Водитель между тем решил представиться.
— Меня зовут Михаил. А вас?
— Майя.
И он принялся рассказывать ей старый анекдот. Майя чуть не взвыла. Тоскливым взором она посмотрела в окно, на далекое вечернее небо. Если бы у нее были крылья, она улетела бы отсюда далеко-далеко… Майя хлопала дверью, выпархивала наружу, поправляла растрепавшиеся на ветру волосы… И очень напоминала мотылька, бьющегося о стекло…
Но после третьего анекдота она улыбнулась, а над четвертым засмеялась. Миша вел себя так, словно никакой пробки вокруг них и не было. Он не ругался и не нервничал, не смотрел на часы… Напротив, казалось, что ситуация доставляет ему настоящее удовольствие. Через час Майя заинтересованно слушала рассказ об археологической экспедиции, в которой побывал собеседник, а в конце второго сидела рядом с ним на переднем сиденье и хрустела чипсами, которые Михаил достал из бардачка. Что-то случилось с ней. Ей стало интересно. Более того, уши, которые показались ей в первую минуту знакомства вызывающе оттопыренными, начали выглядеть так мило… Футболка, которая еще недавно как-то дисгармонировала с ухоженным салоном машины, сделалась такой симпатичной… Взгляд Миши выявился вовсе не нахальным, а добрым и притягательным… Первый раз в жизни Майя общалась с кем-то целых два часа и пятнадцать минут. Можно сказать, что, с ее точки зрения, это была вечность.
Нужно ли говорить, что в Крым Майя отправилась с женихом. Знакомые и друзья не переставали удивляться, каким образом неторопливый и основательный Михаил мог понравиться стремительной, порхающей Майе. Но признавали, что союз оказался красивым и гармоничным. Остается добавить, что все в мире имеет свой прекрасный тайный смысл. Даже кошмарные пробки в центре города.
Сюжет для небольшого скандала
Ларочка плакала. Она плакала так, что у Романа разрывалось сердце.
— Ну что с тобой? Детка, скажи, что случилось?
Обожаемая женщина посмотрела на него взглядом актрисы немого кино. Сходство усиливали черные разводы вокруг глаз от потекшей туши…
— Любимый, нам надо расстаться, — произнесла она нежно, но твердо.
— Как расстаться, детка? — обалдел Рома. Еще бы! Неделю назад они поженились. Только что он приехал из конторы, где закончил основные дела. И, проезжая по жаркому, душному городу, счастливо думал, что вот уже через сутки они отправятся в свадебное путешествие. Прикрывая глаза, Рома представлял себе море, белый корабль, а потом бирюзовые лагуны и пальмы. Ларочку в белом купальнике и прозрачном парео на берегу… Уединенное бунгало… Объятия, поцелуи… Хотя поцелуи можно и не откладывать.
С этим намерением Роман влетел в квартиру. И обнаружил Ларочку всю в слезах. Вот уже почти час он пытался выяснить, что случилось. Но Лариса только твердила, что все очень плохо и что она наконец все поняла…
— Ларочка, может быть, я тебя чем-то обидел? — мучился Рома. — Ты права. Я уже два дня не дарил тебе цветы. Я говорил тебе мало ласковых слов… Но все можно исправить!
— Поздно, милый… Отпусти меня…
Роман перебирал в памяти все свои поступки, все действия. И наконец вспомнил.
— Ты обиделась, что вчера мы с ребятами посидели в баре? Но я же пришел домой не поздно!
Лара перестала всхлипывать.
— А ты сказал мне, что у вас совещание!
Да, действительно, он так сказал.
— И чем же вы там занимались? Пили? С девушками развлекались?
— Ларочка! Я же был совершенно трезвый. И какие могут быть девушки! Ты же знаешь, что я думаю только о тебе!
— Ах, милый теперь уже все равно… Жизнь — страшная вещь. Вот мы расстанемся, и ты будешь свободен. Сможешь сидеть в барах сколько угодно… — И Лара снова заплакала. Слезы стекали по лицу и капали на стол.
Роман задумался. Такую бурю эмоций могло вызвать что-то очень серьезное. И вдруг его осенило! Лариса узнала про Дашу.
— Ларочка, тебе не стоит принимать это близко к сердцу. Все давно кончено.
— В каком смысле давно кончено? — проявила интерес Лариса.
— В том смысле, что я с ней не виделся с мая.
Взгляд Ларисы оживился.
— Ты не видел ее с мая? То есть с того времени, как я уезжала к маме?
— Конечно. Мы поговорили. Все выяснили. И — привет! — Роман почувствовал облегчение. Любимая все поняла.
Лариса медленно встала.
— То есть… ты хочешь сказать, что до этого ты с ней встречался?
Ромочка заподозрил неладное.
— Лариса! Конечно, я с ней встречался. Мы же работали над проектом. Даша — отличный специалист.
— Так ты, выходит, встречался с какой-то Дашей, когда у тебя уже была я?
— Девочка моя! Ну, были у меня какие-то небольшие увлечения, как у всех мужчин…
— Интересно! — окончательно пришла в себя Лариса. — Увлечения! Значит, когда ты за мной бегал как собачка, у тебя были параллельные увлечения?
Роману не понравилось сравнение с собачкой.
— Я не бегал за тобой как собачка. Я спокойно ухаживал. Ты же первая начала на меня смотреть так…
— Как это я начала на тебя смотреть? Ты просто изнурил меня своими приставаниями! Проходу не давал! Вот я и смотрела, чтобы ты отвязался.
Ромочка налил себе холодной минералки, выпил целый стакан.
— Ты хотела, чтобы я отвязался? А зачем же тогда сама меня в гости пригласила?
Лариса взвилась:
— Да я тебя пригласила, чтобы Игорь приревновал!
Роман побледнел.
— Это тот плюгавый тип с тупыми анекдотами?
— И ничего он не плюгавый. Если хочешь знать, он веселый и спокойный. В отличие от тебя.
— Даша тоже выгодно отличается от тебя…
Лариса разбила первую тарелку.
Через пару часов семейной разборки осколками посуды был усыпан весь дом. В ходе беседы всплыли имена некой Маши и какого-то Тимофея. Обсуждены склонность Роминого дедушки по материнской линии к нездоровому образу жизни и неврозы Ларисиной тети. Состоялись звонки родителям с известием о немедленном разводе. Дважды молодожены подвергали пытке любимую кошку, пытаясь ее поделить. Складывались чемоданы: сначала немедленно хотела уйти Лара, потом уходил Рома. И в первом, и во втором случае чемоданы почему-то раскрывались и содержимое вываливалось на пол…
Устав от длительной трагедии, Рома налил себе окрошки. Лариса сначала завистливо глядела на него, потом пристроилась с тарелкой рядом. Поели и в полном молчании принялись за уборку помещения. Лариса раскраснелась и даже начала напевать что-то. Она была сейчас такая хорошенькая, что Роман не выдержал и обнял ее. Жена прижалась к его груди и тихо вздохнула. Поцелуй был долгим и жарким.
Значительно позже, лежа в полудреме, Роман вдруг вспомнил:
— Лара! А чего ты днем плакала? Что произошло-то?
— Не знаю… Настроение плохое было. Еще с утра.
— Но от чего?
— Да я и не помню. Жизнь показалась такой мрачной…
— Да с чего? По телевизору что увидела или сон приснился?
— Ой! Вспомнила! Знаешь, я проснулась. Обрадовалась, что завтра будем на море. Пошла принять душ. Смотрю, на носу прыщик. Кошмарный такой. Ужас! Нам ехать, все такое красивое будет вокруг — море, пальмы… А я с прыщом на носу. Прямо жить не захотелось.
И сказав это, Лариса уснула. А Рома еще долго ворочался и вздыхал, размышляя о загадочной женской душе.
Степан Васильчиков влюбился. Красивый, воспитанный и элегантный, как сицилийский мафиози, он скромно трудился в преподавательской должности одного из гуманитарных вузов и не помышлял о безумных страстях. В свободное время он предавался таким недорогим удовольствиям, как просмотр элитарного кино и выезд на дачный участок.
И тут грянула любовь. Грянула она в прямом смысле разухабистой музычкой из приемника такси. Известно, что во всех машинах нашего отечества звучит то, что ныне гордо именуется шансоном. После вступления на трех аккордах Степан услышал удивительный голос. Мягкий, хрипловатый, тоскливый и веселый одновременно. С неподражаемым шармом певица выводила: «А я девчонкой гордою была, на шконке я три года провела и за любовь свою платила…» А после этого диджей объявил: «Вы прослушали неподражаемую Мусю Отморозкину». И с этой минуты почитатель Шумана, любитель Свиридова и завсегдатай консерваторских вечеров лихорадочно крутил настройку приемника в поисках удивительного голоса прелестной Отморозкиной. Родители Васильчикова с ужасом обнаружили, что их сын сходит с ума: из его комнаты доносилось то «Финка блеснула в лунных лучах…», то «Все пересылки да пересылки — долог этапами путь…»
— Степушка! — упрашивала мама влюбленного сына. — Не слушай ты этот кошмар, поставь Брамса!
Но Степан тяжело вздыхал и вновь ставил диск с волшебным голосом, купленный где-то на раскладке. И вновь из-за стены доносилось: «Пацанка мента полюбила и всю свою хевру сдала…»