Джонатан сел на поезд и вернулся в Гринвич.
Дома у Клер он минут двадцать неподвижно стоял под душем, опустошенный сменой часовых поясов, нехваткой сна и обуревавшими его противоречивыми чувствами.
Три часа дня. Он позвонил в Сан-Франциско и долго разговаривал со своим сыном. Чарли никак не мог понять, почему в канун Рождества папа находился так далеко. Но, к счастью, рядом с мальчиком был Маркус. Он, как мог, старался играть роль отца. Роль, которую Джонатан сыграть был не в состоянии.
Разговор с сыном усилил и без того жуткую печаль Джонатана. Чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество, он надел куртку и спустился в ближайшее кафе, расположенное на Макдугал-стрит. Он надеялся, что добрая доза кофеина подбросит ему какую-нибудь свежую идею. На мгновение образы воссоединившейся семьи промелькнули в его голове наподобие слайд-шоу. Воспоминания о Чарли и Франческе, когда они еще были вместе, подействовали на него ободряюще. Признание бывшей жены избавило Джонатана от страданий, терзавших его на протяжении двух лет, страданий, из-за которых он потерял не только друзей, но и самого себя.
Теперь же у него появилась возможность вернуть прежнюю жизнь. Не это ли и было тем, о чем он всегда мечтал? Через два часа он уже мог улететь в Калифорнию, взять Чарли и вместе поехать к Франческе праздновать Рождество.
Это была заманчивая перспектива. Он вспомнил фразу, которую как-то произнес один из его коллег: «Дерево без корней — это просто большое полено». Джонатану необходима была почва под ногами. Маделин права: их история не имеет под собой никакого фундамента. И все же…
И все же он не мог просто так внять голосу разума. Эта женщина вошла в его жизнь и отравила ее ядом непереносимой утраты.
Совершенно машинально Джонатан достал из кармана ручку и, повинуясь какому-то внезапному порыву, начал писать прямо на бумажной скатерти. Спустя три минуты он осознал, что только что записал новый рецепт и вдохновил его на это не кто иной, как Маделин: пирожное с фиалково-розовым кремом на тончайшем слоеном тесте с цедрой из сладких тунисских апельсинов. Джонатан был, мягко говоря, удивлен. В течение двух лет он все никак не мог включить свое воображение и не придумал ни одного блюда. Но сегодня плотина рухнула, и любовь снова принесла ему долгожданное вдохновение.
А с вдохновением к нему вдруг вернулись спокойствие, вера в собственные силы и светлое будущее. Почему бы ему не открыть в Нью-Йорке свой ресторан, а при нем — небольшую поварскую школу? Наконец-то хоть одна осмысленная идея.
Он совершил достаточно ошибок и наступать на одни и те же грабли не собирался. Хватит с него ярмарок тщеславия, погони за славой и медийных софитов. Воображение рисовало ему картину стильного заведения с оригинальными запоминающимися блюдами, но без лишней помпы. К черту хрустальные бокалы и фарфоровую посуду, изготовленную на заказ лучшими дизайнерами. Никогда больше он не станет лепить свое имя на пачки с полуфабрикатами в супермаркетах. Отныне он будет работать как вольный художник, преследуя лишь одну цель: радоваться и радовать окружающих.
Когда он вышел из кафе, в сердце его брезжил лучик надежды. Впрочем, он знал, что будущее его полностью зависит от того, будет ли Элис Диксон жива. Где бы он был сейчас, не повстречайся с ней случайно на дороге? Известно где: под землей, в гробу, в глубокой яме. Он был обязан ей жизнью: это был его самый большой долг. Долг крови, который он решил вернуть.
* * *
Шесть часов вечера. Образ несчастной Элис все не выходил у него из головы. Все было словно в тумане. Он пытался припомнить ее последние слова, но тщетно. Джонатан дошел до 20-й улицы. Смеркалось. Несмотря на страшный мороз, он продолжал слоняться по улицам, размышляя о невероятной судьбе этой юной девушки. О жизни, которую она воспринимала как бесконечную борьбу. О несгибаемом характере, который позволил ей избавиться от цепей своего существования и начать новую жизнь с чистого листа. С самого малого возраста все проблемы она решала сама. Рядом с ней не было ни семьи, ни друзей. И всякий раз она выбирала для себя самый трудный путь, заключавшийся в том, чтобы не быть посредственностью и не просить помощи у неудачников и тупиц. Такое под силу даже не всякому взрослому — что уж говорить о тринадцатилетнем подростке…
Вскоре он добрался до восточной части района Челси. Было уже совсем темно. В свете фонарей плясали одинокие серебристые снежинки. Не в силах больше противиться страшному холоду, Джонатан толкнул дверь в знаменитый коктейльный бар «Лайф энд Дес»[56] и вошел внутрь. Легкая ненавязчивая музыка доносилась из каждого угла помещения. Джонатан не очень любил подобные заведения, но атмосфера и посетители заставили его почувствовать себя куда менее одиноким. Что же до музыки, то она создавала вокруг него некий пузырь, который, как ни странно, располагал к сложным мыслительным процессам. Элис… Он должен был сосредоточиться на Элис…
Интуиция подсказывала ему, что расследование Блайт Блейк и Маделин зашло в тупик. Он же, со своей стороны, не располагал никакими специальными средствами. У него были лишь мозги. Алкоголь обжег ему желудок, но обострил чувства. Он заказал себе еще стаканчик, чтобы поддержать в тонусе эмоциональное восприятие. Будучи личностью творческой, он всегда придерживался этой точки зрения: мозги должны работать в тандеме с внутренними ощущениями. Мало-помалу преграды в его памяти рассеялись, и содержание видеопленки всплыло на поверхность: лихорадочно блестящие глаза девочки-подростка, полубезумный вид, грязный подвал, наручники на запястьях, прерывистый голос и те самые слова:
Save me, Dad! Change your testimony, please! And we'll be together again. Right, Dad?
Он попытался освободить свое сознание и полностью слиться с личностью Элис. Ужас, отображенный на ее лице, не был притворным, но в глазах ее застыла немая напряженность, словно она ждала чего-то… Несмотря на страх, девушка не утратила живости ума. Как если бы она не просто искала сочувствия, но… пыталась передать послание…
Нет, это было просто невозможно. Ей должны были дать текст или по меньшей мере четкие инструкции, что и как говорить. Как можно что-либо сымпровизировать, имея в распоряжении лишь пару фраз?
И все же Джонатан взял картонную подставку для коктейля и написал на ней четыре предложения:
Save me, Dad!
Change your testimony, please!
And we'll be together again.
Right, Dad?
Так, и что теперь? По словам Дэнни, девочка полностью осознавала тот риск, на который шла. Она знала, что ее похититель, вероятно, работал по заказу мексиканского картеля. Так что речь идет не о личности злодея, а скорее о месте, где ее держат, либо о том, как с ней связаться. Если только…
Это было что-то похожее на ослепительную вспышку. Джонатан схватил ручку и обвел первые буквы в каждом предложении:
Save me, Dad!
Change your testimony, please!
And we'll be together again.
Right, Dad?
Выписанные одна за другой, заглавные буквы складывались в слово SCAR.
По-английски это значит — «шрам»…
Существует момент, когда у смерти есть все карты и она разом кроет четырех тузов на столе.
Кристиан Бобен
Вильямсбург
«Макондо-мотор-клаб»
23.00
В лофте над гаражом царило обманчивое спокойствие. Сидя перед ноутбуком, Блайт и Маделин анализировали полученные данные. Чуть поодаль перед окном застыл Дэнни и нервно курил сигарету за сигаретой. Два спецагента стояли на страже: один занял место возле двери, второй — под непрекращающимся снегопадом патрулировал местность вокруг гаража.
Едва заметный металлический писк возвестил Маделин о полученной эсэмэске.
Она бросила беглый взгляд на экран мобильника:
Я знаю, кто похитил Элис!
Приходи в «Лайф энд Дес» на углу 10-й и 20-й улиц.
Приходи ОДНА. И НИКОМУ ОБ ЭТОМ НЕ РАССКАЗЫВАЙ.
Джонатан
Поначалу она не поверила и решила, что это какая-то уловка Джонатана, предлог, чтобы с ней встретиться.
Но он никогда бы так не поступил…
Может, он действительно что-то разузнал? Почему же тогда просто не позвонил? Почему пригласил ее в какой-то бар?
— Одолжишь мне машину, Дэнни?
— Ты уходишь?
— Мне нужно по делу, — заявила она, натягивая кожаную крутку.
Она подхватила рюкзак с ноутбуком Джонатана внутри и спустилась с Дэнни по металлической лестнице. Под пристальным взглядом охранника они пересекли ангар и подошли к скопищу коллекционных автомобилей.
— Вот она, — Дэнни указал ей на красный «Понтиак» 1964 года выпуска.
