— А кудай-то ты прешь без разрешения? — сказал Стрингер.
— Куда я иду? — сказал Стэффорд и мотнул головой.
— Да, кудай-то ты собрался? — сказал Стрингер, уязвленный и сбитый с толку его правильным выговором.
— А у когой-то я должен спрашивать разрешения? — сказал Стэффорд, передразнивая Стрингера.
— А это ты нюхал? — сказал Стрингер, поднося кулак к его лицу.
— И не собираюсь, — сказал Стэффорд с запинкой, глядя на стрингеровский кулак.
— Так понюхаешь. Без разрешения туда никому ходе нет.
— А у нас есть разрешение, Колин? — сказал Стэффорд. Он с некоторой тревогой поглядел на Батти, а потом почти с неохотой оглянулся на Колина.
Стрингер тоже повернулся к Колину и начал размахивать кулаком у него перед глазами.
Решив, что Батти вмешиваться не станет, он изо всех сил ударил Стрингера по носу.
Стрингер попятился и закрыл лицо.
— Поберегись! Поберегись, Языкатый, — сказал Батти.
Он подошел ближе, похлопывая палкой по ладони.
— Поберегись, — сказал он и стал похлопывать реже, переводя взгляд с Колина на Стэффорда и как будто не зная, с кого начать.
— Ну, мы пошли, — сказал Колин.
Секунду все было так, словно ничего не произошло. Колин сделал шаг вперед и краем глаза заметил, что Стрингер замахивается на него. Прежде чем он успел обернуться, Стрингер ударил его ногой, потом кулаком и побежал вниз, что-то крича.
Батти, брошенный в одиночестве, стоял, широко расставив ноги, поглядывал на вершину холма и по-прежнему помахивал палкой.
— Получишь свое, когда пойдешь назад, — сказал он. — Я приведу наших.
Он отступил на несколько шагов, повернулся и пошел вниз, похлопывая палкой по ладони.
— Пойдешь назад, тогда узнаешь!
— Вот узнаешь! — крикнул Стрингер снизу.
— Кто они такие? — сказал Стэффорд.
— Строят из себя главных в поселке, — сказал Колин, но его охватило раздражение, точно Стэффорд вынудил его сделать что-то, чего он не хотел.
— Только грозятся, наверное, — сказал Стэффорд.
— Конечно, — сказал он и свернул ко входу в Парк. Ворота там, как и ограда школьной площадки, были давно сняты.
В Парке по дорожкам прогуливались редкие парочки. У качелей и железной карусели толпились ребята.
День был пасмурный. По небу, поднимаясь из-за шахты, ползли серые тучи. С полей налетал легкий ветер.
— А здорово! — сказал Стэффорд, вдруг опрометью сбежал по склону, окликая его, и взобрался на большую качалку с лошадиной головой.
Колин медленно спустился за ним. Стэффорд стоял на полозе качалки и изо всех сил раскачивал ее.
— Влезай с того конца, — сказал он.
Колин влез.
На спину лошади взобрался еще какой-то мальчик, и Стэффорд засмеялся. Он стремительно раскачивал качалку, нижние перекладины гремели, незнакомый мальчик уцепился за ручку и вопил.
— Давай, Колин, раскачивай! — сказал Стэффорд.
Колин почти машинально встроился в ритм его движений. Возле головы Стэффорда взлетала и опускалась лошадиная морда с выпученными глазами и раздутыми железными ноздрями.
В движениях Стэффорда была непривычная лихость. Куртка билась у него за спиной, лицо раскраснелось, глаза смотрели с непонятной сосредоточенностью.
— Давай, Коль! — сказал он.
Мальчик на качалке привстал.
— Давай! — сказал Стэффорд.
Мальчик соскочил, движение качалки замедлилось.
Она еще не остановилась, а Стэффорд уже спрыгнул и побежал к карусели. Крутившие ее ребята почувствовали его вес и сразу слезли.
— Подтолкни-ка! — крикнул он.
Высокий и широкоплечий мальчик разогнал карусель, вспрыгнул на нее, уселся и заболтал ногами.
Колин стоял и смотрел. Стэффорд взобрался на железную перекладину, ухватился обеими руками за тросы и стоял, широко расставив ноги.
— Разгони ее! Пошибче! — крикнул он мальчику.
Мальчик спрыгнул. В рваной куртке, в тяжелых, подбитых гвоздями башмаках, он бежал по бетонному кругу. Верх карусели гремел, ударяясь о железный столб.
— Ну, держись крепче! — сказал мальчик. — Стэффорд что-то крикнул, распластавшись между тросами. Карусель гремела, раскачивалась, мелькали перекладины и тросы.
— Прыгай, Коль! Прыгай! — кричал Стэффорд. Теперь он смеялся. Волосы у него взъерошились, куртка билась сзади на ветру.
Но несколько секунд спустя он вдруг слез с перекладины, вращение карусели замедлилось, и мальчик снова затопал по бетонному кругу.
Стэффорд соскочил на землю, карусель качнулась.
— Коль, а ты чего не сел? — сказал он и, не дожидаясь ответа, пошел к качелям.
Фигуры на сиденьях между цепями взлетали и опускались.
Колин сел на бетонную скамью у края площадки. Стэффорд взмыл между железными столбами, засмеялся, дернул цепи и крикнул:
— Давай, Коль! Залезай! До чего здорово!
Качели понеслись назад, и волосы Стэффорда встали дыбом.
Он взлетал все выше, пригибался, потом выпрямлялся и на мгновение повисал в воздухе, откинув голову.
— Коль!
Ему показалось, что Стэффорд сорвался: цепи ослабли, доска повернулась почти ребром. Стэффорд потерял равновесие, пригнулся, съежился, потом осторожно, неуверенно сел на доску.
Он перестал раскачивать качели и лениво болтал ногами, взлетая и опускаясь все медленнее и медленнее. Потом соскочил на землю.
— А ты разве не хочешь? — Он сел на бетонную скамью, сгорбился, похлопал себя по груди и, напевая, поглядел по сторонам.
Мимо неторопливо шла компания девочек, которых Колин встречал, когда гулял в Парке с Блетчли.
— А Брюхан где? — крикнула одна из них.
— Кто это? — сказал Стэффорд. Он наклонился и провел ладонью по голове, приглаживая волосы.
— Они учатся в Мелшем-Мэнор, — сказал Колин.
Стэффорд вскочил.
— Пошли! — сказал он. — Поглядим, что в той стороне.
Он шагал по самому краю дорожки, задевая каблуком дерн. Поравнявшись с девочками, он что-то сказал. Колин услышал, как они засмеялись, а одна взвизгнула и вздернула голову.
Стэффорд пожал плечами и тоже засмеялся.
Когда Колин нагнал его, Стэффорд, все еще смеясь, обернулся и пошел спиной вперед.
— А Беренис вы знаете? — добавил он.
— Беренис Хартли?
— По-моему, ее фамилия Хартли, — сказал он.
Девочки снова засмеялись. Выговор Стэффорда заинтересовал их даже больше, чем его вопросы.
— А твоя фамилия не Хендерсон? — спросила одна.
— Джонс, — сказал Стэффорд и захохотал.
— Джонс мясник или Джонс пекарь?
— Джонс влюбленный, — сказал Стэффорд.
— Вы послушайте, что он городит, нет, правда, — сказала другая девочка.
— Нет, правда, ты знаешь Беренис Хартли? — спросила еще одна.
— И очень хорошо, радость моя, — сказал Стэффорд.
— Нет, правда, что он городит!
— По-моему, он по уши влюблен, — сказала четвертая.
— Сейчас я по уши влюблен не то в двоих, не то в троих, — сказал Стэффорд.
— Нет, правда, ну что он городит! — сказала третья.
— По-моему, все девочки из этой школы одна другой лучше, — сказал Стэффорд.
— А ты в какой школе учишься, красавчик? — спросила одна из них.
Они засмеялись и взяли друг друга под руки.
— Я школу бросил. Мы туда больше не ходим, верно, Колин? — сказал Стэффорд.
— Языкатый ходит. Верно, Тарзан? — сказала одна из девочек.
— А почему вы его Тарзаном зовете? — сказал Стэффорд.
— Его так Брюхан прозвал. Верно, Тарзан? — сказала другая.
— Он стра-ашно сильный, так Брюхан говорит, — сказала третья.
Девочки засмеялись.
— Малы вы еще, чтобы школу бросать, — добавили они.
— Ну, бывает, я туда заглядываю, радость моя, — сказал Стэффорд. — Когда есть настроение, как говорится.
— Нет, правда, что он городит! — сказали они.
— А для меня местечка не найдется? — сказал Стэффорд и сделал движение, словно собираясь встать между ними.
— Так мы и позволили! — сказала одна из них.
— А уж тому, кто знает Беренис Хартли, и вовсе! — сказала другая.
Они пошли дальше.
Стэффорд посторонился, давая им пройти, и пригладил волосы.
— Поломойки, — сказал он. — Не люблю таких. — Он начал насвистывать, засунув руки в карманы, постукивая каблуком по дерну и лениво поглядывая по сторонам.
— А у вас лавки сегодня открыты? Есть хочется, просто не могу.
— Так пойдем домой, — сказал Колин. — Выпьем чаю.
— Не хочется затруднять твоих родителей. То есть у них и так, наверное, хлопот хватает.
— Они ведь тебя все равно ждут, — сказал он.
— Ну ладно, пойдем, — сказал Стэффорд и поглядел на холм. От церкви спускались фигуры — группы девочек в ярких пальто и мальчики, которые шли за ними по обочинам.
По середине дороги шел Блетчли с Ригеном. Блетчли, широкий и толстый, с трудом умещался в костюме, а Риген, высокий и худой, словно существовал отдельно от своей одежды, темный костюм с длинными брюками подчеркивал нескладность движений его развинченной фигуры.
