Ч.-Ч. Позволю себе возразить вам, ваше величество. Народу-то не осталось, пипл да электорат. А пипл все схавает. Для того и придуманы политические технологии. Рейтинг у вас сейчас всего три процента…
Б. Опять туманцу подпустил. У меня рейтинг постоянный — сорок градусов. Так или не так?
Ч.-Ч. Не так, ваше величество. Если вам угодно, был такой американский полковник по фамилии Рейтинг. Подсчитывал, у кого из солдат больше скальпов. У кого больше, у того и рейтинг выше и тому новое звание. Так и повелось.
Б. А ведь верно (смеется) — чем больше царь или полководец отправит на тот свет, как ты выражаешься, пипла, тем, панимаш, он более великий, знаменитый и уважаемый.
Ч.-Ч. Я же говорю: пипл все схавает!
Б. Если даже, панимаш, открытым текстом объявить ему нашу национальную идею?
Ч.-Ч. Зачем же открытым? Зачем зря раздражать? Эта редакция национальной идеи для нас, для внутреннего пользования. А вам, дабы прослыть отцом нации, следует бросить в массы вопрос о том, что следует понимать под национальной идеей. Пусть спорят, ломают копья. А мы тем временем попытаемся войти хотя бы шестеркой в семерку.
Б. Не понял. Не знаю такого напитка. Есть три семерки, но не люблю.
Ч.-Ч. Не о тех семерках речь! А о клубе самых развитых стран.
Б. Ну, эт калашный ряд. Куда нам…
Ч.-Ч. Не говорите. Именно туда нам и надо. А чтобы туда приняли, надо уничтожить свои ракеты, подводные лодки, особенно атомные, порезать самолеты, особенно стратегические, отправить танки на переплавку. Только так можно доказать преданную любовь к Нью Голд Орде. И что чрезвычайно важно — умело осуществить приватизацию. Таким образом, чтобы фактически бесплатно ньюголдордынцам достались лакомые куски нашей собственности. Это будет гарантией необратимости назад, как уточняет великий Около-Бричко, реформ, но самое главное — нашей безопасности. Нью Голд Орда чуть что — или их студентов обидели, или неугодный строй создали — немедленно посылает авианосцы и высаживает морскую пехоту. А мы отстегнем им собственность. Пиплу по два виртуальных «Итиля», а золотордынцам — акции на нефть, газ, электроэнергию. Пусть только попробует кто-нибудь отыграть назад — костей не соберет. И мы будем на коне. И, как миленькие они нас с распростертыми объятьями и в семерку примут.
Б. Толян, эт тебе за океаном, панимаш, подсказали или сам до этого дошел?
Ч.-Ч. Разрешите не уточнять. Вы одобряете такой аспект национальной идеи?
Б. Целиком и полностью, а сверху еще и с присыпкой!
Ч.-Ч. Теперь о рейтинге. Пипл обожает маленькие победоносные войны. Накануне выборов можно было бы навести конституционный порядок в Чикерии. Как утверждает лучший министр обороны всех времен и народов полка десантников достаточно, чтобы там все разбежались. Ваш рейтинг пойдет вверх, электорат всегда проголосует за победителя.
Б. Стало быть, немножко чикерийских скальпов, мне за пояс заткнуть?
Ч.-Ч. Об этом и речь. На большее наши вооруженные силы сегодня не способны.
Б. А не повернут штыки не на Чикерию, а на Кремль? Тут, панимаш, подумать надо (натужно стонет). Вообще-то, знаешь, в чем состоит наша национальная идея? Не проходить мимо того, что плохо лежит. Красть — вот наша национальная идея. Воровать — вообще-то не царское дело. Может быть, ханское или хамское…
Ч.-Ч. Но ведь можно приватизировать. И не вам, а членам вашей семьи.
«Тебе не спросилися!» — с раздражением подумал хозяин, и аппаратура подслушивания зафиксировала всплеск его мыслительной активности и расшифровала ее смысл.
Б. Ну вот ты ее член. Скажи-ка, сколько уже наворовал, а?
Ч.-Ч. Ваше величество, зачем же на личности переходить?
Б. Ладно, не будем переходить. Иди, а то, панимаш, подперло. Да, чуть не забыл. Вчерась друг Шельмут приехал в Сэрай к другу Убиллу в гости. И позвонили мне. Друг Убилло Клиторн говорит, что у них ливни да смерчи. Так ты, панимаш, дай команду всем в Кремле из солидарности с народом и руководством Нью Голд Орды под зонтиками сидеть. Раскрытыми, панимаш, зонтиками. И я сиводни никого без зонтика принимать не стану. Беги!
В этот момент челядь оглушило. Удар в микрофоны был такой силы, что в кабинетах даже запахло.
В тот же миг на водную гладь Малого Танаиса в районе Изюм-Кургана шлепнулся засохший березовый гриб и, покачиваясь на мелкой волне, неспешно поплыл к Танаису и Понту Эвксинскому.
Свернулось в нравственном смысле пространство и время. На эту страну опустились густые времена.
С этого момента события развивались по наихудшему варианту. Многим показалось, что Добро вообще исчезло с громадных просторов самой большой страны планеты. Не стало Чести, Совести, Порядочности, Достоинства, Целомудрия — отныне они воспринимались как ненужные пережитки недавнего прошлого. И вызывали лишь насмешки.
Пройдет совсем немного времени, и танки из пушек будут расстреливать бунтовщиков-парламентариев в Белом Доме, стены которого почернеют от пламени и дыма. А из великих независимых стран Балтии горячие девушки отправятся на Кавказ отстаивать суверенность Чикерии в качестве снайперш, прозванных белыми колготками. Немало из них будут пойманы, получат в награду по гранате Ф-1. С выдернутой чекой, в пылающие неуемной страстью прибалтийские влагалища.
Новая кавказская война открылась как старая рана. Кровоточащая на десятилетия.
Старший лейтенант Триконь был неприятно поражен просторностью подвальных помещений шарашенского НКВД. Узилище занимало по крайней мере треть города. Его таскали из кабинета в кабинет, допрашивали, били и тут же склоняли перейти к ним на службу. Однако он был непреклонен, да подполковник Семиволос в сеансах связи рекомендовал не сдаваться.
В подземный Шарашенск просочились слухи о восстании в Москве — появилась надежда на то, что с падением режима в России ньюголдордынским марионеткам не удержаться и в бывших союзных республиках. Исчезнут, как кошмарное наваждение.
Но однажды надзиратели принесли в камеры видеомагнитофоны с записью расстрела российского парламента. Чтобы неповадно было ерепениться — так расценили пропагандистскую акцию узники. И в тот же день конвейерным методом заработала «тройка»: три минуты разбирательства и Василий Филимонович получил двадцать пять лет колонии строгого режима за шпионаж в пользу иностранного государства и измену Ошараш-Ишеварнадии. Племянника Романа стремительная «птица-тройка» лишила свободы за дезертирство всего на двенадцать лет, а кавказца-майора решила выслать как подданного иностранного государства. На самом же деле обратить в рабство и продать в Чикерию.
Настал день, когда дядю и племянника вместе с другими заключенными погрузили в «воронки» и привезли в барак на краю леса, окружающего довольно большое и красивое озеро. После мрачного и сырого подземелья место представлялось курортным — лес сосновый, берег песчаный, озеро с чистейшей и манящей в свои глубины водой. Не было бы только высокой ограды из колючей проволоки под напряжением, сторожевых вышек, сколоченных из новых, еще не обветрившихся досок. Как и караульных с пулеметами, как и надзирателей с резиновыми палками-демократизаторами, которые пускались в дело, если узники, по их мнению, без энтузиазма и вдохновения работали.
Если еще иметь в виду, что в подземелье они мыли водочные бутылки с шести утра и до десяти вечера, то здесь действительно был курорт. Там помещение для мытья с черным осклизлым потолком, с которого капало, располагалось рядом с узилищем. По утрам, когда заключенные приступали к работе, их поджидали горы грязных бутылок в пластмассовых ящиках. В душном влажном воздухе чувствовалась бензиновая гарь — ящики завозили сюда грузовиками, а «чистую» посуду увозили электрокарами, из чего сделали вывод, что разлив водки производился здесь же. Кроме того, поговаривали, что где-то в этих подземельях женщины-заключенные выпускают «лечебно-столовую» минералку, точнее, умиралку, знаменитой марки Шарашенская — попросту пластмассовые бутылки наливают водой из речки Шарашки, добавляя в нее соли, соды и углекислого газа.
Невольники загружали бутылки в огромные чаны, где в чудовищно грязной воде отмокали наклейки. Потом бутылки вылавливали сачками из проволоки, вручную счищали остатки клея, ополаскивали холодной водой. К концу смены руки разбухали, за ночь не успевали восстанавливаться, поэтому после нескольких дней работы начинали болеть кости.
Бывший лучший участковый лучшего отделения милиции эти тяготы, как и положено по уставу, переносил стойко. Застуженные в холодной воде кости болели все сильнее и сильнее, лишали сна. Ему было тяжко, но не так как племяшу Ромке — от побоев и сырости у него открылась рана на спине. Но, не взирая на это, тюремщики садистски угощали его демократизаторами. Однажды Ромка упал от ударов на пол и потерял сознание. Василий Филимонович бросился к нему, поднимал и укладывал племянника на пустые ящики под градом ударов. Особенно старался бывший сержант, с которым он дрался за теплицу в Больших Синяках. Теперь он стал майором, командовал тюремщиками.
