Какая разница, раньше я умру или позже?

— Несчастный глупец! — воскликнул брат Искупитель. — Разница очень велика. Вы еще пригодитесь Храму. Вы с вашей женой осмели­лись обмануть старейшин. Они объявили вашу никчемную дочь чудо-ребенком, а она умерла. И мы знаем отчего.

— От холеры.

— Насланной Любовью, потому что вы бро­сили ей вызов. Теперь вы обязаны признаться в своих грехах публично, чтобы всем людям стала известна доподлинная история вашего проклятого ребенка, Мармеладки Кейтлин.

Большой показательный суд назначили на следу­ющую неделю. Он должен был состояться на ста­дионе Уэмбли в тот самый вечер, на который еще недавно намечалась кульминация кампании под лозунгом "Чудеса бывают!".

Несмотря ни на что, Траффорду все-таки было суждено появиться перед публикой в лучах про­жекторов.

Чтобы сохранить видимость законности и соблюсти процедуру, сидящего в камере Траффорда немного подлечили, а затем дали ему адво­ката. Адвокат оказался женщиной по имени Па­рижская Кокотка — она пришла к нему вечером накануне суда.

— Если меня правильно информировали, вы, в отличие от вашей жены, не раскаиваетесь и даже не считаете себя виноватым в смерти Кейтлин, — сказала Парижская Кокотка чопорным, официаль­ным тоном. Как и подобало представительнице ее профессии, она была в серебристом парике, чер­ном бюстгальтере и толстых, добротных пантало­нах и показалась Траффорду холодной и практич­ной, под стать своему костюму.

— Конечно, я не беру на себя никакой вины, — ответил Траффорд. — Она умерла от холеры. Не я создал воду, которую пьют в нашем доме.

— Разумеется, не вы. Ее создал Бог. Однако с точки зрения закона немедленно возникает вопрос, зачем Бог внес в эту воду инфекцию. Разве вы не признаете, что холера была наслана на ваш район Богом-и-Любовью в качестве воз­мездия за ваши попытки действовать вопреки его воле?

— Нет, не признаю.

— Траффорд, если вы примете на себя ответ­ственность за ваши поступки, мы сможем до­биться смягчения приговора.

— Я принимаю на себя ответственность за свои поступки. В этом вся суть. Мне кажется, я единственный, кто это делает. В отличие от ва­ших законов, я ничего не сваливаю на Бога и ни в чем на него не рассчитываю. Я спас мою дочь от кори и свинки. Потом она умерла от холеры. Я считаю, что ни Бог, ни я тут ни при чем. Это Храм помешал мне достать прививку от холеры.

Парижская Кокотка нетерпеливо застучала по клавишам своего ноутбука. Ей явно жалко было тратить время на полоумных, отвергающих такие фундаментальные юридические принципы, как причастность Бога ко всему на свете.

— Ну хорошо, — с сарказмом произнесла она. — Давайте вернемся к обстоятельствам дела.

Вы признаете, что по вашей инициативе Кейтлин была сделана прививка?

— Да, признаю.

— Можете ли вы переложить на кого-либо или что-либо часть своей вины?

— Я вас не понимаю.

Парижская Кокотка даже не старалась скрыть досаду: очевидно, ей казалось, что Траффорд на­рочно валяет дурака, изображая непонимание.

— По закону статус жертвы считается смяг­чающим обстоятельством, — раздраженно объ­яснила она. — Если вы сумеете привести дока­зательства в пользу того, что вас самого можно рассматривать как жертву, судьям придется учесть это при вынесении окончательного решения. На­пример, не унижали ли вас в детстве родители, за­низив таким образом вашу самооценку?

— Нет.

— Не страдаете ли вы дурными привычками? Возможно, вам приходится бороться с поработив­шими вас демонами или зависимостью от каких-либо лекарств? А может быть, проблема неболь­шого роста и негативное представление о самом себе помешали вам реализовать заложенный в вас потенциал сильной и многогранной личности?

— Нет.

— Может быть, к вам проявляли неуважение люди, отказывающиеся оценить по достоинству вашу законную гордость тем, кто вы и чем зани­маетесь?

— Нет! Ничего подобного не было. Мне не нужно смягчение приговора. Я любил свою дочь и, насколько мог, действовал в ее интересах, вот и все.

Парижская Кокотка взглянула на часы: ей явно не терпелось завершить это бессмысленное и бес­перспективное собеседование.

— Траффорд, Храм назначил меня вашим ад­вокатом по этому делу. Мой долг — поставить вас в известность о том, что "действия в интересах ва­шего ребенка" не являются оправданием для про­ведения вакцинации.

— Я и без адвоката знаю, что закон безумен, мисс Парижская Кокотка. Я просто объяснил вам свои мотивы, не предполагая сделать из них аргу­мент защиты.

— Стало быть, аргументов в свою защиту у вас нет?

— Почему же, есть.

— Я имею в виду, легитимных, — сердито ска­зала Парижская Кокотка. — Соответствующих за­конодательству нашей страны и постановлениям Храма. Пожалуйста, не тратьте мое время на пус­тяки.

— У меня есть защита.

— Вы понимаете, что вас обвиняют по двум пунктам: в том, что вы вакцинатор и эволюцио­нист, причем вы не отрицаете ни того, ни другого?

— Да, и моя защита по обоим пунктам одина­кова.

Парижская Кокотка бросила на него усталый взгляд.

— Вы изучали юриспруденцию в течение вось­ми лет, Траффорд?

— Нет, не изучал.

— А я изучала. После чего у меня были десять лет адвокатской практики. Я имею все шансы в бли­жайшем будущем стать юрисконсультом Храма.