17. Его Величество
Тринадцатая ночь Всеобщей забастовки стала ночью больших пожаров. Тех, кто верил, что они были делом рук сынов пророка, вскоре разубедил вид зрелищного разрушения высокого и узкого здания на Стрэнде (здания настолько тонкого и островерхого, что сами арабы называли его Мибрад Азайр – «Пилка для ногтей»), отданного под исламскую поп-культуру. Многие действительно ясно понимали, почему за «свободными британцами» стоят арабские деньги, что создали их для того, чтобы в отчаянные времена иметь наготове организацию, которая, существуя вне рамок синдикалистского завета, могла бы защитить или консолидировать остатки арабской собственности. Разумеется, службы пожаротушения не прервали забастовку, но предоставили свое оборудование тем, кто хотел бороться с пожарами, хотя и ворчали, дескать, слишком уж большие вольности они себе позволяют. «Свободных британцев» чуть ли не штыками гнали тушить пожары. Но среди ночи, когда пожары полыхали ярче всего, внезапно из неизвестных источников вновь появилась наличность, и построения для выплат денежного содержания стали проводить прямо на улицах. К несчастью, часть этих денег тоже исчезала в огне, но от того у импровизированных пожарных прибавлялось рвения, пусть и не умений.
Разумеется, пожары были делом рук Ирландской республиканской армии. Но эта ли свора вечно и наперекор логике недовольных послала бомбардировщики? Пожары тринадцатой ночи Всеобщей забастовки, очевидно, начались с поджогов на земле, но к 2.35 утра следующей ночи пожары, опустошавшие доки и даже охватившие несколько порожних сухогрузов на Темзе, были воздушного происхождения. По утверждению экспертов, история знала только одного летчика-ирландца (прославленного в знаменитой поэме Уильяма Батлера Йейтса). По большей части ИРА была сухопутной армией, да и где бы она нашла деньги, чтобы купить или арендовать бомбардировщики?
Наутро пятнадцатого дня ВЗБ сбитые с толку лондонцы потянулись за невидимым и неслышимым бараном-вожаком к Трафальгарской площади. Здесь традиционно кричали о своем недовольстве, разглагольствовали об обидах. Здесь из уст того или иного лидера слова утешения и ободрения. Четыре лежачих льва думали свои мысли, а в вышине одноглазый, однорукий (и, как говорили вульгарные, одножопый) герой великого морского сражения как будто упивался воздухом, который сегодня напоминал охлажденное «Пуйи-Фюме». Бев стоял на самом краю огромной, бормочущей, обтрепанной, побитой, выздоравливающей (а уместно ли тут слово «выздоравливающей»?) толпы. Толпы, напирающей и ворчливо терпеливой. Но на что-то надеявшейся. На основание колонны пока никто не вскарабкался. Впрочем, разумеется, официально никто ничего не знал. Несколько дней ходили упорные слухи о готовящемся на Трафальгарской площади митинге, но слухи – всего лишь шум. По углам площади тупо лопотали громкоговорители. Ну и отличная же мишень для фаланги бомбардировщиков, подумал Бев. Но небо было чистым, ясным и пустым. В толпе Бев увидел мистера Петтигрю, а рядом с ним – дородных профсоюзных лидеров. Что им мешает залезть на постамент и начать красноречивую диатрибу о чем-нибудь? Но все ждали. В небе кружили голуби, комично бомбардируя лондонцев погадками или тщетно выискивая, где бы приземлиться пониже. Послышались ироничные крики «ура», когда какой-то меткий стрелок снял одного из духового ружья. Но были и такие, кто ворчал, дескать, надо оставить бедных птичек в покое. Потом возникло шевеление, нарастал гул. Гул, выжидательный и удивленный. С Пэлл-Мэлл приближался кортеж автомобилей. Наиболее ловкие из ожидающих лондонцев запрыгнули на постамент, чтобы лучше видеть. Раздался крик:
– Король!
Все рассмеялись, никто не поверил. А потом кто-то поверил, и вскоре поверили все, и послышались крики «ура». Какие-то невоспитанные дети рядом с Бевом затянули:
Боже, храни короля от селедки,
Черствого сыра, электрообводки.
Боже, храни…
Королевский лимузин с королевским штандартом осторожно выбрался на площадь, за ним последовал ничем не примечательный фургон. Сначала открылись двери фургона, и оттуда выпрыгнули техники в комбинезонах с монограммой «КК III». Почему эти чертяки не бастовали, как все остальные? Да потому что они королевские слуги, им не положено. Им головы с плеч, если забастуют. Зазмеились провода и кабели. Открылась дверца королевского лимузина, и из него вышел Его Величество король Карл III. Худощавые усатые люди в хороших парадных костюмах проводили его к постаменту. В руку в шерстяной перчатке вложили микрофон. На Его Величестве было приталенное двубортное пальто, покроем смутно напоминающее бушлат. Послышались крики «ура» и крики «долой». Король улыбнулся. Уши у него порозовели от холода. Он заговорил, и все стали слушать:
– То, что я сейчас делаю, пожалуй, поперек закона, но мне кажется, все мы в последнее время чуток закон нарушали. То есть у меня нет конституционного права стоять тут и говорить. Я хочу сказать, монарху полагается быть номинальным главой и говорить только то, что правительство велит ему сказать. Проблема в том, что в настоящий момент у нас нет правительства. Кто-то из вас в последнее время какое-нибудь правительство видел? Я сегодня утром заглянул под кровать, но то, что я там нашел, никак правительством не было.
Не следовало бы ему это делать, подумал Бев. Не надо ему смешить публику. И когда мы, долбаные англичане, научимся воспринимать вещи всерьез?
– А поскольку нет правительства, – продолжал король, – и поскольку по конституции я вроде как глава государства, то решил: мне, пожалуй, лучше приехать и сказать пару слов. Все равно никто сейчас не работает, и у вас найдется для меня минутка. Нет, много я говорить не буду. Но одно должен сказать, а именно, что сэр Малькольм Мактаггарт, придворный врач, треклятый штрейкбрехер. Сегодня утром он наперекор приказам цеховых старост Британской медицинской ассоциации прервал забастовку. Я его попросил. Мне пришлось. Понимаете, моя жена, то есть королева, как раз начала рожать. В любой момент у нас может случиться прибавление в семействе. Вероятно, мы назовем его Биллом.
Последовал одобрительный гул. Стоявший прямо перед Бевом человечек в огромных очках и с огромным же подбородком заорал:
– Еще один чертов рот нам на шею!
– А хочу я сказать вот что, и спасибо большое за э-э… лояльные проявления… э-э… ну сами понимаете, о чем я. Нынешняя чертова хрень, прошу прощения за мой французский, слишком уж затянулась. Думаю, нам всем пора вернуться к работе.
Крики «ура» и издевки.
– Я не просто прошу флот, армию и военно-воздушные силы вернуться к несению службы, я им приказываю. Если они не хотят, чтобы король был их главнокомандующим, то пусть прекратят называть себя королевским то-то или королевским се-то. Посмотрим-ка, что они на это скажут. Потому что, если они не возьмутся за ум, поздновато будет делать работу, за которую им платят, а именно защищать страну. Я хочу сказать, только посмотрите, что случилось прошлой ночью и третьего дня. Вся долбаная страна открыта для любого, бери не хочу. Мы в Букингемском дворце не круглые идиоты, знаете ли, во всяком случае, не все. Кое-кто понимает, что происходит. Например, история с теми гигантскими боевыми штуковинами, которые бороздят океан у наших берегов, и принадлежат они не сынам пророка, уж вы мне поверьте. Неподалеку от Кромарти видели транспортный самолет, причем из тех, на каких арабы не летают. Вы все знаете, чьи это суда и самолеты. Нет, они не ИРА принадлежат, совсем не им. И не думайте, что наши друзья-американцы придут нас спасать и вышибут из них дух согласно обязательствам по договору НАТО. Большой бизнес Америки ой как много в нашу страну вложил, а это значит уйма твердой наличности янки. Но есть страна, с которой американцы не захотят связываться, слишком уж она им полезна. Слишком полезна. Речь идет об одной из немногих стран в мире, где рабочие не бастуют.
Улюлюканье, крики «ура», смех.
– И вообще я хочу, чтобы ребята в синем и хаки повскакали с мест, закричали «Ату их!!!» и выполнили свою работу. Мы все знаем, что в городе некая армия мелькает, но с нашей собственной нам частные армии не нужны, спасибо большое. А потому с сего момента эта организация распущена, и любому, кто к ней принадлежит, советуем сдать оружие и патроны в ближайший полицейский участок. А это значит, что мы желаем видеть, чтобы наши бравые бобби вернулись на свое место, как только я слезу с этого пьедестала. Что до строительства на Грейт-Смит-стрит, где когда-то располагалось старое Министерство по делам колоний, а теперь строится новая мечеть, с сего момента конфликт вокруг стройки сугубо профсоюзный. Я вчера обедал с парой наших арабских друзей. К обеду подали барана целиком, и мне отдали глаз, что у них считается большим деликатесом. Вкусно… ну, честно говоря, не слишком. Я убрал его в карман, когда они отвлеклись, он все еще где-то у меня тут… Ну, да не важно. Суть в том, что мечеть, возможно, святое место и все такое, но пока она только кирпичи и известка, она ничем не отличается от супермаркета или публичной уборной, только, разумеется, размером побольше. Когда ее достроят, пусть считают ее святой, сколько душе угодно. А пока, простите, ребята, сказал я, но сами видите, что бывает, когда начинаем делать исключения из правил. Они суть уловили, – право слово, вполне порядочные ребята, – и собираются позволить нам делать все по-своему. Знаю, в последнее время и злые слова выкрикивали, и сколько-то голов пробили, но извинения были принесены и приняты с обеих сторон. Если не верите мне, что все будем делать по-нашему, просто загляните на Грейт-Смит-стрит и сами увидите, что там все путем, никто не задирается.
