– Возьмите. Мне они все равно не нравятся.
– А как же вы? Если я возьму ваши сапоги, тогда вам придется идти босиком по снегу.
– Не волнуйтесь. Он понесет меня на руках. Если понадобится – через весь город.
Парень улыбнулся. Девушка снова выпучила глаза.
– Вот, надевайте. – Она протянула Джорджи сапоги. – Он вбил себе в голову, что вы – наша рождественская миссия. Если мы вам не поможем, он никогда не получит свои крылья.
Джорджи взяла сапоги. Угги. Кажется, ее размер.
Она сбросила балетки из лакированной кожи. Подарок Сета на день рождения. Наверняка туфли стоили изрядных денег. Сет всегда дарил ей на Рождество что-нибудь из одежды, таким образом обновляя ее жалкий гардероб. Хорошо, что он не знал о ее лифчиках.
– Если хотите, возьмите мои туфли, – предложила девушке Джорджи.
Девушка нерешительно посмотрела на балетки.
– Мы здесь еще немного постоим, – сказал парень. – Если понадобится помощь, возвращайтесь.
Может, и понадобится, думала Джорджи, надевая угги. Если мой муж меня не узнает. Если моя свекровь здесь больше не живет. Если все, кого я знаю, либо еще не родились, либо уже умерли, потому что я нарушила ход времени…
– Спасибо вам обоим, – сказала она.
– С Рождеством! – поздравил ее парень.
– Будьте осторожны, – добавила его невеста. – Возможно, на дороге наледь.
– Спасибо.
Джорджи спрыгнула на снег и тут же схватилась за дверцу. Снег действительно был скользким.
На Рейнвуд-роуд еще никто не убирал снег. Джорджи вспомнила, что на этой улице нет даже тротуаров. Когда они с Нилом ходили за пиццей, то шли прямо по проезжей части.
Снег был ей почти по колено, и, чтобы идти, Джорджи высоко поднимала ноги. У нее мгновенно замерзли уши и веки, но через несколько минут щеки уже горели, а она сама обливалась потом.
Она никогда не представляла, что на улице может быть так холодно.
Зачем люди живут в местах с таким неблагоприятным климатом? Это лишь звучит романтично: смена времен года, снежная зима… В такую пору каждый выход из дома нужно бы приравнивать к подвигу.
Вокруг стояла такая тишина, что собственное дыхание казалось Джорджи раскатами грома. Она оглянулась, однако красного грузовичка не увидела. Вокруг – никаких признаков жизни. Легко было поверить, что она идет мимо домов, где давно уже никто не живет.
Глаза слезились. Джорджи убеждала себя, будто это от холода и от усталости, а вовсе не от скорой встречи с тем, что ждало или не ждало ее на вершине холма.
Нил вырос в кирпичном доме колониального стиля с круговым подъездом к переднему крыльцу. Его мать особенно гордилась этим обстоятельством. Через несколько месяцев после помолвки, когда Джорджи впервые приехала в Омаху, будущая свекровь сказала ей, что круговой подъезд был одной из причин, заставивших их с мужем купить именно этот дом.
«Я не понимаю смысла кругового подъезда», – призналась Джорджи Нилу, тайком пробравшись в его комнату (ее тогда на правах невесты разместили в цокольном этаже). Нил распластал ее возле стены, прямо под дипломом времен его пребывания в организации «Скаут-орел». «Такое ощущение, что у тебя под окнами идет дорога. Что в этом хорошего?» Вместо ответа Нил засопел и поддел носом воротник ее пижамы.
Джорджи шла по подъездной дорожке, нарушая картинную красоту заснеженного пространства.
Открыв внешнюю дверь, Джорджи постучалась во внутреннюю. Дверь открылась. В Омахе до сих пор не запирали двери. Изнутри доносились рождественская музыка и голоса. Она постучала еще раз, потом осторожно заглянула внутрь.
К ней так никто и не вышел. Джорджи тихонечко вошла в прихожую. Там пахло освежителем воздуха «Глейд» (яблоко с корицей) и еловой хвоей.
– Привет! – тихо произнесла Джорджи.
У нее дрожал голос. Она даже не догадалась отряхнуть сапоги от снега. Скоро на полу появятся лужицы. Ее не оставляло ощущение, что она вломилась в чужой дом.
– Привет! – чуть громче повторила Джорджи.
Дверь кухни приоткрылась, музыка зазвучала громче. Это была старая песня «Have Yourself a Merry Little Christmas». Из кухни вышел Нил. Их разделяло каких-нибудь десять футов.
Нил.
Волосы цвета молочного шоколада, бледная кожа, красный свитер, которого Джорджи никогда на нем не видела. И выражение на его лице, которое она тоже не видела прежде. Он словно ее не узнал.
Он остановился.
За его спиной взад-вперед раскачивалась кухонная дверь.
– Нил, – прошептала Джорджи.
Он открыл рот. Свой прекрасный рот с симметричными губами. Джорджи захотелось немедленно впиться в эти губы и целовать, целовать.
Но его брови были насуплены. Потом он закрыл рот, и на щеках задергались желваки.
– Нил!
Прошло пять секунд. Десять. Пятнадцать.
Нил, ее Нил был совсем рядом. В джинсах, синих носках и незнакомом свитере.
Счастлив ли он ее видеть? Узнал ли ее?
Дверь за его спиной снова открылась.
– Папа! А бабуля говорит…
В прихожую вошла Элис. У Джорджи подкосились колени.
Элис подпрыгнула. Совсем как дети в фильмах, когда они прыгают от радости.
– Мамочка! – завопила она и бросилась к Джорджи.
Мобильник, который Джорджи сжимала в руке, шлепнулся на пол.
– Мамочка! – снова крикнула Элис, раскидывая руки. – Ты наш рождественский подарок?
Джорджи крепко обняла дочь – наверное, даже слишком крепко, – покрывая лицо Элис поцелуями. Она не видела, но слышала, как дверь снова открылась. Раздалось громкое мяуканье Нуми, и теперь они обе висели на ней. Джорджи не заметила, как оказалась на коленях.
– Я скучала по вас, – говорила она в промежутках между поцелуями, ослепленная розовой кожей и светло-каштановыми волосами. – Я так по вас скучала.
Получив свою долю поцелуев, Элис хотела отойти, но Джорджи крепко обняла ее за плечи. Потом Нил поднял Элис в воздух и поставил на ноги.
– Папа, наша мамочка здесь. Ты удивлен?
Нил кивнул и таким же образом оторвал от Джорджи Нуми. Та протестующе замяукала.
Нил протянул руки. Джорджи обхватила их – такие теплые для ее замерзших пальцев. Нил помог ей встать. Он по-прежнему не улыбался, поэтому и Джорджи не улыбалась. По ее лицу текли слезы, но она старалась их не замечать.
– Ты здесь, – не разжимая губ, произнес он.
Джорджи кивнула.
Одна рука Нила легла на ее холодную щеку, другая – на подбородок. Нил притянул ее к себе.
Облегчение, испытанное ею, пронзило ее насквозь.
Нил.
Нил, Нил, Нил.
Джорджи коснулась его плеч, потом волос, все таких же жестких. Она потрогала верхушки его ушей, потерла их пальцами.
Она не помнила, когда они в последний раз вот так целовались. Возможно, никогда. Никто из них еще не падал с обрыва в пропасть.
– Ты здесь, – снова сказал он.
Джорджи кивнула, подойдя к нему вплотную.
Она была здесь. И это ничего не исправило. Ничего не изменило.
У нее по-прежнему была ее работа. Возможно, сохранялся даже шанс перенести встречу с Махером Джафари. Пусть это решает Сет. Или не решает. Джорджи не приняла никакого настоящего решения…
Она была здесь. С Нилом… что бы это ни значило для ее карьеры.
Он целовал ее так, как будто бы точно знал, кто она. Он целовал ее так, будто бы ждал ее пятнадцать лет.
Элис и Нуми крутились рядом, обнимая родителей за ноги.
Где-то поблизости лаяла собака. Мать Нила говорила, что теперь за столом будет на одного человека больше.
– Ты здесь, – в третий раз сказал Нил.
Джорджи кивнула. Она держала его за уши, не давая отстраниться.
Нил подъехал к дому Джорджи и заглушил двигатель «сатурна». Голова сама собой клонилась вперед. Нил уперся лбом в рулевое колесо. Только еще не хватало ему сейчас уснуть.
Это было бы настоящим рождественским сюрпризом. Джорджи постучала бы ему в окошко и спросила бы, собирается ли он освобождать проезд.
Нил рывком поднял голову.
Давай, Нил. Ты это сможешь. Не исключено, что она скажет «нет», но ты хотя бы ее спросишь.
Он старался не думать, когда в последний раз задавал этот вопрос. Он тогда заранее знал, что Дон скажет «да», и очень хотел услышать от нее «нет».
Если бы на этой неделе он вторично ее спросил, Дон снова сказала бы «да». Нил в этом не сомневался.
Он видел всю их дальнейшую жизнь. Свадьбу. Брак. Годы совместной жизни. Жизни очень приятной и предсказуемой. Как фильм, который не нужно досматривать до конца, поскольку и так все ясно.
А что касалось Джорджи, он не мог предсказать ее поведения даже в течение ближайших десяти минут. Особенно сегодня. Ближайшие десять минут… Она вполне могла сказать «нет». Всю неделю она звонила ему, фактически убеждая бросить ее.
Но все ее доводы действовали на него с точностью до наоборот. Он никак не мог ее бросить.
Даже за полторы тысячи миль, даже в телефонных разговорах Джорджи была живее, чем все остальные люди в его жизни.
