Наталия Терентьева - Куда улетают ангелы

Странно, в отличие от того, как я собиралась недавно на даче, я вовсе не плакала. И записок Гарику не писала… Вообще настроение у меня было почти приподнятое. Мне жаль было новой турецкой люстры, в квартире ужасно воняло, но я так давно, да, наверно, никогда не чувствовала столь мощной мужской поддержки. Может, зря я не рассматривала женихов без высшего образования. Кстати, я бы не удивилась, если бы у мрачного Семена вдруг оказался диплом МИФИ или Бауманского.

Уходя, я подумала: не поставить ли квартиру на сигнализацию? Пусть разбираются… Но пожалела соседей — не так уж приятно, когда на твоей лестничной клетке ребята с автоматами бьют ногами в чью-то дверь. Да и дверь мы с грузчиками уже все равно выбили…

Я ушла из нашего разоренного дома, не оглядываясь. Странно, какой символичный итог моей бездумной жизни…

Ночью, удостоверившись, что Варька крепко спит, я вышла на чужую лестничную клетку с пачкой сигарет, которую купила вечером, тайком от Варьки, когда мы заглянули в местный супермаркет.

Я стояла с закрытой пачкой сигарет в руках и смотрела в окно. Кто-то еще не спал, хотя был второй час ночи. В некоторых окнах в темноте мигал голубоватый свет — смотрели телевизор. Тысячи, сотен тысяч людей… У каждого свое «люблю», свое «больно»…

Вот оно — реальное одиночество мегаполиса. Можно подойти к любому. И ни к кому не подойдешь. Не позвонишь в квартиру, где кому-то так же одиноко и не предложишь вместе посидеть, посмотреть в окно.

Я зажгла спичку, долго на нее смотрела, сожгла ее дотла. Потом сожгла другую. И вдруг вспомнила, как мы с девчонками гадали в детстве: надо взять обычный, маленький коробок спичек, вставить в него две спички рядом, с маленьким зазором, параллельно и аккуратно закрыть коробок, чтобы спички торчали из него, как пики — ровно вперед. Потом загадать про спички — кто какая спичка (одна — девочка, другая — мальчик) и зажечь их. И дальше смотреть, как они будут гореть.

Я попробовала загадать себя и Сашу. Он, разумеется, клонился в разные стороны, кочевряжился, а потом неожиданно, в самом-самом конце, склонился ко мне и резко потух. Моя же спичка горела ровно и спокойно, никуда не отклоняясь, а когда его спичка упала на мою, моя вдруг сильно отклонилась, продолжая ярко и бодро гореть, пока не затлел коробок. Больше ни на кого я гадать не стала. Достаточно первого гадания — если верить спичкам, то Саша в результате вернется, останется со мной навсегда, но разлюбит меня (а то он сейчас любит!). А я, вероятно, буду любить его до смерти и сожгу своей любовью всё вокруг себя.

Я убрала спички в карман, а нераспечатанную коробку сигарет оставила на подоконнике. В углу у мусоропровода сидел очень красивый кот — пушистый, белый, с рыжими и серыми подпалинами. На лбу у него был антрацитово-черный треугольник, чуть съехавший на один глаз. От этого вид у кота был несколько бандитский.

— Чепрачок-на-бочок, иди сюда! — позвала я и присела, протянув к нему руку, но он ко мне и не подумал идти. Он сидел и смотрел на меня неотрывно и, как мне показалось, с порицанием. Я вспомнила свои наивные юношеские стихи, которые я сочиняла, сидя в своей комнате и глядя, как над Садовым кольцом садится солнце.

Кажется, это стихотворение я написала, обижаясь на мамину черствость.

Никогда не знаешь, то ли ты себе рисуешь какие-то тропки в будущую жизнь, то ли к тебе из будущего приходят образы и слова…

Утром мы с Варей поделились, кому что приснилось. Ей приснилось, что Александр Виноградов стоит на проезжей дороге, дорога идет между лесных деревьев, идет вверх, и вот на самом верху он и стоит. Зовет ее. А когда она подходит, Александр говорит: «Иди отсюда, гадкая девочка». И делает рукой «вот так». Варька показала — как. Получалось очень обидно.

А мне приснилось, что совершенно голый Александр Виноградов сидит на чистой деревянной лавке, как в бане. Я вижу только его торс. Подхожу и провожу рукой по гладкой, шелковой коже. И чувствую его запах, очень чистый и приятный. Мне часто снятся запахи, вопреки тому, что я читала о снах. Он берет меня за руку и сажает рядом с собой. И я вижу его совершенно гладкий, девчоночий лобок. Безо всяких признаков волос и пола вообще. Я провожу там рукой и не нахожу даже дырочки.

— А как же ты?.. — спрашиваю я, совершенно потрясенная.

— Вот так и живу, — смеется Александр Виноградов, а я все чувствую этот запах — чистый запах ягодных конфеток.

Думаю, это Варька ночью уткнулась в меня только что вымытой детским шампунем головой. Про гладкий лобок я ей, разумеется, не стала рассказывать.

Я посмотрела на пакеты и сумки, забившие нашу комнату почти до половины, и решила, что буду вынимать вещи по надобности. А просто так растаскивать по полкам большого шкафа их незачем.

У нас был совершенно свободный день. Мы решили сходить в театр.

Посмотрев с восторгом «Незнайку» в Молодежном театре и слегка влюбившись в обаятельного актера, трогательно и смешно игравшего главную роль, дочка Варя запросилась в ресторан.

Как же быстро привыкают дети к разным буржуйским глупостям! Машина с шофером, недоеденные обеды и ужины в ресторане, чаевые, которые папа щедрой рукой отстегивает понравившимся официантам, и улыбающиеся официанты, приглашающие прийти снова. «Придем! Обязательно!» — радостно кричала Варька, махая им рукой. А я всегда думала о том, как же они нас ненавидят, проклятых буржуев.

Я пригласила Варьку в «Русское бистро», но, оглядев публику, сама не решилась там остаться. Мы ограничились мороженым в кофейне на углу Кузнецкого моста и решили погулять по центру.

На следующий день нам пришлось встать в половине седьмого. Теперь нам надо было выходить из дома почти на час раньше, чтобы успевать к первому уроку.

Отведя Варьку в школу, я сразу поехала в женскую консультацию. Отсидев часа два в очереди, я уже ничего не хотела — только поскорее уйти оттуда. Но передо мной оставалась одна бледная девушка с несчастными глазами и грустная полная старушка, и я решила все же дождаться и встать на учет, как положено. Ведь у меня уже был — я сама не знала, какой точно — приличный срок.

Я сказала врачу, все той же Анне Васильевне, что беременна.

— Сколько дней задержка?

— Да уже… я точно не знаю.

Она покачала головой.

— Как же так вы не знаете? Какое легкомыслие, честное слово!

— Нет, понимаете… Дело в том, что я вообще не очень понимаю, как я забеременела.

— То есть? — она отложила ручку и посмотрела на меня. — Так, может быть, вы и не беременны, а просто у вас дисфункция? На кресло, пожалуйста.

— Да нет, я тест делала. И меня тошнит по утрам, и голова кружится…

— Да это всё …! — врач махнула рукой и сказала медсестре: — Анализы выпиши.

Мне пришлось все-таки залезть на кресло. Врач с некоторым недовольством, как мне показалось, осмотрела меня.

— Да, наверное, беременная. Поздравляю! — она перевернула карточку и с сомнением посмотрела на год моего рождения. — Ну и что думаете? Оставлять не будете?

— Кого оставлять?

— Не кого, а что. Беременность не будете оставлять свою?

Как же это — «не кого, а что»? Я посмотрела на врача. А она — на меня. Интересно. Помнила она наши предыдущие разговоры?

— Буду оставлять.

— Ладно. Таня, карту открывай обменную. Пересаживайтесь к медсестре.

Медсестра, ни разу не взглянув на меня, стала заполнять карту.

— Адрес… место работы… телефон… отец… — раздраженно перечисляла медсестра пункты, по которым я должна была дать четкий ответ.

Чуть похоже на допрос. Я помнила, что обменная карта никак не участвует потом в «установлении отцовства», официально неженатым парам именно такая страшноватая бумага выдается вместе со свидетельством о рождении ребенка. У моей Вари есть торжественное «Свидетельство об установлении отцовства», где Виноградов сам себя установил в качестве отца. Для этого ему пришлось лично явиться в загс, под мягким нажимом моей мамы, то, что мама до сих пор называет «поймали за хвост, не улизнул».

— Отец? — повторила медсестра и вопросительно посмотрела на меня.

— Виноградов Александр Ефимович, — ответила я.

— Брак зарегистрирован? — спросила медсестра, а я попыталась взглянуть в карту, чтобы прочитать, есть ли там такая графа. Но я не разглядела. Поэтому пришлось отвечать.

— Нет.

— И вы собираетесь рожать? — удивленно спросила меня медсестра Таня с коротко постриженными и крашенными в цвет недоспелого баклажана волосами.

— Да. И я собираюсь рожать, — ответила я, думая: ну почему же люди осмеливаются задавать мне такие вопросы. Вот попробуй кто-нибудь спросить что-нибудь в этом роде у моей мамы… Впрочем, маму ни один из ее женихов не решился обмануть. А меня — правда, один и тот же — но зато сколько раз!