— Предлагаю провести время здесь. — Мара услышала, как муж обращается к дочери и тестю, прежде чем за ним закрылась стеклянная дверь.
— Так много воспоминаний! — шмыгнула Нейра сквозь слезы. Потом взяла свежую салфетку и еще раз высморкалась.
Мара подумала обо всем, что они только что увидели, — поездки в Скалистые горы, канадские Приморские провинции, Большой Каньон.
Торты на дни рождения в форме замков, драконов, книг. Новые велосипеды, роликовые коньки, приемники.
Ночевки с десятью и даже больше хихикающими одноклассницами в маленькой монреальской комнатушке.
— Вы с папой хоть один раз спали в те ночи? — спросила Мара.
— Ни минуты, — призналась мама.
Но все же родители позволяли ее подругам оставаться на ночь с шестого по двенадцатый класс.
— Вы так много для меня сделали! Ты и папа! — начала Мара, взяв маму за руку. — Ни на секунду не задумываясь о себе! Вы всегда ставили меня на первое место, с того дня, как привезли из Хайдарабада. И даже до этого! С того самого дня, как решили меня спасти!
— Эта жертва вовсе ничего не значит, если ты кого-то любишь.
— Нет, значит! У меня была самая прекрасная жизнь благодаря вам двоим! Как я могу когда-либо отблагодарить вас за все, что вы мне дали? И за все, что сделали для меня, а теперь делаете для Тома и Лакс?
— Ты уже меня поблагодарила.
— Нет, я имею в виду, как я могу по-настоящему отблагодарить тебя? Как я могу показать, что вы для меня значите, как я вас люблю и как счастлива, что я ваша дочь?
— Не нужно по-настоящему. Мне нужно только это, — и Нейра потрепала дочку по колену, прижатому к ее ноге, а потом кивнула на альбомы, — только это. — Она положила голову дочке на плечо, и в этот момент Мара почувствовала, будто для них двоих в этот момент что-то открылось.
Всю жизнь мама присматривала за ней. После уточнения диагноза проявляла даже больше участия, чем раньше. И никогда ее мать не демонстрировала какой-то неуверенности или озабоченности оттого, что она родитель.
Конечно, Нейра плакала, когда узнала о Гентингтоне, но никогда не показывала страха, слабости или отчаяния, которые боялась увидеть в ней Мара. Она была уверенной и способной на любой подвиг матери. У нее всегда все было под контролем, включая эмоции, потому что она не хотела, чтобы ее дочь волновалась из-за чрезмерной ранимости мамы.
И теперь она сидела, склонив голову дочери на плечо. Позволила себе расслабиться и тихо всхлипывать, позволила Маре обнять себя, прижать ближе и утешать.
— Знаю, все будет в порядке. Я рядом, — шепнула Мара слова, которые сотни раз слышала от Нейры.
Дочь поцеловала мамины мягкие темные волосы, прежде чем заправить их за ухо, таким же жестом она поправляла волосы Лакс.
— Я люблю тебя, — шептала она, упершись подбородком маме в макушку, — я люблю тебя.
Так они и сидели, а на улице Том мариновал, жарил и отстаивал курицу. Время от времени он или Пори толкали качели Лакс, подбадривали ее, когда она демонстрировала, что может лазить как человек-паук.
Потом мужчины устроились в креслах, лениво потягивая пиво, пока Лакс лазила по рукоходу, и сидели так, пока, наконец, двери не раздвинулись и Лакс со словами «просто-умираю-с-голоду-есть-хочу» не побежала в ванную мыть руки перед ужином, вопя на бегу, что хочет розовую тарелку и желтую чашку.
— Альбомы! — вскричал Пори, потянувшись за верхним. — Я столько лет не видел этих фотографий. — Он с надеждой повернулся к женщинам, сидящим на диване, и округлил глаза от удивления, увидев, что они обе плачут.
— Не сегодня, — ответила Нейра, шмыгнув носом, — мы их только что просмотрели, а ты знаешь, это вовсе не любимое занятие Мары. Давай в другой раз, дорогой.
Мара поцеловала маму, осторожно отодвинулась от нее на несколько сантиметров влево, чтобы освободить место справа. Улыбнулась папе, похлопала по свободному месту около себя и потянулась за первым альбомом.
Глава 36 Мара
В половину третьего утра Мара сдалась, она перестала притворяться, будто вот-вот заснет, и выскользнула из кровати. У двери она обернулась, взглянула на мужа. Лунный свет прокрался сквозь неплотно закрытые занавески и освещал спящего Тома.
Очередной приятный сон после акта любви — единственное, чего она пока еще в состоянии была добиться. Хотя, думала она, супруг уже должен был что-то заподозрить. Она никогда не была так ненасытна, даже в двадцать, тридцать лет…
Мара осмотрела кровать — простыни в беспорядке, ее подушка куда-то запропастилась. Казалось, муж не притворяется. Но, с другой стороны, с закрытыми глазами можно думать о чем угодно.
Мара быстро отвернулась и аккуратно проскользнула через темную гостиную в комнату Лакс. Девочка сбросила одеяло, оно валялось на полу. Мара укрыла ее и потянулась за кроликом, лежащим в ногах. С этим белым плюшевым зверьком Лакс спала с тех пор, как ей исполнилось два года. Наверное, он сполз вместе с покрывалами. Мара поднесла игрушку к лицу, прижала и глубоко вдохнула. Запах утреннего тела дочки.
Зажав кролика под мышкой, Мара на цыпочках обошла комнату, проводя пальцами по всему, до чего дотягивалась, — мягкой древесине стула, холодной керамической свинке-копилке, стоящей на книжной полке, фотографии в серебряной рамке с Лакс-младенцем на коленях гордого Пори. Она словно пыталась впитать в себя все, что было в комнате дочери.
Горло сдавил спазм, когда она увидела музыкальную шкатулку, которую Том принес через неделю после их возвращения из Хайдарабада. «У меня теперь есть маленькая девочка, — сообщил он тогда, — а у каждой девочки должна быть музыкальная шкатулка».
Мара хотела взять шкатулку в руки, почувствовать ее тяжесть, но она не доверяла себе — могла случайно упустить и разбить. Женщина провела ладонью по гладкой поверхности, ощущая мелодию кожей. Прекрасные мечты.
Мара сняла бейсболку, которая висела у входа в гардеробную. Коснулась пальцами вышитой «Р». Вещь была сувениром, полученным на игре команды «Рейнджерс», куда Пори и Нейра водили внучку в один из выходных.
Улыбаясь, Мара подумала о Детройте и 2мальчика, об их постоянных спорах о «Тиграх» и «Янки». Интересно, что они думали о «Рейнджерс»? Завтра спросит их, если не забудет.
Мара поднесла бейсболку к лицу и вдохнула, повесила на место и открыла дверь в гардеробную. Оглянулась по сторонам, словно грабитель, проверяющий, не заметили ли соседи, зашла внутрь, закрыла за собой дверь и, нащупав выключатель, зажгла свет.
Кавардак на полу заставил ее остановиться и беззвучно рассмеяться. Она, будучи очень организованным человеком, даже здесь разработала систему пластиковых коробок и приучала дочь держать игрушки в порядке. Каждая коробка предназначалась для определенной категории игрушек: мебель для кукольного домика, пазлы, Барби, наряды для кукол, пластиковые кухонные принадлежности.
Но Мара давно уже не контролировала гардеробную, и винегрет из игрушек в каждой коробке не позволял понять, для какой категории она предназначена. Барби валялись вместе с кухонными принадлежностями. Крошечная колыбель была полна кусочков пазлов. В маленькой розовой сумке лежала коллекция кукол карманного размера.
В старой кукольной коляске была свалена всякая всячина, даже домашние задания Лакс. Мара покачала головой, увидев беспорядок. Рабочие тетради, информационный бюллетень класса, несколько школьных поделок, от которых отвалились куски.
Мару привлекла цветная папка. Женщина вытащила ее и прочитала: «Стихотворения. Лакшми Николс. Детский сад».
Лакс рассказывала родителям о кружке поэзии и показывала им едва читаемые и совершенно бессмысленные стихи. Том считал, что весьма амбициозно учить детей поэзии, когда они еще толком не умеют читать или писать.
Мара пробежала несколько первых страниц, прописанных так тщательно и с таким нажимом, что в некоторых местах текст отчетливо проступал на другие страницы.
Она представила, как Лакс старается, выводя каждое слово как можно более тщательно, и почувствовала укол тоски.
Мара не хотела, чтобы ее дочь оставалась такой впечатлительной. Может, стоит попросить Гарри время от времени общаться с ребенком? От этой мысли запершило в горле.
— Мара?
От неожиданности сердце упало. Открылась дверь, и показался сонный Том в одних трусах. Склонив голову на плечо, он прошептал:
— Дорогая, что ты здесь делаешь? — Том часто моргал от резкого света.
— Я… ммм… привет! — прошептала Мара, лихорадочно пытаясь подыскать объяснение, что она делает в гардеробной дочери посреди ночи. — Я… ммм… не могла заснуть. И подумала, может, убрать здесь? Думала начать в воскресенье, когда она будет у родителей. Нужно избавиться от многого без ее криков протеста. И я тут подумала прийти посмотреть заранее.
