— Иногда мне хочется отсюда уехать, — призналась она и провела пальцем по маслянистой поверхности воды. — Слишком много от города в этом месте. Думаю, в Голливуде иначе, впрочем, как там сейчас, даже не знаю…
Она потерла глаза и повернула лицо к Алексу. Улыбнулась точь-в-точь как в фильме — когда служащая Армии спасения предложила Мэй Лин тарелку куриного супа.
— Вот мы и встретились, и ты все знаешь. И я оказалась вовсе не такой. Просто словоохотливая старушонка с кучей проблем. Должно быть, вас постигло ужасное разочарование, мистер Тандем…
— Ничуть. Ничего подобного.
Она показала на желтые резиновые перчатки на полке, и Алекс подал их ей.
— Спасибо, но тебе можно руки не мочить. «Дорогая Китти! Она не ждала ничего, кроме хорошей погоды и когда все это кончится. Ей хотелось уйти достойно, словно поставить точку в хорошей фразе. Ваш, Алекс Ли Тандем». Эти строки я запомнила — такие они славные. Но знаешь, Алекс, не сочти за невежливость, однако меня слегка беспокоят твои письма. Почему ты их писал? Ты ведь слишком юн, чтобы помнить мой последний фильм, не говоря о первом. Думаю, — игриво прошептала она, — тут дело в недостатке женского внимания к тебе, если ты так интересуешься древней историей. Или подружки у тебя нет, или она тебе не совсем подходит. Чего-то тебе не хватает. Думаю, все дело в этом.
— Почему бы вам не уехать, если вы этого хотите? — горячо спросил Алекс. — Если Макс вас здесь обложил со всех сторон? Если вам здесь дышать нечем? — Он взял у нее мокрую чашку. — У вас в Европе полным-полно фанов. Я бы помог организовать…
— Оставить это или выбросить? — спросила подошедшая Хани с остатками залитого молоком бисквита на тарелке.
Китти поманила ее пальцем и осмотрела бисквит.
— Пусть Люсия попробует. Вот сюда положи, видишь? В эту миску. Эта миска веджвудского фарфора, но что поделаешь? Она такая привереда, моя Люсия. Только благодаря ей чувствую себя здесь как дома. Знаете, дорогая, у меня вы можете совершенно спокойно снять ваши перчатки.
— Но почему вы не уезжаете? — не успокаивался Алекс. — Вы… вы так располагающе выглядите. Кто бы вас ни увидел, подумает, что уже где-то встречал, такое у вас дружелюбное, симпатичное лицо. И вы ужас какая высокая. Это как бы довесок. Американцы все такие высокие. Не то от рождения, не то растут как-то по-другому. Или то и другое вместе. Можно организовать кинофестиваль. Или турне по Европе. Париж, Венеция, Лондон…
Он вдруг разнервничался, разозлился, и его голос переполнял маленькую комнату. Хани выразительно на него посмотрела и показала на международном языке жестов (ткнула указательным пальцем в горло), чтобы он сбавил тон, но Алекс демонстративно отвернулся. Его раздражала неспособность Китти постоять за себя, за свою популярность. Всех Собирателей отличает такая чудаковатость: сегодня они на все готовые рабы своих кумиров, а завтра уже жалеют об этом и занимаются самобичеванием.
Китти закончила мыть чашки. Протянула руки в резиновых перчатках Алексу. Он, не говоря ни слова, их снял, словно прислуживал ей двадцать лет.
— У меня нет денег, — просто сказала она. — Арендную плату за эту квартиру контролирует государство. И с кем я поеду? Макс ни за что не согласится. За всю свою жизнь ни разу из этой страны не выезжал. Ну что, посуду всю вымыли, да? Что теперь? А, знаю — ты человек молодой и, наверное, поможешь мне разобраться с компьютером, пока я окончательно не сошла с ума.
Они прошли в спальню. Хани извинилась и отправилась в ванную, Алексу же предложили сесть за стол. Когда мягкая грудь наклонившейся Китти слегка натянула ткань ее рубашки, рядом с его лицом, им на пару секунд овладели грешные мысли. Она показала на клавишу, которая не срабатывала. Постучала по ней. Алекс взялся за мышку. В туалете спустили воду. Раздался звонок в дверь.
— Это Макс! — воскликнула Китти, посмотрев в окно. — Но… ох… это прозвучит смешно, но я не могу его остановить, потому что у него есть свой ключ.
— Ну и хорошо. Хочу с ним поговорить.
— Нет, нет, нет… подожди… хотя да, о’кей — он же тебя не знает. Скажу, что ты пришел по поводу моего компьютера. Отличная идея! А вы сейчас познакомитесь с Люсией. Это правда большая честь.
Короток век нашего счастья!
Алекс едва успел увидеть Люсию сбоку, она только-только ступила в гостиную, как Макс подхватил ее с пола, словно ей угрожала смертельная опасность, и собачке оставалось только судорожно извиваться в его руках, а сам он завопил, воздев кверху свои забавные кулачки:
— Слушай меня! Стой на месте! Я не шучу. В любом случае, сколько ты уже тут торчишь? Ворвался силком? Как узнал адрес?
— О, Макс, что ты все так усложняешь — прошу тебя, перестань так кричать, Макс, подожди секунду, ты даже не знаешь, кто это — он пришел посмотреть мой компьютер, мне ничто не угрожает, Макс, я на самом деле прошу прощения, но не понимаю, что тебе в нем не…
Из ванной, качая бедрами, вышла Хани.
— У меня все в поряд… О-ох!
— А вот и она! — победительно вскрикнул Краузер. — Бонни и Клайд. Слушай, я этих чуваков знаю. Пройдохи еще те.
Перепалка в четыре голоса продолжалась сначала в коридоре, потом в прихожей, затем на лестнице, в итальянском стиле, но никаких новых аргументов стороны предъявить друг другу не сумели и повторяли одни и те же доводы. Финал наступил на ступеньках крыльца.
1
— Очень, очень печально, Тандем, — изрек Лавлир. — Такое разочарование. Весьма рад, что не променял это на выслушивание того.
Он опустился поглубже в булькающую воду и принял самый безмятежный вид. Алекс поставил ноги повыше, на приступок, и съежился от холода. Солнце не просто садилось за горизонт. Оно как бы растворялось, меркло, и день угасал, прежде чем уступить место ночи. Недавно выпавший снег в городе ждала нелегкая судьба. Мостовые посыпаны песком, под ногами хлюпает грязь. Даже на крышах снежные континенты под напором теплого воздуха из вентиляционных шахт съежились до небольших островков. Внизу, на улицах, все давно затоптано. Миллионами таких маленьких людишек — капелька-живот и капелька-голова. Садятся в такси, шныряют туда-сюда. Все спешат домой, кроме одного Алекса.
— Тебе правда надо попробовать, приятель. Не лишай себя удовольствия, — заметил Доув, покрасневший как рак, но с легким оттенком синевы. — Сроду в такой ванне не купался.
— Это не какая-то несчастная ванна. — Лавлир схватился за края и приподнялся. — Это нечто божественное. Неправдоподобное. Настоящая нирвана. Волшебная чаша, в которой нет ни жары, ни холода. Температура всегда какая надо. Словно заново рождаешься.
— Я посмотрел письмо, которое ты мне дал, — сказал Алекс, приглаживая рукой волосы. — Почерк Краузера. Ясно как дважды два — не надо быть экспертом. Она должна обо всем узнать.
— Господи, Тандем, может, они оба в этом замешаны. Придумали аферу, чтобы тебя разжалобить да развести на бабки или еще что-то такое. Не знаю, и вообще меня это не колышет. Тут есть еще одна фишка, которая дурно попахивает — как она могла оказаться на мели, Тандем? Скажи: как? Ответь мне. Она же сидит на золотой жиле. Стоит ей только написать свое имя — и на нее валятся шесть тысяч долларов, прямо из воздуха падают.
Алекс думал о своем. А если прыгнуть с этой крыши на соседнюю, потом на следующую… если мое тело перелетит в Бруклин, а душа — в Нью-Джерси и дальше, в Англию, как моя истинная, по буддийским понятиям, сущность, узнает ли меня моя любимая? Осталась ли она прежней — с ее новым сердцем? Положит ли рядом с собой в койку? В офисном центре напротив темнокожая девушка, с бритой, как у Эстер, головой, только в деловом костюме, надела пальто и закрыла жалюзи. Все собираются домой, кроме Алекса.
— О’кей, зайдем с другой стороны, — не унимался Лавлир, в голову которому приходила одна абсурдная идея за другой. — Почему это Собиратели приходят к дому Китти Александер и не могут получить ее автографа? Разве это нормально? Почему бы не поговорить с ней о том о сем, не вспомнить что-нибудь из киношных дел, даже не украсть что-то у нее из дома — не думаю, что это так уж сложно…
— Пара пустяков, — заметил Иан. — Хотя бы из ванной. Мелочевку какую-нибудь.
— Совершенно верно, хотя я бы выбрал не ванную… И вернуться с чем-нибудь этаким, что убедит таких богобоязненных людей, как я и сэр Доув, в подлинности и достоверности… И самое последнее, просто супер, ты еще не переспал с Хани Смит, прошу прощения? Если у тебя ничего с ней не получается, значит, с тобой что-то не в порядке. Ты уж извини. То есть это ее работа. Она же знаменитая минетчица. И ты не попробовал? И разве можно после этого, — объявил Лавлир, театрально скрестив руки на груди, — считать тебя истинным Собирателем?
