– Не знаю…
– Вы не писатель!
– А кто?
– Аннабель Ли!
– Я уйду! - вспылил Кокотов и вскочил.
– Останьтесь и думайте!
– Ну что уж такого страшного они могли там сказать! Они же не подпольщики. Они же не хотят убить Брежнева, в самом-то деле!
– Во-от! Молодчага! Именно! Убить Брежнева! Один из приехавших, сын генерала КГБ, вдруг ни с того ни с сего предлагает убить Брежнева! У отца есть наградной пистолет. И Лева это слышит! Он ревниво следит из темноты за Таей и ее друзьями…
– Ну, так уж и Брежнева… - насторожился писатель.
– А кого? Суслова? Про него уже никто не помнит. А Брежнев - это, батенька мой, бренд! Одни брови чего стоят! Но суть не в этом. Непонятно: говорят они все это всерьез или стебаются. Сынок генерала напился, накурился и ляпнул, чтобы на девушек произвести впечатление. Помните, как мы болтали в молодости с друзьями и подружками? Вполдури. Сейчас так говорят в эфире. А гибель государства, чтоб вы знали, коллега, начинается с телевизионного диктора, который иронизирует, читая новости. Это конец! Дальше - чертополох в алтаре…
– А мне кажется, тут важнее другое…
– Что именно?
– С этой компанией приехал парень, с которым у Таи что-то было…
– Ага! Прекрасно! Как назовем?
– Данька, - не без колебаний предложил Андрей Львович.
– Отлично!
– Данька пытается восстановить прошлые отношения, это для нее он говорит про Брежнева. Он хочет обнять Таю, она сначала сопротивляется, но потом, ослабев от алкоголя, уступает…
– Да, пьяная дама себе не хозяйка, - согласился режиссер.
– …Они встают и уходят от костра в ночь. Лева крадется следом и видит, как Данька срывает с Таи одежду, как она бьется в его объятьях, мерцая во тьме беззащитной наготой. Он смотрит и беззвучно плачет…
– Ну и зачем нам все эти сопли?
– А разве не нужны?
– Нет, Лева ничего не увидел. Пусть теперь помучится! Самая страшная ревность - это ревность того, кто не уверен в измене. Вдруг она оттолкнула этого Даньку? Или наоборот, расцарапала ему в страсти спину…
– А почему он ничего не увидел?
– Потому что его спугнули.
– Кто?
– Соперник. Нам нужен соперник внутри лагеря.
– Зачем? - удивился писатель.
– Сейчас поймете! Итак, в Таю влюблен еще один вожатый. Назовем его Станиславом… Стасик… Подловатое такое имя. Он тоже пытался ухаживать за нашей героиней, И соперники дерутся.
– Кто дерется? Их у нас трое.
– Лева и Стасик. Они дерутся, как вы с вашим однокурсником, умершим от пьянства. Но дерутся, заметьте, не из-за стихов, а из-за женщины, что гораздо архетипичнее, коллега! Где дерутся?
– Лучше - у костра во время вожатского праздника.
– У костра? Отлично! Ах, как я это сниму! Огонь придаст сцене пещерный аромат векового противоборства самцов из-за вожделеемой самки! И для всех неожиданностью станет победа Левы, хотя Стасик гораздо здоровее. Однако наш тихоня-студент, оказывается, занимается боксом!
– Лучше карате. Тогда все карате увлекались, даже муж Людмилы Ивановны…
– Чей муж?
– Неважно. Я тоже ходил в подпольную секцию.
– Вы? - удивился Жарынин.
– Я, - подтвердил Кокотов, распрямив плечи и умолчав о том, что посетил всего две тренировки: после чудовищного удара ногой в челюсть он бросил это опасное занятие.
– Итак, наш Лева могучим ударом побеждает соперника, - возбужденно продолжил режиссер.
– Но ведь это, кажется, уже было. В «Коллегах» у Аксенова, например, - засомневался писатель.
– Забудьте слово «было»! Навсегда забудьте! Умоляю! В искусстве было все. Вы же не отказываетесь от понравившейся вам женщины только потому, что у нее до вас «было»? С вами-то будет по-другому, если вы настоящий мужчина. И в искусстве все будет по-другому, если вы настоящий художник. Ясно?
– Ясно. А Стасик, значит, обиделся, «затаил хамство», как у Зощенко?
– Вам разве нравится Зощенко?
– А что?
– Ничего. И вот наступает карнавал.
– Значит, и мой карнавал пригодился? - самодовольно заметил Андрей Львович.
– Конечно пригодился. Еще как пригодился! Наша Тая ведет себя так, словно с Данькой у нее ничего не было. Женщины это умеют. Она ластится к Леве, тормошит его и уговаривает нашего героя, терзаемого ревнивыми сомнениями, нарядиться хиппи. Для смеха. И он соглашается, но не просто так, а для того, чтобы почувствовать себя Данькой, который увел его любимую в ночь и неизвестно что там с ней делал!
– А не сложновато? - усомнился Кокотов.
– Простоту ищите не в искусстве, а в инструкции к стиральной машине! И вот карнавал, праздник, шум, веселье. Ах, как я это сниму! И тут нашего Леву фотографируют.
– Кто?
– Стасик.
– Стасик у нас вожатый, - напомнил писатель.
– Пусть будет фотограф. Подумаешь! А потом он печатает снимки в лаборатории. Красная полутьма и Стасиков инфернальный силуэт. Поняли? Снимок Левы, одетого как хиппи, плавает в кювете, постепенно проявляясь. Глаза Стасика мстительно сужаются. Накануне по телевизору как раз показали разгон демонстрации хиппи…
–Где?
– В Москве!
– По какому телевизору?
– Ах да! Я же забыл, что у нас еще советская власть! - Режиссер звонко шлепнул себя по лысине. - Выход?
– Очень простой: Стасик проявляет и одновременно слушает «Свободу». Тогда так все делали.
– Точно! Я тоже слушал. Мне даже в голову не приходило, что они могут врать. Верил как пацан!
– А разве они врали?
– Конечно. Постоянно! Заметьте, не обманывали, а именно - врали. Ведь что такое вранье? Это - выгодная лгуну часть правды… Но вернемся к Станиславу. Он, как вы справедливо заметили, слушает «Свободу» и узнает, что в Москве разогнан митинг хиппи, идут аресты… Тогда он совсем другими глазами смотрит на снимок своего соперника и обидчика Левы. Он берет конверт и надписывает: «Москва, Лубянка, КГБ»…
– Площадь Дзержинского, - подсказал Кокотов. - И после этого приезжает черная «волга» с чекистом…
– Лучше с двумя чекистами - «добрым» и «злым». Классика! Один угрожает отчислением из института, судом, ссылкой…
– Как Бродскому! - вставил писатель.
– При чем тут Бродский? Что вы чуть что - сразу Бродский! Для нашего Левы изгнание из института - это полная трагедия, крах. Он ведь у нас из какой семьи?
– Не знаю…
– А кто знает, Бродский? Вы автор сценария или я?
– Вы, кажется, хотели, чтобы он был евреем…
– Я? - возмутился Жарынин. - Что вы из меня антисемита делаете! Он у нас из какой семьи?
– Он живет с мамой. Отец их бросил, давно… А мама - милая, тонкая, умная, трудолюбивая, заботливая, интеллигентная…
– Интеллиге-ентная, - передразнил режиссер. - Нет, вы все-таки хотите сделать из нашего Левы еврея!
– Почему?
– По кочану! Ладно, возьму-ка я на роль мамы Ирку Купченко… Короче, мать, чтобы в одиночку поднять сына, выбивается из сил, берет работу на дом. Ночь, Ирка тихо подходит и поправляет Леве одеяло, смотрит на него с нежностью, потом решительно надевает трогательные такие старушечьи очечки и возвращается к своему кульману…
– Как Пат Сэлендж?
– Вот злопамятный! Лучше подумайте, как нам показать, что для Левы изгнание из института - катастрофа, полный жизненный крах. Как? Нужен хороший «флешбэк».
– Что?
– Воспоминание.
– А-а… Может быть, так: институтский двор, толпа абитуриентов у списков принятых на первый курс. Лева сначала не подходит, боясь не обнаружить свою фамилию, потом все-таки решается…
– Молодец! Лева мчится домой, бросается на шею матери, она плачет от счастья. Это же смысл ее одинокой жизни: сын - студент! И все это я дам вперебивку со сценой допроса. Перекошенная рожа «злого» чекиста и глумливо-сочувственная - «доброго»: «Кто, кто посоветовал вам нарядиться в хиппи?» И флеш-бэк: Лева ищет свою фамилию в списках…
– Никто, - невольно отозвался Кокотов.
– Значит, вы сами это придумали? Может, вы состоите в организации хиппи? Признайтесь, в этом нет ничего страшного… Флеш-бэк: Лева находит свою фамилию в списке.
– Нет, не состою…
– Вы знакомы с кем-то из хиппи? Учтите, вранье вам дорого обойдется!… Флеш-бэк: Лева мчится домой, чтобы поделиться радостной вестью с мамой…
– Нет, не знаком… - ответил за Леву Кокотов.
– Не хотите говорить честно? Ладно. Но высшего образования вы не получите никогда! Запомните!… Лева вбегает радостный в квартиру…
– Знаком… - вдруг неожиданно для себя сознался писатель.
– С кем? Говорите! Мы просто хотим вам помочь… Флеш-бэк: Ирка Купченко плачет от счастья, что сын студент… - Жарынин вытер с лысины пот, выступивший от творческого азарта.
– Я знаком с Таей…
– Фамилия?
– Носик.
– Она хиппи?
– Да…
– Рассказывайте!
– Что?
– Все: как приезжали к ней друзья, как хотели убить Брежнева…
