Ухватившись за последнюю мысль, Варьяш быстро вымылся, на скорую руку вытерся, надел пижаму и вошел в комнату.
— Жока! — позвал он прямо с порога и осмотрелся — дочери в номере не было. — Жока! — позвал он еще раз и только тут заметил, что чемодан дочери исчез.
«Значит, все-таки ушла! — обожгла Варьяша страшная догадка. — Да нет, она, вероятно, у подполковника. А может быть, это не так уж плохо? Пусть теперь сама расхлебывает то, что заварила. У меня отныне нет дочери...»
На следующее утро Эндре навестил майор Рашо. Эндре и раньше доводилось видеть этого плотного, веселого, начавшего седеть человека, но в казарме он обычно появлялся в гражданском костюме.
— Ну, наконец-то! — радостно заговорил он. — А то я думал, что и на этот раз вы спите и я напрасно пришел. Как себя чувствуете, Варьяш?
— Гораздо лучше.
— И слава богу! — Майор осмотрелся: — Курить у вас можно?
— Пожалуйста.
— Тогда я открою форточку, — поднялся майор. — Вы тоже закурите? — спросил он, усаживаясь на стул.
— Спасибо, — поблагодарил юноша, вытаскивая сигарету из протянутой пачки.
Через минуту дым медленно потянулся в окошко.
— Вы уже разговаривали с отцом и сестрой?
— Нет. Я знаю, что они были здесь, но я их не видел.
— Я разрешил им встретиться с вами, — сообщил майор и поставил пепельницу на край постели, чтобы Эндре было удобнее. — В общих чертах я уже слышал вашу историю. А вы сами как считаете, кто на вас напал и с какой целью?
— Этого я не знаю. В городе я ни с кем не знаком, да и меня никто не знает. Полагаю, меня просто с кем-то спутали. А может, ребята подвыпили и привязались просто так, безо всякой причины...
— Да, конечно, может быть и так, но я не уверен. — Майор задумался и внимательно посмотрел на Варьяша: — Скажите, какие отношения у вас сложились с младшим сержантом Бегьешем?
— Да никакие. Мы оба не в восторге друг от друга, но об этом товарищ Бегьеш может рассказать вам гораздо больше.
— Вы допускаете, что ваше избиение не обошлось без его вмешательства?
— Не думаю. Вот Марика действительно не захотела с ним танцевать. Мне-то, собственно, было все равно, с кем она танцует: я ее знаю довольно плохо.
— Когда и где вы с ней познакомились?
Эндре рассказал, как познакомился с Марикой. Рашо слушал молча, лишь изредка кивая. И юноше показалось, что мысленно он сверял его слова с тем, что ему уже было известно.
— Все ясно, — кивнул еще раз майор, когда юноша кончил говорить. — Когда вы увели девушку от младшего сержанта, вы что-нибудь ему сказали?
— Сказал, что он нахал.
— А почему вы так сказали?
— Уж такого я о нем мнения.
— Выходит, вы о нем плохого мнения?
— Выходит.
— А ведь младший сержант слывет, в полку отличным командиром. Разве это не так?
— Мы оцениваем его с различных точек зрения.
— Короче говоря, вы оскорбили его.
— Да.
— Но ведь вы заслуживаете за это дисциплинарного взыскания...
— Знаю, однако мнения своего менять не собираюсь.
— Между вами что-нибудь произошло?
— Ничего.
— Полагаю, между вами все же что-то произошло, только вы не хотите об этом рассказывать, да?
— Есть вещи, которые касаются только двоих, — уклончиво ответил Эндре.
Майор Рашо задумался. Почему Бегьеш не сказал, что Варьяш оскорбил его? Не хотел подводить парня? Возможно. Младший сержант тоже пытался уверить его в том, что между ним и Варьяшем ничего не произошло. А вот поведение обоих свидетельствует об обратном. Нужно будет поинтересоваться этим поподробнее. А может, Варьяш прав и Бегьеш действительно не имеет никакого отношения к его избиению? Часто хулиганские действия совершаются, так сказать, без особых на то причин. Хулиганы порой нападают на первого встречного. Значит, нет смысла продолжать расследование. Завтра же надо встретиться с военным комендантом и выработать совместный план борьбы с местными хулиганами...
Майор загасил сигарету и спросил:
— Варьяш, вы лично как считаете, почему у нас до сих пор не изжито хулиганство?
— Не знаю, я как-то не задумывался над этим. Наверное, причин много. Но прежде всего следует уточнить, что понимать под хулиганством и кого считать хулиганами. По мнению моего отца, я тоже хулиган, хотя сам я таковым себя не считаю.
Рашо встал:
— Я закрою окно, чтобы вы не простудились.
— Не надо, товарищ майор, я люблю свежий воздух.
— Ну, как хотите. — Майор положил в карман сигареты и зажигалку. — У вас есть какие-либо просьбы?
— Я хотел бы поскорее демобилизоваться, — пошутил Эндре.
— Так быстро? Да вы ведь только что начали служить. А почему вы не обратились с этой просьбой к отцу?
— А вы считаете, что он мог бы посодействовать мне в этом деле?
— Вполне возможно. Ну, желаю вам скорейшего выздоровления!
— Спасибо.
Как только майор вышел, в палате появилась сестра Эдит — она принесла Эндре письмо.
— Это письмо для вас оставила ночью у дежурного одна дама, — сказала она. — Но если за ним последуют и другие, господин витязь, то я начну всерьез ревновать вас.
— Хорошо бы! — улыбнулся Эндре и, взяв конверт в руки, сразу узнал почерк Жоки.
«Судя по всему, она уже уехала, — догадался Эндре. — А жаль! Как приятно было бы поговорить с ней...»
Он вскрыл конверт и, не обращая внимания на Эдит, углубился в чтение.
«Дорогой Бандика!
Я два раза была у тебя в больнице, но оба раза ты спал и мне не удалось с тобой поговорить. А затем обстоятельства сложились так, что я должна была уехать. Прежде чем объяснить причину моего столь поспешного отъезда, я бы хотела кое-что сказать тебе. Я всегда была с тобой откровенна, потому что ты единственный человек на свете, которого я любила и люблю и мнением которого дорожила и дорожу. И мне будет очень больно и горько, если я потеряю твое доверие.
Так вот, дорогой Бандика, со всей ответственностью заявляю тебе, что в ту памятную ночь в Сомбатхее не произошло ничего такого, после чего ты мог бы разочароваться во мне. Миклош и пальцем до меня не дотронулся. Я не была близка с ним, хотя чувствую, что люблю его. Разумеется, он об этом не знает и даже не догадывается. Ты должен верить мне, ведь ты знаешь, как серьезно отношусь я к любви. Ну, об этом все.
Дорогой Бандика! Я решила уйти из дома. Эта мысль появилась у меня после похорон мамы и до сих пор не давала покоя, однако к окончательному решению я пришла только вчера вечером. Я сразу же собрала вещи и, не попрощавшись с отцом, уехала. Правда, незадолго до этого я предупредила его о своем решении, но он, по-видимому, воспринял мои слова как пустую угрозу. Не знаю, что он сказал или подумал, когда не нашел меня в номере, однако можешь себе представить... Я прекрасно понимаю, что мне придется нелегко, но я все хорошо обдумала и надеюсь, что у меня хватит сил выдержать до конца. Сейчас я, как никогда, полна решимости осуществить свое намерение и — не смейся, пожалуйста! — с нетерпением и волнением ожидаю завтрашнего дня. Если я не смогу жить по-новому, то очень разочаруюсь в себе.
Из дома я ухожу потому, что не могу больше жить под одной крышей с отцом, тем более сейчас, когда нет мамы. Любая вещь напоминает мне о ней, и тогда я начинаю думать о том, что она могла бы еще жить и жить. Кроме того, приходится ежедневно встречаться с отцом, который, собственно, и свел маму в могилу. Я ненавижу его, и поскольку не умею, да и не хочу лгать, то просто боюсь, что не смогу дальше скрывать свою ненависть.
Банди, не знаю, как ты отнесешься к моему решению, но надеюсь, что ты одобришь мой шаг. Когда мы встретимся, я тебе расскажу кое-что о любовных похождениях нашего папочки, чего ты, видимо, не знаешь. Это обстоятельство также подтолкнуло меня к принятию окончательного решения.
Заканчиваю на этом свое письмо, так как скоро подойдет поезд, а мне нужно успеть передать его тебе в больницу. На первых порах я поживу у Терезы Герваи. Желаю тебе скорейшего выздоровления. Крепко целую. Твоя сестра Жо».
Письмо сестры расстроило Эндре, который, как никто другой, понимал Жоку. Люди вряд ли одобрят ее поступок, начнут гадать о причинах ее разрыва с отцом, сплетничать, а все дело в том, что Жока хочет жить честно, ну а для этого ей необходимо было уйти из дома.
Эндре решил сегодня же написать сестре, чтобы хоть как-то подбодрить ее. Однако сесть за письмо сразу ему не удалось, так как после обеда пришел отец и попросил медсестру никого не впускать в палату до тех пор, пока он не закончит беседу с сыном.
По лицу Варьяша было заметно, что он провел бессонную ночь: отечные мешки под глазами увеличились, морщины залегли глубже, да и сам он казался каким-то надломленным. Войдя в палату, он поцеловал сына, чем немало удивил его. Эндре уже не помнил, когда отец делал это в последний раз.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил отец с теплотой в голосе и, немного сдвинув одеяло, присел на краешек постели.
